Ротмистр Гордеев 2 (СИ) - Дашко Дмитрий
Орал в газетах он,
Что в Порт-Артуре он,
Так на параде он,
Ест русский круасан.
Что ест он и пьёт,
А круасан даёт
Под клюквою развесистой мужик.
Барон Такеда-сан
Потерял и честь, и срам.
Забыл про русский штык,
А штык бить супостата не отвык.
И бравый наш барон
Получил штык в афедрон.
Допрыгался наш бравый фанфарон.
Джентльменов пробило на ржач. Лондон от восторга даже кулаком по столу пристукивает. Джадсон утирает выступившие от хохота слёзы. Конан Дойл аплодирует, Черчилль усмехается, только Хорн кривится в какой-то кислой гримасе.
— Слова спиши, Николай Михалыч, — шепчет мне на ухо Гиляровкий, обнимая, — это же будет просто фурор. Вся Россия будет петь и хохотать.
— Прекрасное выступление, мистер Гордеев, — Хорн, пошатываясь, делает попытку подняться. — Но, мы сюда приехали ознакомится с боевым опытом вашего подразделения…
Откладываю гитару в сторону, опрокидываю в себя рюмку коньяка, памятуя прекрасный совет Шамхалова — чтобы не мучиться похмельем, заканчивать выпивку коньяком.
— Прошу, джентльмены. Всё, как говорят у нас в России, «na mazi».
[1] Канкрин имеет в виду повесть «Зов предков», на русский язык её переведут ещё только в 1905 году под названием «Дикая сила».
[2] В данном случае, один из самых фешенебельных ресторанов Москвы до 1917 года, открытый знаменитым бельгийским поваром Люсьеном Оливье, которому Россия обязана одноименным салатом
[3] «Хижина пота» (англ.)
[4] («Для меня ты самая красивая…»
Глава 19
Перед главной частью заставляю честную компанию выпить ещё раз, декламируя:
— Давай, дружок, на посошок!
«Pososhok» джентльменам заходит. Особенно достаётся Джеку Лондону — великий автор приключенческих романов и будущий создатель «Мартина Идена» еле стоит на ногах, но полон решимости посмотреть, как тренируется русская армия.
— Я должен это увидеть! — говорит он и тут же икает.
Папа Шерлока Холмса, будучи мужчиной крупным и, вдобавок, ирландцем по крови, лучше справляется с действием алкоголя. Однако и его выдаёт чуть покачивающаяся, похожая на морскую, походка.
Офицеры — и британец и американец — держатся бодрячком, чувствуется старая школа военных училищ, хотя буквально пару минут назад их нехило так штормило. Хорна, вообще думал — будет не поднять. А стоило ему лишь узнать, что его ждут дела, моментально очухался и стал трезв как стёклышко.
Профессионал, твою растудыть!
А Черчилль и вовсе выглядит так, словно не пил.
Он доверительно берёт меня за руку.
— Господин Гордеев, простите за бестактность, но я хотел бы задать вам один личный вопрос…
— Конечно, — благосклонно киваю я.
— Вы так уверенно меня опознали…
— Так вы всё-таки сэр Уинстон Черчилль? — перебиваю я.
— Да, но нахожусь тут инкогнито, и, надеюсь, оно не будет раскрыто до конца поездки. Скажите, вы видели мой портрет в газете?
С сомнением оглядываю его. На более привычных мне фотографиях будущий премьер-министр выглядел совершенно иначе: одутловатый, я бы даже сказал — обрюзгший мужчина с выпирающим брюхом и толстыми щеками. Сейчас он не такой: от былой юношеской стати (я видел его изображение времён молодости, когда он служил в гусарском полку и был поджарым и стройным) осталось немного, но сэру Уинстону ещё удаётся сохранять талию и причёску. Волосы он носит слегка зализанными назад, открывая высокий аристократический лоб.
— Не видел.
— Тогда… — он берёт долгую, почти театральную паузу, прежде чем продолжить:
— быть может вам довелось поучаствовать в бурской войне?
— Увы, ничего не могу сказать вам на сей счёт, — развожу руками.
— Вы связаны какой-то тайной? — допытывается Черчилль.
— Нет. Всё куда банальнее. Дело в том, что не так давно я получил серьёзное ранение. В итоге — амнезия, полная потеря памяти. Несмотря на лечение, она ко мне так и не вернулась…
Черчилля мой ответ как будто радует, с его души словно спадает тяжкий груз, а я вдруг — не знаю почему, но понимаю, что настоящий Гордеев действительно был на той войне, и что они с сэром Уинстоном каким-то образом пересекались во время боевых действий.
На секунду перед глазами возникает картина, подёрнутая дымкой: железнодорожные пути, мужчина в мундире цвета хаки, ползущий вдоль них, направленная на него винтовка и затравленный взгляд в ответ…
Твою дивизию! Это что получается — Гордеев ушёл добровольцем на англо-бурскую войну (в этом как раз нет ничего странного, симпатии русских были на стороне буров. К примеру, очень известный политик Гучков, создатель партии октябристов, тоже стал добровольно сражаться вместе с бурами против англичан) и умудрился взять в плен самого Черчилля?
А он хорош, этот настоящий Гордеев! Не просто офицер, а ещё и герой!
Вполне возможно, если бы не моё вселение в его тело, он бы погиб, а так, у нас с ним есть шанс исправить кое-что к лучшему в этом мире и в нашей стране!
Жаль, что его память не спешит приходить мне на помощь и лишь иногда, в очень редких случаях, даёт такие подсказки.
А может… Может мне всё это лишь показалось…
Стоит ли говорить сэру Уинстону, что я его таки узнал? Пожалуй, нет.
— Show must go on! — выпаливаю вдруг я, и Черчилль удивлённо моргает.
Мои бойцы заранее приготовили для почётных гостей что-то вроде помоста и навеса, на крышу которого уложили пучки соломы. Стулья тоже сколотили сами.
И теперь гости рассаживались как им было угодно.
Джек Лондон достаёт громоздкий фотоаппарат, устанавливает его на треноге. Остальные кладут перед собой блокноты и карандаши.
Я мысленно улыбаюсь про себя. Всё это время, пока ждали их приезда, бойцы усиленно готовились по тщательно разработанной программе. Её итогом должно было стать только одно — пшик, который увезут с собой иностранцы, вместо знаний.
— Что вы собираетесь нам показать? — наклоняется ко мне Джадсон.
— Строевую подготовку.
— Простите — что? — крутит головой американец.
— Обучения военнослужащих в системе боевой подготовки, имеющей целью выработки у них строевой выправки, подтянутости и выносливости, умение правильно и быстро выполнять команды, строевые приемы с оружием и без него, а также подготовка подразделений к слаженным действиям в различных строях, — скороговоркой тарабаню я. — Да не переживайте так, сейчас всё увидите своими глазами.
Для показа строевой я нарочно выбрал самых рослых парней из эскадрона и заставил их практически умирать на плацу. Зато сейчас будем пожинать богатый урожай наших усилий.
Сводным взводом командует Трубецкой и у него это лихо получается.
Маршируют парни просто на загляденье, сам король Фридрих Великий был бы в восторге от того, как высоко они задирают ноги в прусском парадном шаге, как нарядны их мундиры и начищены сапоги.
На иностранцев это производит большое впечатление, особенно на неизбалованного такими вещами Джадсона: у американцев со строевой как-то не очень, исторически не сложилось, зато они падки на шоу, а я постарался разыграть из нашего мини-парада маленький спектакль.
Приёмы с оружием и без, повороты на месте, повороты в движении, перестроения. В качестве финального аккорда — исполнение строевой песни. Солдаты орут так, что уши закладывает. Чую, не обошлось и без маленького «шаманства», кто-то из нашей нечисти помогает усилить впечатление.
Парни действуют как роботы, подбородки подняты вверх, в глазах только беспрекословное послушание. Всё это оказывает просто магическое действие на гостей, они следят как зачарованные и даже хлопают, когда сводный взвод покидает плац.
— Вторая часть подготовки нашего подразделения, — сообщаю я.
Приходит черёд казачков. Лукашины со станичниками вихрем проносятся на конях, показывают чудеса джигитовки — им бы в цирке выступать, а не перед иностранными шпионами, рубят на скаку заранее выставленные мишени, крутятся как заведённые, прыгают с коня на коня.
