Шайтан Иван 7 (СИ) - Тен Эдуард

— Ну, это тогда совсем праздник будет! — рассмеялся Веселов.

— Это я так пока полагаю. Послушаем, что атаман скажет.

— Простите, господа, а вы уверены, что устоите против горцев в чистом поле? — с сомнением в голосе спросил капитан.

— А чего бы мы тогда тут планы строили? — искренне удивился Фрол.

— Знаете ли, сотне против трёх конных сотен, а то и больше — перспектива, мягко говоря, сомнительная, — не унимался капитан.

— Ежели командир пятую подтянет, да ещё к концу сам подойдёт с первой и второй… — Веселов вопросительно посмотрел на меня. — Командир, подойдёшь? Или своими делами заниматься будешь?

— Пока не знаю. У атамана уточним, тогда и планировать станем.

— Да вы не сомневайтесь, господин капитан, — уверенно сказал Ерёма. — Мы своё дело знаем. Вы за своими пехотными приглядите, чтобы в лихие атаки без толку не ходили, а спокойно в укреплениях отсиживались. Вот ежели они в атаку пойдут во главе с блестящим офицером — он за орденом, а солдаты по приказу, — вот тогда точно беда будет.

— На этом совещание объявляю закрытым. Свободны. — объявил я. Когда сотники ушли капитан несколько смущаясь спросил.

— Господин полковник, а не слишком ли самоуверенны ваши сотники? Только не примите в обиду мои сомнения. — Поспешил заверить меня капитан.

— Завтра увидите во время учебных манёвров и думаю сомнения ваши развеются.

— Что же, благодарю вас, господин полковник, что выслушали меня. Надеюсь у нас всё получиться. Очень на это надеюсь. — Капитан простился и ушёл. Даже думать на эту тему не хотелось. К чему эти бесполезные рассуждения и растекания по философскому древу.

Следующий день с самого утра сотни вышли в поле. Под пристальным взглядом командующего Кавказским корпусом, генерала Воронцова, они продемонстрировали своё умение. Действовали спокойно, чётко и слаженно. Каждая сотня по отдельности и совместно. Генерал молча наблюдал, лишь изредка что-то помечая в записной книжке.

— Полковник, все ваши сотни подготовлены подобным образом? — наконец прервал он молчание.

— Так точно, ваше высокопревосходительство.

Воронцов повернулся к сопровождавшему его подполковнику штаба:

— А есть ли в корпусе пехотные подразделения, действующие на таком же уровне?

— К сожалению, нет, ваше превосходительство. Разве что егерский батальон подполковника Мангера. Нельзя сравнивать пластунов и линейную пехоту. Да и задачи у них разные.

— Задачи разные… — задумчиво протянул генерал, а затем снова взглянул на меня. — Полковник, разъясните мне, кавалеристу, в чём принципиальная разница между вашей сотней и пехотной ротой?

Я был готов к этому вопросу.

— Ваше высокопревосходительство, мои бойцы делают упор на огневой бой. Рукопашная для нас — последняя необходимость, а не тактика. Мы не стоим в шеренгах под выстрелами — в основном ведём бой с колена или лёжа. Тупое стояние перед лицом противника, отказ укрыться от пуль — на мой взгляд, давно устаревшая и не самая разумная тактика. Я твёрдый сторонник высказывания: «Героически умирать за своё Отечество должны наши враги. Наша же задача — громко праздновать победу во славу Отчизны». Я сказал это ровно, без вызова и пафоса, просто констатируя факт.

Уголки губ Воронцова дрогнули в подобии улыбки.

— Что ж, ваша позиция мне нравится, полковник. Действия ваших пластунов впечатляют и… внушают оптимизм. — Он снова повернулся к подполковнику. — Через два часа выступаем. Полковник, вы следуете со мной.

Я отдал распоряжения сотникам, велев готовить в дорогу карету. Когда наш небольшой обоз готов был тронуться к нам поехал Воронцов.

— Полковник, вы и впрямь собираетесь ехать в карете? — усмехнулся он, легко держась в седле.

— Так точно, Фёдор Иванович. Кавалерист из меня аховый. С седла, может, и не падаю, но при возможности выбираю карету. Кстати, ваше превосходительство, мне доложили, что вам приглянулся тот серый жеребец из наших трофеев?

Глаза генерала оживились.

— Признаться, конь великолепный. Я готов купить его — назовите цену.

Я лишь махнул рукой. По этому знаку Аслан подвёл к генералу оседланного жеребца. Тот беспокойно перебирал ногами, кокетливо выгнув сильную шею.

— Примите, Фёдор Иванович, в подарок от батальона.

— Нет, Пётр Алексеевич, не могу принять такой щедрости. Назовите цену, — настаивал Воронцов, но по тому, как он не мог оторвать взгляд от животного, было ясно — серый уже покорил его сердце.

— Это не моя прихоть, а решение сотни. Это их трофей. Дайте бойцам столько, сколько сочтёте справедливым, они разделят между собой.

Генерал кивнул, подозвал денщика и вынул из полевой сумки пачку ассигнаций.

— Вот, передайте своим пластунам, — протянул он мне двести пятьдесят рублей. — И скажите им… скажите, что я благодарю их за столь щедрый подарок.

Кивнув в ответ, я подозвал Эркена.

— Передай Веселову, от генерала.

Глава 29

Двигались мы очень быстро. Генерал Воронцов не терпел тащиться со скоростью обоза, поэтому все были вынуждены подстраиваться под него.

— У вас знатный выезд, полковник. Где раздобыли подобную пару? — спросил он на одной из стоянок.

— По случаю достались, Федор Иванович.

— Явно не здешняя порода. — сказал он внимательно рассматривая лошадей. — У ляхов встречал.

— Профи, — с уважением подумал я.

— А с чего так, Пётр Алексеевич, пренебрежение к верховой езде? — спросил генерал присаживаясь у моего костра. — Ваш Черныш хорош, право слово.

— Утомительно для меня и потом конским несёт. Не лошадник я. Не всем же в кавалерии служить, кто-то и в пехоте должен. Я, Федор Иванович, из мещанского сословия, отец выслужил только личное дворянство. Верховой езде учиться не было возможности. Прибыв в Семёновский казачий полк, сразу сразил командира полка и есаула тем, что не умею ездить верхом.

— Офицерское звание подразумевает владение верховой ездой, — сказал генерал, задумчиво глядя на огонь. Помолчав, будто взвешивая что-то, он поднял на меня взгляд: — Скажите, Пётр Алексеевич, это правда, что вы обладаете наградным серебряным жетоном жандармского корпуса?

— Так точно, правда. Именным, серебряным жетоном, с золотой каймой, Фёдор Иванович, — уточнил я.

— И за какие же заслуги столь высокая награда? Как я понимаю, вы не состоите на службе в Жандармском корпусе? — откровенное удивление прозвучало в голосе генерала.

— Нет, не состою. Выполнил ряд поручений Шефа жандармского корпуса. Участвовал в спасении цесаревича, остальное — по мелочи, — я намеренно сделал паузу, давая ему осмыслить сказанное. — Вас ещё что-то интересует, Фёдор Иванович?

— Прошу прощения за столь грубое вторжение в ваше личное, — он покачал головой, — но я человек прямой и не терплю всяких недомолвок и кулуарных интриг. Хотелось сразу отделить истинное от слухов и сплетен. Знаете ли, такого наслушался о вас, не знал, как и относиться к вам, Пётр Алексеевич.

— Признаюсь вам, Фёдор Иванович, я тоже сторонник открытых отношений. Но именно за это многие господа офицеры и не жалуют меня своим обществом, — я пожал плечами. — Что ж, это меня нисколько не расстраивает. Я вполне комфортно чувствую себя в нынешнем положении. А если говорить совсем откровенно… многие из них меня попросту бесят своим самодовольством и глупостью. Не все, разумеется, но многие.

— Надеюсь, вы не относите меня к этой почтенной компании? — усмехнулся Воронцов, и в его глазах мелькнула искорка.

— Боже упаси, Фёдор Иванович. Вы — боевой генерал, который сполна и честно выслужил свой чин. Я отношусь к вам с искренним уважением.

— Ну, спасибо на добром слове, — рассмеялся Воронцов, и его смех прозвучал легко и открыто. — После… неких событий в корпусе, во многих частях и подразделениях царит раздрай и неразбериха. Многие укрепления и форты содержатся не в подобающем состоянии. Отношение к службе у некоторых офицеров наплевательское. — Тяжело вздохнул Воронцов. — Даже поверхностное ознакомление с оборонительными линиями заставляет о многом задуматься.