Евгений Токтаев - Тени надежд
Но пока жизнь Таис наполнялась радостью в ожидании встречи с Птолемеем. Каждый новый день светлее предыдущего. Вот и новый гонец прискакал в Эфес. Откуда? Из Милета?
– Две новости! – Менелай возбужден больше обычного, – Офонтопат пошел на прорыв морем. На десяти триерах. Неарх встретил его и пустил на корм рыбам!
– А вторая новость? – спросила афинянка.
– Союз избрал Антигона стратегом-автократором Азии!
Послы, подсылы и патриоты
Летящие из зенита гелиосовы стрелы, неудержимые высокими колючими кронами стройных корабельных сосен, пронзали лес насквозь, до самых корней. В низинах дубы и буки с царственной важностью принимали милость бога, неохотно делясь ею с теми, кто ниже, и оставляя подлесок в тени, но здесь, в чистом прозрачном сосновом бору, почти невозможно скрыться от ослепительного ока Всевидящего. Разве что под шатрами одиноко стоящих в рядах сосновой фаланги вековых елей.
Не постичь человеку путей Гелиоса, он добр и жесток одновременно. Вернее, даже не так. Он равнодушен. Он пробуждает всходы, наполняет жизнью колосья, но если не одарит землю дождем Громовержец, бесстрастный взгляд солнечного бога высушит ее, убьет. В своем ежедневном беге по небосводу, он никогда не умерит изливаемых сил и лишь Тучегонитель способен рассеять его мощь, направив ее на созидание или разрушение по своей воле.
Ныне на небе ни облачка. От палящего зноя, запаха смолы, перегретой хвои, голова идет кругом. Рваная тень не спасает от солнца, но все лучше, чем вообще никакой.
Жарко. Эвмен, ехавший в голове небольшого конного отряда верхом на буланой невысокой лошадке, спустил с плеч хитон и в причудливой игре света и тени временами становился похожим на кентавра. Шкура лошади лоснилась от пота и всадник ей под стать, словно маслом умащен. Жарко. Еще и мошкара докучливая повсюду.
Десять всадников двигались по двое в ряд неспешным шагом. Дорога, не слишком извилистая, то забирала круто вверх, то ныряла вниз. Эвмен подумал, что с тележным обозом идти здесь не слишком удобно, да и разъехаться встречным непросто. Видать, купцы, что по осени проезжают долиной Апса от морского побережья вглубь Иллирии и Македонии, гоняют взад-вперед караваны вьючных мулов.
"Ну, нам телеги без надобности, главное – здесь войско пройдет, не растягиваясь в нить на сотню стадий".
Впереди лес начал светлеть. За деревьями мало-помалу вырисовывалось обширное открытое пространство.
– Это Апс там виднеется? – Эвмен повернулся к проводнику, ехавшему по левую руку от кардийца.
– Да, – ответил тот.
Меньше чем через стадию путь отряду преградил крутой обрыв. Эвмен спешился и осторожно подошел к его краю. Внизу, на глубине четырехсот локтей, серебряная лента Апса слепила глаза, играя россыпью солнечных бликов. Река, текущая с востока на запад, образовывала в этом месте плавную дугу, выгибающуюся на юг. Словно кривой фракийский клинок в ножнах из выбеленного ветром известняка.
Дорога, резко поворачивая на северо-восток, сбегала вниз на пятьдесят локтей и довольно долго тянулась между небом и землей по узкой скальной ступеньке, прежде чем продолжить свой путь на дно речной долины. Вот здесь точно с телегами делать нечего. В самом узком месте четыре человека в ряд пройдут, но не больше.
Апс, и еще Эордайк к северу, образовывали природные ворота, проход из Иллирии в Македонию. Другого пути нет. Козьими тропами не провести армии. Еще предшественники царя Филиппа на троне Пеллы озаботились защитой своих владений от набегов западных варваров и возвели в узостях долин сильные крепости – кость в горле иллирийцев. Дассареты, эордеи и тавлантии, племена воинственные и без должного уважения смотрящие на чужое добро, никак не могли смириться с тем, что глаза их вместо беззащитных селений македонян видят массивную дверь с крепким засовом. Поэтому на границе никогда не остывали угли войны.
Южный проход из земель варваров в Орестиду прикрывала крепость Пелион. Когда от кинжала убийцы пал Филипп, князь дассаретов Клит вообразил, будто сынок покойника слаб. Пару лет назад Александр укрывался от своего многогневного отца у него, Клита, в гостях, и князь был прекрасно осведомлен о делах македонского двора. Под щенком трон шатается, до границ ли ему теперь? Воинственным варварам много времени на сборы не надо, набежали в силах тяжких и вышибли македонский гарнизон из крепости.
Клит не ошибся в одном – Александр действительно обратил на него свой взор в последнюю очередь. Но обратил. Когда для дассарета стали доходить слухи, один другого тревожнее, о победоносном шествии македонян по землям их северных соседей, он, мудро решив перебдеть, послал гонцов к своему союзнику и зятю, князю тавлантиев Главку. Зять на зов откликнулся и с войском двинулся на помощь.
Около пяти сотен дассаретов засели в крепости, а основная часть войска, едва Александр приблизился к Пелиону, заняла покрытые лесом окрестные высоты, угрожая македонянам с тыла. Иллирийцев было много, и они атаковали первыми, но царь отразил их и смог потеснить, хотя и не нанес существенного урона.
На следующий день после первого столкновения к Пелиону подошло войско тавлантиев, и Главк запер македонян в речной долине. Князья радостно потирали руки: сопляк попался в ловушку, как желторотый птенец, но пока они медлили, ожидая что царь, осознав свое положение, вступит в переговоры о мире, Александр совершил невозможное.
Варвары охватывали македонское войско с трех сторон. Четвертую прикрывала река. Оставив всю конницу и легковооруженных фронтом против крепости, Александр построил фалангу глубокой колонной и быстрым маршем двинулся к реке. Казалось бы, ничто не мешало варварам, сжав бока колонны, раздавить ее, но на иллирийцев напало странное оцепенение. Впрочем, почему странное? Объяснялось оно просто – македоняне шли вперед столь необычным порядком, что варвары не знали, как же им противостоять этой доселе невиданной стратигеме Александра. Колонна двигалась зигзагом, попеременно прикрывая частоколом копий свой правый и левый фланги. Перестроения "пеших друзей" были столь точны и молниеносны, что дассареты так и не решились ударить. Фаланга без потерь достигла реки и переправилась. Тавлантии попытались напасть на македонян с тыла, но Александр, во главе отряда замыкающего колонну, решительной атакой отбросил их и вырвался на свободу.
Во время скоротечной схватки царь дрался в первых рядах и, оглушенный ударом палицы, едва не упал с коня. Один воин из числа "пеших друзей", отставший от своих товарищей, видел ранение Александра и, поддавшись панике, вообразил, будто царь убит. Македонянин бежал с поля боя. Сам родом из Пиэрии, он стал пробираться к себе домой. Именно этого человека злая судьба сделала роком Фив, по ее воле он, счастливо миновав заслоны варваров, смог достичь Фессалии и там рассказал о гибели царского войска. Слух распространился по Элладе со скоростью жадного пламени, пожирающего сухой камыш в ветреный день. Демосфен так страстно желал, чтобы эта новость оказалась правдой, что ни на минуту в ней не усомнился. Как и несчастные жители семивратного города, родины великого Геракла...
Князья несколько огорчились, упустив царя, но легко убедили себя в том, что победа осталась за ними, ведь царево войско бежало, да и крепость осталась в их руках. В течение следующих трех дней, пока Клит и Главк еще оставались под Пелионом, их воины совершенно расслабились и утратили бдительность. На четвертый день, ночью, Александр неожиданно вернулся. Он вновь переправился через реку и всеми своими силами обрушился на лагерь варваров. Охваченное паникой, войско князей рассеялось, а сами они спаслись бегством, причем Клит, опасаясь, что Александр последует за ним по пятам, оставил свои владения и бежал в земли зятя.
Спускаясь к реке, Эвмен отмечал взглядом знакомые места. Как они шли здесь в тот день... Даже спартанцам не повторить такое. По крайней мере, тем, что ныне небо коптят. Видел бы Филипп своего сына, не иначе, прослезился бы, как много лет назад, при укрощении Букефала... Ни в одном другом сражении не проявился столь ярко гений Александра, но кто сейчас о том вспомнит? Куда сильнее напугала варваров судьба Фив.
Когда вести о гибели царя в Азии достигли Иллирии, Клит им не поверил. Побоялся поверить. Даже когда все новые и новые лазутчики докладывали ему о смуте в Македонии, дассарет не решался вновь осадить Пелион. Лишь в начале зимы, окончательно убедившись, что могуществу грозного соседа пришел конец, а воцарившийся в Пелле Линкестиец направо и налево раздает эллинам завоевания Филиппа и больше озабочен добиванием друзей одноглазого хромца, Клит, наконец, вновь прибрал к рукам вожделенную крепость. Сейчас здесь располагалась его ставка, и именно сюда направлялся Эвмен, посол Александра Эпирского.
