Под напором стали и огня (СИ) - Романов Герман Иванович
— Японцы улетают! Отбомбились, сволочи!
Генерал Апанасенко встал на ноги — в небе над Хабаровском шел ожесточенный воздушный бой, но японские самолеты отбивались, и улетали на юго-запад. В небе оставались только дымные следы, оставшиеся после сбитых самолетов, которые рассеивал ветер. А из реки торчали верхушки башен затонувшего монитора, среди обломков плавали люди, некоторые забирались на искореженный остов мостика. К затонувшему кораблю устремились катера и лодки, на берегу суетились люди, размахивая руками.
— Немедленно в штаб, — произнес генерал, и заторопился к зданию — над городом начинали подниматься черные клубы пожаров…
После поражения в войне с Японией русское командование серьезно озадачилось восстановлением боевой мощи, особенно в бассейне реки Амур со всеми притоками. И в дополнение к казачьим войскам было решено добавить речную флотилию. В состав последней вошли канонерские лодки и бронекатера, но главной ее силой стали самые крупные в мире восемь речных мониторов, хорошо забронированных от огня полевой артиллерии, со 152 мм и 120 мм пушками в башнях. Именно они во время конфликта на КВЖД в 1929 году, прошли по Сунгари, нанеся китайцам существенный урон…
Глава 49
— Я считал, что японцам в настоящий момент невыгодно нападать на нас, но то, что они могут начать воевать с нами, всегда принимал в расчет. Так что ты на меня, Вячеслав Михайлович, напраслину не возводи. Мог бы сам узнать, что все механизированные корпуса Дальневосточного фронта получили новенькие Т-34 как раз с моей подачи. И не тебе судить, подготовились мы или нет, то боевые действия только покажут. А вот то, что твои дипломаты прошляпили нападение, слишком очевидно!
Кулик недобро зыркнул на Молотова — тот сидел напротив него, насупившись как сыч, только стекла очков поблескивали. «Наезд» ему сильно не понравился, а потому ответствовал сообразно случаю — нельзя с «больной головы валить на здоровую», так «базар фильтровать» надо тщательно, чтобы в «обратку не прилетело», как говорили во времена его юности.
— Ты не прав, Вяче, — негромко произнес Сталин, — самолеты распределял я сам, Григорий занимается ей только последнее время. А то, что с радиолокаторами не разобрались, не вина Апанасенко, тут с настоящими виновниками надо определиться. Им дают новую технику, а они с ней разобраться не могут. А почему тогда хорошо подготовленных специалистов не отправили? Ссылаются, что людей мало? А почему тогда штаты не расширили, чего ждали? Это все наше головотяпство и разгильдяйство, второй год воюем, а есть еще «товарищи», что задачи не понимают, и настоящей ответственностью не прониклись. Ты разберись с ними, Клим, задай им вопросы — почему так плохо технику освоили, что она у них ломается.
В кабинете сгустилась тишина — указание Верховного Главнокомандующего маршал Ворошилов принял кивком, молча, только записал в блокноте несколько строчек. Нападение японцев грянуло настолько неожиданно, что вызвало нешуточное удивление у собравшихся на «ближней даче» членов ГКО, наиболее доверенных — Сталин вызвал только Молотова и Жданова, да двух своих маршалов из 1-й конармии, которым, безусловно, доверял.
— Граница к Хабаровску слишком близка, не успели быстро отреагировать, тут все ясно. Команды ведь прошли, истребители в воздух подняли. А вот моряки сплоховали — частью корабли ответили на удар бомбардировщиков, но на некоторых прошляпили. Да и налет на Владивосток у японцев полностью провалился, а одно это говорит о том, что Апанасенко фронт подготовил, только одно дело учения, и совсем другое настоящая война. А в первом бою многие и растеряться могут от неожиданности, по себе знаю. Кто чего стоит только в третий раз ясно становится.
— Тогда может лучше приободрить стоит, не след шашкой рубить с плеча? Что ж — будь по-твоему, Григорий. А потому вылетай в Хабаровск, и на месте сам разберись, что там происходит. Кого надо наказать — накажи, кого наградить, ордена дай. Мандат я тебе сейчас выпишу.
Сталин написал на листке бумаги несколько строчек и отдал его Кулику — вот так быстро, без всякого формализма и прикладывания печатей. Григорий Иванович, быстро прочитав короткий текст, дававший ему фактически неограниченные права на Дальнем Востоке, вроде как наместника при прежнем режиме, сложил бумагу и сунул в нагрудный карман кителя.
— Григорий, ты чего задумался? Даже замер?
— Да я все голову ломаю, Коба — почему японцы напали? Нет, что война с ними неизбежна, я не сомневался, но почему именно сейчас — вот в чем загвоздка. Мы с Климом переговорили — последние теплые деньки осени, зарядят дожди, погода станет скверной, реки «вздуются». В таких погодных условиях вести наступательные действия практически невозможно. А там зима, в конце ноября условия станут подходящими. А в декабре реки встанут окончательно — переправляйся по льду в любом удобном месте. Почему нельзя было подождать два месяца, что за моча в головы ударила всем одномоментно. Ничего не понимаю — просто невыгодно им сейчас воевать, не тот момент. Тут или на четыре месяца раньше начинать, или на два позже, а конец сентября вообще ни с какого бока не подходит.
Кулик остановился, достал из пачки папиросу — они со Сталиным курили, причем он был единственный, кому Иосиф Виссарионович это позволял в приватных разговорах, а на общих совещаниях Григорий Иванович даже портсигар оставлял, подальше от соблазна.
— Может быть, потому и ударили сейчас, что после потопления линкоров британского «Восточного флота» решили, что настал самый удачный момент. Да и не могли они долго в стороне оставаться, когда у Гитлера дела на нашем фронте неважно пошли. Тут правило коалиционной войны срабатывает, при нежелании оказывать поддержку можно подвести союзника, а там, в дальнейшем собственное положение значительно ухудшится, и проигрыш в войне станет неизбежным.
Молотов говорил осторожно, хладнокровие покинуло его только раз, когда узнал, что число танков на Дальнем Востоке сократилось вчетверо. Пришлось ему втолковать, что столь резкое сокращение произошло за счет вывода из состава механизированных корпусов и отдельных танковых бригад всех Т-26 и БТ с противопульной броней — все они подлежали переделке в САУ, после которой отправлялись на советско-германский фронт. А там сгорали в беспрерывных боях, но своими «трехдюймовками» приносили пользу, а не так как летом сорок первого, когда тысячи этих машин просто сгинули, не нанеся противнику сколько-нибудь значимого ущерба.
А вот то, что всего одна «тридцатьчетверка» в бою стоит пяти «бэтушек», в расчет Молотов не взял, судил только по общему числу танков, хотя сам Сталин уже принимал в расчет исключительно средние и тяжелые машины, и, в виде исключения «полтины» с установленными на них «гадюками». А легкие танки устаревших типов практически «полегли» в полном составе, последние Т-26 и БТ «вытягивали» уже из Ирана и Туркестана, заменяя их там бронемашинами, и в июне вывезли остатки из Забайкалья и Монголии, отправив туда на замену Т-34. Причем на три четверти старых образцов, которые в больших количествах продолжали выпускать в Горьком и Сталинграде. Против модернизированных германских «четверок» они уже не годились, заметно им уступали в лобовом бронировании, да и пушки Ф-34 были не так эффективны как Ф-22Т с длинным стволом. Зато против японцев даже эти «тридцатьчетверки» будут иметь неоспоримое превосходство — у самураев, судя по всему, нормальной бронетехники нет, они сделали ставку на авиацию и флот. А таким просчетом нужно воспользоваться…
Япония, в отличие от других «великих держав», уделяла развитию собственного танкостроения куда меньшее внимание, да и парк бронетехники количественно и качественно находился на уровне итальянского, ничем не лучше. Но потомки гордых легионов хоть сообразили массировать танки, пусть и плохенькие, в крупные соединения, до японцев эта идея слишком поздно дошла. Ничего тут не поделаешь — такова великая сила традиций, достаточно посмотреть чем вооружены танкисты страны Восходящего Солнца…