Юрий Валин - Война после войны. Пропавшие без вести
После острого сыра хотелось пить. Катрин зачерпнула снега, пожевала ноздреватый жесткий наст. Скоро и снега не будет. Становилось чуть теплее, кое-где зеленели островки травы. По склонам тянулись заросли горного можжевельника и низкорослых сосенок. Проблемы с топливом остались позади. Дышалось тоже легче. Вот только голод… Катрин опасалась за Блоод. Чернослив суккуба совершенно не бодрил.
* * *…Кружилась голова. Росчерки лилового и пронзительно-лимонного неба… Упавшее за пирамиды далеких хребтов солнце… Звонкий, как хрусталь, прозрачный воздух. Невесомый простор. И черно-синий город, плывущий в немыслимой палитре неба. Катрин отчетливо видела крепостные многоярусные стены и очертания отдельных зданий на крутых улицах. Еще выше возносился дворец-цитадель. Стены с широкими башнями, строго отмеренные контрфорсы[16] и узкие бойницы. Катрин казалось, не город, а сама она вместе с Вороным плывет-уплывает в холодном, непереносимо чистом воздухе. Стоит всмотреться, и соскользнешь в ту прозрачную невесомость. Под неподвижными копытами коня медленно будут дрейфовать черные вечерние ущелья и долины… Дни покажутся мгновениями, месяцы – вздохами…
Катрин болезненно сглотнула, с трудом оторвалась от волшебно-бредовой картины. Энгус, уронив поводья, зачарованно смотрел на город-призрак.
Блоод непонимающе переводила взгляд то на одного, то на другого.
– Вы что-то? Видите?
– Наверное, нет, – хрипло сказала Катрин. – Это глюки. С голоду…
– Точно, нам нужно поесть. Обязательно, – пролепетал Энгус.
Катрин вытащила остатки сыра…
* * *Они провели еще одну холодную и голодную ночь. Бояться нападения в этом безлюдье было странно. Но Катрин не спала, все слушала, не высовывая из-под плаща даже носа. Все чудились плывущие над головой черно-синие крепостные стены…
Утром Энгусу совершенно неожиданно удалось подстрелить барана. Раненое животное долго падало, цепляясь копытами и рогами за многочисленные выступы и издавая жалобные звуки. Не успел баран свалиться с последнего уступа, как к нему метнулась Блоод. Истошное блеяние быстро умолкло, зато суккуб не могла сдержать плотоядного урчания.
Спутники отвернулись:
– Опять суховатым мясо получится, – философски заметила Катрин.
– Зато здесь топлива полно. Поджарится мигом, – сказал Энгус. Хищные звуки за спиной особого отвращения у него не вызывали.
Вот и славно.
Не успели привязать лошадей и развести костер, как на дорогу, покачиваясь, вышла Блоод. Повалилась на валун:
– Простите. Нетерпеливая. Невежливая.
– Ага, еще ты грязная. Брось кокетничать. Если бы не сливы с сыром, мы бы тебя опередили, – проворчала Катрин.
– Ты не права, Бло. Если бы слушалась меня, все было бы проще, – сказал Энгус, подправляя на камне лезвие своего ножа. – Катрин, у ланон-ши бывают голодные обмороки? А то Бло не признается.
– Не знаю. У нашего дедушки нужно спросить. Он об этих изворотливых существах все знает.
– Да, – сонно согласилась суккуб. – Он на ланон-ши. Собаку съел. Свою.
Энгус отправился свежевать добычу, а Катрин, подкармливая костер, спросила:
– А про что Энгус говорил? В чем ты его слушаться должна?
– Хотел поделиться. Кровью. Своей.
Катрин покачала головой:
– Уж лучше я. Он и так хилый.
– Оба хилые. Вы для удовольствия. Мне – мужчин. Стадо. И баранов. Два стада, – голос Блоод звучал сонно. Измазанная кровью, она свернулась клубком. Катрин стряхнула с груди подруги клочки белой шерсти, укрыла плащом.
Баранина недожарилась. Едоки энергично работали ножами. В середине трапезы обнаружилось, что жаркое забыли посолить. Впрочем, подобные мелочи настроение испортить не могли.
– Молодой был баранчик, – прочавкал Энгус.
– Нет, это он размягчился, пока кувыркался. Потом его еще Бло потискала.
Они посмотрели на подругу. Суккуб ни на что не реагировала. Вид у нее был замурзанный, но умиротворенный.
Тронулись в путь не скоро. Залезать в седла было тяжко. Катрин сонно посматривала на неистовый разгул красок в небе. Ужасно чувствовать себя такой толстокожей и приземленной, но теперь основной задачей было не свалиться с коня. Обжорство – тяжкий грех. Почти такой же, как недоедание.
Несколько взбодрились путники под вечер. Пущенная откуда-то сверху стрела угодила в свернутый у седла плащ Блоод.
– Хамство какое, – возмутилась Катрин, озираясь. – Вот так, не говоря худого слова…
Свистнула вторая стрела. Пришлось погнать коней и откровенно драпать.
– Дикий народ, дети гор, – процитировала Катрин, разглядывая костяной наконечник, застрявший в плаще.
– Почему дети? – удивилась Блоод.
– Стреляют хуже, чем мы с Энгусом.
– Я барана завалил, – запротестовал парень.
– Себе подобного подловил и рад. Кстати, это не хозяин барана в нас костяшками кидался?
– В меня. Злопамятный. – Блоод гордо задрала подбородок.
– Да ладно, добрейшей души человек, – ведь мог бы заставить выйти замуж за родственника покойного.
– Так бывает? – удивилась суккуб. – Целая толпа баранов? О, и я такая. Окруженная заботой.
– Не мечтай, – категорически заявил Энгус. – Бараны очень скучные. Может, кого получше отыщешь.
Ехидная Блоод только улыбнулась.
Через два дня путники наткнулись на первое жилье. Четыре войлочных шатра, временный загон для овец, дымки очагов. Мирную картину несколько портили колья с надетыми на них человеческими черепами. Впрочем, горцы встретили путешественников радушно.
Катрин пила кислый, слегка бьющий в голову напиток с поэтическим названием – гык. Перед этим они с Энгусом уничтожили целую гору снеди. Аппетит Блоод был куда скромнее, но хозяева мужского пола и так выбивались из сил, стараясь не смотреть на гостью с завязанными глазами. За слепую девицу суккуб могла сойти только в толпе, да и то лишь на беглый взгляд.
Глава клана делился сведениями о дальнейшем спуске в долину. В свою очередь, Катрин рассказывала о делах по ту сторону гор. Караванов с севера давно не было, и слушали гостью с большим интересом. А может быть, притворялись. Странная компания, где верховодит высокая желтоволосая девица, вряд ли вызывала особое доверие у приличных пастухов. Еще догонят где-нибудь на дороге. Стоило быть настороже.
Когда уважаемых гостей вышли провожать, выяснилось, что подозрения о свирепости горцев сильно преувеличены. Черепа на жердях оказались останками горячо любимых предков клана. Странная манера заботиться об усопших. С другой стороны, ведь помнят люди, кто из этих черепков дедушка, а кто прадедушка. И неважно, что родственники отполированы дождями и ветрами и порядком подрастеряли зубы во время бесконечных кочевий.
Польщенный интересом Катрин, старший из бородачей показал девушке еще одну родовую ценность. Темная, вытесанная из тяжелого дерева статуя торчала на склоне и высокомерно смотрела поверх шатров на дорогу. Нижняя часть идола была заботливо обложена камнями. Доморощенный скульптор сделал все, что мог: в грубых чертах статуи явно проглядывало что-то кошачье, а кисточки на ушах удались особенно реалистично. Шею тотема окольцовывала свежая и неровно нарисованная белая полоска.
– Что это? – спросила Катрин.
– Менти всегда жила в наших горах. Великая богиня. Ее суд скор, но справедлив. Сейчас мы живем правильно, и Менти нами очень довольна. Говорят, она надела серебро. Вам, людям равнин, мы кажемся дикими и глупыми, но здесь горы. Здесь свои боги. Под покровительством Менти жили наши предки, и мы верим и гордимся ее мудростью и справедливостью.
Катрин почтительно помолчала и ответила бородачу:
– Моя жизнь – долгая дорога. Я была во многих землях и многих городах, но не встречала судьи и покровительницы, более достойной уважения, чем хозяйка ваших гор. Вы поистине счастливый народ.
Катрин преклонила колено. На камнях перед тотемом лежали кусочки сыра, окаменевшего мяса, обрезок шелковой голубой ленты. Три монеты с отчеканенным Вороном, широко распростершим общипанные крылья, заняли среди подношений свое законное место.
Глава 12
Гардероб нужно чаще обновлять. Катрин все больше проникалась этой мыслью. Солнце пекло совершенно по-курортному, и обнаженные плечи девушки, восседающей на крупном жеребце, привлекали внимание. Маек-безрукавок здешняя мода не знала, а куртку изнемогшая шпионка свернула и приторочила к седлу. Голые руки не бог весть какое откровение, но каждый встречный считал своим долгом попялиться на всадницу, да еще и десять раз обернуться. Возможно, кого-то из зевак интересовала звездочка шрама на загорелой руке, но в основном мужчин интересовал образ красивой блондинки, так сказать, «в целом-общем».
Пусть смотрят. По крайней мере, замаскированная Блоод не так бросалась зевакам в глаза.
