Гагарин (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич

— А кто знает, как работает бустер руля высоты в хвостовом оперении, пусть читает «Авиация и космонавтика», — поддержал Андрей.

— То есть вы за воинствующий непрофессионализм? — хищно сощурился Юрий Алексеевич.

— Зачем? — вступилась Ксения. — Лариса пишет очень бойко. Потом показывает начальнику подготовки нашей группы, тот вычёркивает ошибки и сведения, составляющее гостайну. Она права — газета выходит для массового читателя, не знающего, чем тяга отличается от удельного импульса, ему и не надо знать. А вот что космонавты — герои, и что мы готовы к новым высотам навстречу XXVII съезду КПСС да выполняем решения предыдущего, она умеет сказать не суконным стилем, а человеческим языком.

— … Вроде «блаженны нищие духом», — подвела черту под дискуссией Алла. — Хватит! Все едят котлетки и вспоминают детскую поговорку «когда я ем — я глух и нем».

— Мама! Ксю не даст соврать — в отряд космонавтов не берут дефективных глухонемых.

Алла сделала вид, что сейчас треснет его ложкой, но вместо этого кинула сыну вторую котлетку в тарелку.

Кроме этого длинного спича, Лариса больше молчала, замечания вворачивала очень редко, но в тему. Несколько смешалась, когда речь зашла про её таланты в рукоприкладстве, правда, фамилия Артюховой не вспоминалась.

— Мой вес, как говорила тренер по гимнастике, боевой, то есть оптимальный для соревнований, всего тридцать девять. Что называется — вес пера. Вот меня папа и устроил в группу самообороны для девушек на основе приёмов джиу-джитсу и тхэквондо. Клянусь, я никогда не получала сильных ударов в голову. Даже не знаю, как это в боксе говорят, умею ли держать удар. Влепить — да, могу. Или впиться пальцами в болевую точку. Правда, с сентября ни разу не посещала спортзал. В общежитии держу перчатки и лапы, прошу Ксюшу помочь и пытаюсь поддерживать форму… Нет, космос важнее. И вас очень прошу, Юрий Алексеевич, я вот откровенно рассказала, не используйте это знание мне во вред.

За столом повисла тишина. Лариса, до этого мига сама деликатность, вдруг влепила по болевой точке — словно с ноги в прыжке.

— Почему я должен поступать вам во вред? — медленно и веско выговорил Гагарин-старший.

— Давайте начистоту. Я очень люблю отца, но он — человек сложный. И его отношения с вами — тоже сложные. Юрий Алексеевич, умоляю, не впутывайте нас с Андреем в ваши схемы. Мы оба вполне способны служить и летать. Не справится он или не справлюсь я — выгоняйте из отряда к чёртовой бабушке. Но только, пожалуйста, не из-за интриг моего папы.

— Что ты понимаешь под «интригами»? — обескураженный её выплеском откровения, Гагарин перескочил на «ты», хоть мог гораздо раньше, но подчёркивал официальной вежливостью дистанцию.

— Он — профессиональный партаппаратчик. Ничего, кроме как партаппаратить, не знает, не умеет, не желает. Поставьте его командовать поворотом северных рек — возьмётся. И, наверно, даже добьётся успеха. Будет кричать, кого-то бранить, угрожать, не всегда понимая сам, кого и за что распекает. Как все, подобные ему, я насмотрелась в нашем окружении.

— Да. Воинствующий непрофессионал командует профессионалами.

— И методы у него свои, что я и назвала «интригами». Но позвольте мне и Андрею остаться в стороне. Я — другая. Захотела заниматься журналистикой и закончила журфак с отличием, пусть и не первая на курсе. Надо писать о космонавтике живо, но без «столовых приборов» — завербовалась в Звёздный. Поверьте, я ни вам, ни Андрею не принесу зла.

— А если получишь редакционное задание написать о морских глубинах, с отличием выучишься на дельфина? Ладно… — Гагарин чуть отошёл. — Обещаю, ничего личного и предвзятого. За то, что ты — дочь Гусакова, ответственности не несёшь.

— Как будто это преступление, — фыркнула Алла. — По всем меркам — девочка из хорошей семьи.

— … Но если оступишься, ответишь наравне со всеми. Ни заступничество папы, ни даже мольбы Андрея ничего не изменят.

— Именно этого я и добивалась. Спасибо, Юрий Алексеевич!

— За это стоит выпить, — выдохнул с облегчением Андрей.

Когда в воскресенье отвёз обеих космонавток в Звёздный и вернулся домой, мама его огорошила:

— Ты знаешь, она мне понравилась. Но для тебя слишком умная.

— То есть я — дурак⁈

— Дело в другом. Когда нас накрыла мода на подписные издания, вы с Ксенией меня почти не поддержали. И что теперь? Я настояла. У нас обширная библиотека! Вон, у папы в кабинете шкафы от книг трещат. Но у многих странички не раскрыты ни разу, возьми — сам убедишься. Лишь я сама да Ксюша иногда, вы с папой больше по приключениям. Когда показала Ларисе, та сказала: у них дома ещё больше.

— Подтверждаю, видел.

— Так она прочла их все! Я завела её в нашу библиотеку, стала брать книжки как старых знакомых, говорила, что её зацепило, что нет… Дай нам время, мы бы с ней до утра ворковали. Она от корки до корки знает не только лёгкое чтиво вроде Жюля Верна или Джека Лондона, но и Чарлза Диккенса, Томаса Манна и Генриха Манна, Ромена Роллана, Вильяма Шекспира, Генриха Гейне, Виктора Гюго. Отрывок из «Планеты людей» Антуана де Сент-Экзюпери продекламировала наизусть. Сын! Не упусти её. Даже если папа ляжет поперёк и заголосит: только через мой труп!

— В самом деле?

— Поголосит и отползёт.

Сам Андрей не удостоился повторного приглашения к Гусаковым, и уж тем более немыслимо представить совместные посиделки Гусаковых и Гагариных. На душе отлегло, правда, впереди маячила неприятная перспектива расставания. Его полёт рассчитан на три месяца пребывания в космосе. Лариса отправится на другую станцию — на «Салют-12», пробудет там около месяца.

Береговой кинул её на космотуристов, девушка немного болтала по-английски и довольно быстро усовершенствовалась. Не реже раза в месяц «Известия» получали развёрнутые репортажи о приключениях американца, американки, англичанки и одного немца в России, каково им приходится в центрифуге, в барокамере, термокамере и сурдокамере, а также в «камере повышенной влажности», то есть в русской бане. Один из миллионеров, раза в два с половиной старше, даже подбивал клинья к «рашн мини», обещая увести на Запад после полёта, если скрасит его одиночество в гостиничном номере после окончания дневных тренировок, потом без обиняков предложил тысячу долларов.

Рассказывая об этом Андрею, напомнила:

— Помнишь, ты говорил моей маме — если ей надоест журналистика, пойдёт сниматься в кино. Оказывается, валютной проституткой выгоднее. Мистер Смит даст личную рекомендацию в отдел кадров проститутошной.

А после жаркой и продолжительной борьбы в кровати, всегда приводящей к одному и тому же финалу, гордо добавила:

— Ну и как тебе с женщиной, стоящей тысячу баксов за ночь?

Он нашёлся:

— Если бы согласилась, то явно бы продешевила.

Справедливости ради, фигурой Лариса вышла, что называется, на любителя. Причём любителю пышных форм точно бы не приглянулась. Грудь весьма невелика, попа — маленькая, упругая, словно стыдящаяся родства с гордыми объёмами Ираиды Павловны. На впалом животике чётко прорисованы мышцы пресса. При всём этом была очень органична и в покое, и в движении. А, главное, оба партнёра перешагнули рубеж, когда не без придирчивости присматриваешься к соратнику по интимному единоборству, продвинувшись гораздо дальше. Оба желали только друг друга и с удовольствием утоляли желание.

Время летело очень быстро, выходные проскакивали как секунда, будние дни до следующих выходных тянулись куда медленнее. Андрей давно признался себе, что их отношения давно преодолели черту, до которой можно сказать «просто встречаемся». Если бы продолжали службу на Земле, самое время делать предложение.

Но их обоих ждал космос.

Никто, кроме семьи Гагариных, не знал о «предосудительной» связи между двумя членами отряда космонавтов. Известна была лишь дружба между Гагариной и Гусаковой, крепкая вопреки слухам о сложностях между их родителями.

Как бы то ни было, минул Первомай. Гагарин и Дворкович вернулись в Звёздный, выполнив обязательный ритуал по посещению Мавзолея.