Олег Бажанов - На изломе
– Дима. Ягудин. Задержись, – обратился Иванов к командиру звена «двадцатичетверок», убедившись, что майор Быстров не может слышать их разговор. – До района цели пойдете за нашей парой в сопровождении. При подлете по моей команде уйдете вперед, имитируя заход и атаку на ферму. Только близко не подходите. Если «духи» зашевелятся – «мочите» из всех стволов. Рисковать не будем.
– Понятно, Саня. – Ягудин протянул руку – Ну, удачи!
– Удачи! – Иванов ответил на рукопожатие. Затем обратился к стоящему рядом Фархееву: – Вадим, ты идешь за мной. При заходе на цель включишь вооружение. Будем в готовности поддержать пару Ягудина. Кто знает, что там на ферме?
– Ясно, – просто ответил Фархеев.
– Если ветер будет встречным, заходим на посадку парой, – продолжил Иванов. – Если попутным или боковым – делаешь дополнительный круг и заходишь строго против ветра, уже после моей посадки. Загружен ты по максимуму, Вадим. – Иванов снова повторил: – Посадка – строго против ветра!
– Ясно, – подтвердил Фархеев.
– Ну, с Богом! – Иванов пожал Фархееву руку.
Группа, разбившись на две пары, шла на высоте шестисот метров над рельефом местности. Иванов держал максимальную скорость, так как на хвосте висели «двадцатьчетверки», имевшие по скорости больший запас. Справа и выше, обгоняя группу вертолетов, в сторону гор проплыла пара штурмовиков «Су-25». Поднимавшееся в зенит солнце уже нагревало кабину, мешая Иванову осматривать левый сектор. Вертолеты держали правый пеленг.
– Ты там их наблюдаешь? – спросил Иванов «правака», имея в виду группу. Ващенка посмотрел в свой блистер и ответил:
– Идут как привязанные. Растянулись километра на два.
– Нормально, – удовлетворенно кивнул Иванов.
Через некоторое время, вызвав по радио экипажи Фархеева и Ягудина, Иванов дал им команду занять левый пеленг. Через минуту он уже сам наблюдал растянувшийся строй вертолетов по левому борту.
День на редкость выдался теплым и солнечным. Даже на вершинах далеких гор не было видно привычных облаков. Видимость по горизонту составляла километров сто. «Сейчас бы оказаться на берегу моря!» – размечтался в мыслях Иванов.
Когда Ващенка дал отсчет – пять минут расчетного времени полета до цели, – Иванов уменьшил скорость по прибору и снова вышел в эфир:
– «284-й», я «282-й». Выполняйте задание.
– Понял, – отозвался в наушниках измененный эфиром спокойный голос Ягудина.
Увеличив скорость, пара «двадцатьчетверок» пошла вперед. У края леса с высоты полета уже хорошо просматривалась ферма – цель их задания. Иванов, включив блок вооружения, привел в готовность ракеты и пулемет.
– Виктор! Быстров! – крикнул он в грузовую кабину.
– Вижу, – в проеме двери появился спецназовец и, прищурившись, стал внимательно всматриваться через лобовое остекление пилотской кабины в набегающий пейзаж.
Движения возле фермы не наблюдалось. Но Иванов по опыту знал, что такое видимое спокойствие на войне очень обманчиво.
– Внимательнее! Пулемет к бою! – скомандовал он борттехнику.
Пара «двадцатьчетверок», уменьшив интервал между вертолетами, зашла в крутое пикирование, имитируя атаку. На высоте около двухсот метров, перед самой фермой, «двадцатьчетверки» стали выходить из пикирования. «Низковато», – подумал Иванов. Ферма не подавала признаков жизни.
– «282-й», я «284-й», – в наушниках прозвучал голос Ягудина, – на ферме чисто. Захожу на повторный.
– Понял тебя, – ответил Иванов.
Пока все шло по намеченному плану.
– Ветер встречный, три-пять метров в секунду, – доложил Ващенка.
– «283-й», я «282-й», – вызвал Иванов командира ведомого вертолета. – Заходим парой. Ветер встречный, три-пять метров. Быть предельно внимательными.
– Понял, – отозвался в эфире Фархеев.
– Ну, с Богом! – выдохнул Иванов, переводя вертолет в режим гашения скорости до скорости планирования.
В это время в грузовой кабине разведчики приготовили личное оружие и, открыв дверь грузовой кабины, выставили пулемет на шкворневую установку. В проеме двери пилотской кабины снова появился Быстров.
– Ну как там, тихо? – поинтересовался он, внимательно вглядываясь в приближающуюся ферму.
– Пока тихо, – ответил Иванов, плавным движением вниз рычага «шаг газа» уменьшая мощность двигателей и переводя вертолет на снижение.
– Подходи ближе и садись справа, – показал рукой направление Быстров.
– Сделаем, – ответил Иванов, подбирая место для посадки.
Прямо по курсу «двадцатьчетверки», уже вышедшие из пикирования, правым крутым разворотом перешли в набор высоты. До места посадки «восьмеркам» оставалось меньше трех километров. Вертолет шел по пологой траектории или, как говорят летчики, глиссаде снижения: скорость по прибору – 150 км/ч, вариометр показывал снижение 2–2,5 м/с, высотомер фиксировал уменьшение высоты: 150, 140, 130 метров… «Не нравится мне эта ферма. Что-то слишком тихо. И скот тут точно не держат – очень уж чисто», – подумал Иванов, пытаясь что-нибудь разглядеть в приближающихся аккуратных, сложенных из белого кирпича одноэтажных строениях барачного типа.
Ващенка еще раз уточнил направление и силу ветра у земли. Голос «правака» заставил Иванова поймать себя на мысли, что он сам напряжен, что неоправданно сильно сжимает рычаги управления, что, ставшие каменными, ноги почти не чувствуют педалей. «Все нормально. Расслабься!» – приказал Иванов себе и мысленно проконтролировал расслабление мышц рук, ног и спины. Краем глаза он наблюдал, как с постоянной периодичностью устраивается поудобнее в пилотском кресле Ващенка, как мертвой хваткой до белых кончиков пальцев вцепился в ручки пулемета застывший у прицела Мельничук. Иванов понимал их состояние. Ферма могла оказаться с «сюрпризом».
– Держи ферму в прицеле, – напомнил он припавшему к пулемету борттехнику, затем обратился к Ващенке:
– Андрей, спокойнее. Все нормально. Сегодня обязательно пойдем в город.
– Обязательно пойдем, – механически повторил «правак», занимающийся какими-то подсчетами, не упуская из поля зрения приближающиеся строения.
Ферма казалась безжизненной. Иванов уже выбрал место для посадки и, уточнив расчет, стал уменьшать мощность двигателей, приподнимая нос вертолета и гася поступательную скорость.
В этот момент на крыше ближайшего строения мелькнула яркая вспышка – казалось, будто там заработал сварочный аппарат. Еще по Афганистану Иванов знал, что так стреляет крупнокалиберный пулемет ДШК – очень страшное оружие против вертолетов и легкобронированной техники. Без сомнения, с крыши фермы работал ДШК.
– Пулемет на крыше! – резко бросил в эфир Иванов, прерывая заход на посадку и энергично давая двигателям дополнительную мощность.
– Всем на пол! – в следующую секунду крикнул он в грузовую кабину и успел заметить, как к ручкам носового пулемета через лежащего на полу скрюченного Мельничука потянулся Быстров. Но сейчас Иванову было не до борттехника.
Чеченский пулеметчик пытался достать в хвост «двадцатьчетверки», видимо зная, что эти вертолеты, при всей их живучести и мощности вооружения, с заднего сектора не защищены ни оружием, ни броней. Но пара Ягудина, получив информацию об ожившей огневой точке, резко увеличила крен и с максимальным набором высоты уже выходила из-под обстрела боевым разворотом. Пилоты «двадцатьчетверок» пока еще не могли видеть цель, и Иванов понимал, что им потребуется еще не меньше минуты, чтобы выйти на боевой курс для повторной атаки. А вот положение «восьмерок» оставляло желать лучшего: в этот момент расстояние от фермы до вертолета Иванова составляло чуть больше километра, до вертолета Фархеева – около двух. С такой дистанции ДШК легко доставал обе цели. За секунду в голове Иванова промелькнули несколько вариантов возможного противозенитного маневра, но в данной ситуации мог подойти только один и крайне опасный – боевой разворот с энергичным набором высоты. И вдруг Иванов понял, что сделает в следующую секунду. Вместо крутого боевого разворота он направил нос вертолета прямо на ферму.
– Атакую! – коротко бросил в эфир Иванов…
С принятием решения пришла ясность в мыслях, и какое-то наркотическое состояние спокойствия и тупого упорства завладело Ивановым. Для него перестало существовать все, кроме ярких вспышек на крыше строения. «Убить!» – стучало в мозгу. «Убить!» – подчиненный только этому приказу, оставив страх и желание жить за уже пройденной чертой, Иванов выводил медленно набирающий высоту вертолет для атаки.
– Обороты! – истошно закричал Ващенка. Но Иванов видел только прицел и не боялся, что винтокрылая машина на пределе напряжения не выдержит, свалится, упадет, потеряв обороты перетяжеленного несущего винта, так как в этот миг он и она слились в один организм, вопрос жизни и смерти которого зависел от них обоих. За годы полетов Иванов научился всем телом чувствовать жизненные ритмы винтокрылого друга, и сейчас был уверен, что вертолет его не подведет.
