Виктор Тюрин - Ангел с железными крыльями
— Уходим! — резко скомандовал поручик спустя минуту, и мы торопливо зашагали дальше. После совершенной диверсии мы двое суток прятались на болоте, при этом, несмотря на холод и слякоть, все казались довольными, за исключением поручика. Впрочем, это было заметно, наверно только мне. Все это время я ждал, когда поручик объяснит, для чего он взял меня с собой. В конце вторых суток, во время обсуждения, где лучше переходить линию фронта, все стало на свои места.
— Наше задание выполнено. Старшим группы назначаю прапорщика Пашутина. Выйдете на рассвете, с тем, чтобы вечером оказаться у второй линии немецких окопов. Я остаюсь здесь. Объяснять ничего не буду.
Солдаты с недоуменными лицами уставились на своего командира. Они знали о том, что случилось с его невестой, но подходили к этому чисто житейски, не делая из этого драму. Вот и сейчас они догадывались, что его решение связано с местью, но по их глазам было видно, что они считали это господской блажью.
— Ваше благородие, а что сказать командованию? — разорвал, наконец, тишину голос Лещенко. — Нас же спросят.
— Я передам с прапорщиком письмо. Он отдаст его командиру полка.
Некоторое время все, молча, в тяжелой тишине, сидели у огня, а потом, не глядя друг на друга, стали один за другим укладываться спать. Утром, когда охотники уже были готовы выступить, я сказал: — Остаюсь с поручиком. Идете без меня.
Не успели солдаты удивленно переглянуться между собой, как подал голос Пашутин: — Я тоже остаюсь.
Поручик нахмурил брови и резко сказал: — Вы что не слышали приказ, прапорщик?!
— Мы сейчас в тылу германца, а когда выйдем к нашим, там и будем разбираться! Надо будет — отвечу по законам военного времени!
Я видел, как на скулах поручика заходили желваки, а правая рука потянулась к кобуре. В военное время невыполнение приказа каралось смертью, все это прекрасно сознавали и не понимали поведения Пашутина. Взгляды Мелентьева и Пашутина скрестились. С минуту продолжалось их противоборство, после чего поручик негромко сказал: — Так тому и быть. Ефрейтор Лещенко, вы назначаетесь старшим группы. Прапорщик, передайте ефрейтору письмо.
Мы втроем смотрели им вслед, пока последний солдат не растворился в предрассветных сумерках. Затем поручик повернулся к нам и сказал: — С вами, Богуславский, все понятно. А вам прапорщик все это зачем?
— Не вам, господин поручик, решать, как, где и с кем мне воевать. Это у вас конкретная цель, а у меня идет бой с каждым германским солдатом и офицером.
— Что ж, вы сделали свой выбор. Теперь для начала я вам обоим кое‑что объясню. В сарае вместе с ездовыми и медсестрами был заперт мальчишка — фельдшер, который неплохо знал немецкий язык. Из разговоров солдат — часовых, он узнал не только имя офицера, который приходил в сарай, но и имя именинника — оберста фон Краузевица, командира уланского полка. Неделю тому назад от немца, которого притащили охотники, мне стало известно, что недалеко от станции квартирует именно тот самый уланский полк. Все мои сомнения исчезли. Судьба сама привела меня сюда для свершения святой мести!
При этих словах с лица поручика сошла угрюмость, на щеках появились слабые пятна румянца, а в глазах заплясали огоньки какого‑то ненормального веселья.
"Похоже, эта месть стала его навязчивой идеей, — но так я только подумал, а спросил его о другом: — Где они квартируют?
Но вместо Мелентьева мне неожиданно ответил Пашутин:
— Если я правильно уточнил наше местоположение, то полк стоит от нас в четырех — пяти километрах. Там поместье и деревня. Думаю, что командиры полка квартируют в поместье. Я прав, поручик?
Мелентьев посмотрел на Пашутина с каким‑то настороженным любопытством.
— Правы настолько, что я просто должен спросить: откуда у вас такие подробные сведения?
— Ничего удивительного в этом нет, Иван Васильевич. Две недели до того, как оказаться на передовой, я сидел в штабе, изучая район боевых действий. Плюс к этому у меня очень хорошая память. Вы удовлетворены?
— Вполне. Так вот, господа, предлагаю отправиться туда прямо сейчас, чтобы затем, ближе к ночи, проникнуть в поместье.
Пашутин сразу отреагировал на предложение поручика — поднявшись с земли, он стал завязывать вещевой мешок.
Добравшись до места, мы поочередно наблюдали за поместьем в бинокль, пока окончательно не стемнело. Большое здание с пристройками, чьи крыша и обветшалые стены требовали хорошего ремонта, было окружено забором. У ворот находился флигель, в котором немцы поместили караул. Кроме офицеров, в доме жили денщики и повар.
Спустя десять минут, после смены караульных у ворот, со стороны деревни появился шатающийся из стороны в сторону унтер — офицер. Когда те попытались его остановить, он начал что‑то путано объяснять, а потом вдруг споткнулся и рухнул в дорожную грязь. Часовые попытались выяснить у него, как тот здесь оказался и не заметили за своими спинами появления другого человека. Два удара и тела, с разницей в несколько секунд, рухнули на землю со звуком, весьма похожих на падение тюков мокрого белья. Поднявшийся с земли прапорщик и подбежавший Мелентьев помогли мне убрать трупы с дороги. Следующим пунктом в нашем плане было уничтожение солдат во флигеле. Осторожно подкравшись к домику, я заглянул в окно. Унтер — офицер и солдат, со скучными сонными лицами, при свечах, играли в шашки. На топчанах, стоявших в глубине комнаты, спали солдаты. Неожиданно рядом со мной появилась фигура поручика. Заглянув в комнату, он посмотрел на меня и кивнул головой в сторону. Давай отойдем! Подошли к Пашутину, который сейчас стоял у входной двери, прижимаясь к стене.
— Что там? — шепотом спросил нас прапорщик.
— Ворваться не можем — шум будет, — высказал я свое мнение.
— Полностью согласен, — поддержал меня поручик.
— Значит, будем ждать, — подвел итог Пашутин.
Впрочем, ждать нам пришлось недолго. Дверь распахнулась, и на крыльцо вышел унтер с дымящейся папиросой в руке. Не успел он закрыть за собой дверь, как ему на голову обрушился страшный удар прикладом винтовки, которую Пашутин использовал как дубину. Подхватив тело, я осторожно отволок его за угол и положил у стены, после чего осторожно подобрался к окну и заглянул внутрь. Солдат, до этого игравший в шашки, продолжал сидеть за столом, но теперь он положил голову на скрещенные на столешнице руки. Выждав несколько минут, осторожно поскреб по стеклу, но тот никак не отреагировал на звук. Я вернулся к остальным.
— Пошли.
Спустя пять минут в комнате, кроме нас троих, никого в живых не осталось. Втащив в помещение труп начальника караула, мы затушили две свечи, оставив только одну из трех для маскировки, а затем вышли из флигеля. Путь в поместье был открыт. В этот самый миг вдруг неожиданно вдали послышался шум двигателя автомобиля.
"Неужели сюда? — подумал я.
Мы замерли. Поручик отреагировал на изменение ситуации первым: — Будем изображать часовых у ворот. Богуславский, прячьтесь за стеной! — и он бросился к флигелю. Спустя несколько минут он уже выбежал одетый в шинель немецкого солдата, держа в руках винтовку. Только успел встать у ворот, как к поместью подъехал, освещая фарами дорогу, легковой автомобиль. Сразу возник вопрос: они ехали мимо или именно сюда, в поместье? Если здесь ждут приезда гостей, то выйдут их встречать, если же нет, то вопрос будут решать при помощи начальника караула. Первым из машины вылез шофер. Открыв заднюю дверцу, солдат вытянулся в струнку. Из чего можно было сделать вывод, что он привез какого‑то важного чина, звания которого я не мог различить в темноте. Одновременно с ним, с переднего сиденья, выбрался еще один офицер. Обогнув капот машины, он быстрыми шагами подошел к Пашутину и что‑то ему сказал. Отдав честь, Пашутин четко отрапортовал, но что‑то пошло не так, потому что уже в следующее мгновение прапорщик ударил его в висок. Выскочив из своего укрытия, я двумя ударами оглушил растерявшегося майора и солдата — шофера. Только я начал их связывать, как подошел Пашутин: — Обратно решил на машине ехать?
— Почему бы и нет.
Прапорщик усмехнулся краешками губ и кивнул головой в знак согласия. Втащив во флигель труп лейтенанта, а затем майора и шофера, мы направились к центральному зданию. Дверь была закрыта. На осторожный стук нам открыл сонный и недовольный денщик. Стремительное движение руки Пашутина солдат еще увидел, но среагировать на него не успел. Нож вошел ему в горло. Он даже захрипеть не успел, как перчатка "унтер — офицера" запечатала ему рот, а затем последовал новый удар — лезвие ножа пробило сердце. Подскочив, я помог уложить на пол сползающее по двери тело. Помимо него, при обходе первого этажа, мы обнаружили шестерых спящих солдат. Перед тем как подняться по лестнице на второй этаж Мелентьев вдруг снял шинель без погон и бросил ее на пол, оставшись в парадной форме русского офицера. На его груди тускло блеснули два ордена. Мы с Пашутиным переглянулись и уставились на поручика, ожидая объяснений. Ответ не замедлил себя ждать:
