Маньчжурия, 1918. Особый отряд (СИ) - Аристов Руслан Иванович

— Знаете, я ведь не политик, а обычный офицер. Вряд ли мои догадки и оценки вам могут быть интересны в таком вопросе, мистер Тейт, — ответил Виктор, по давней привычке завлекая англичанина в дискуссию.

— Общаясь с вами и другими, я пытаюсь составить общую картину этой великой драмы. Понять причины. Я бы не спрашивал именно вас, — подчеркнул Тейт, — будь мне неинтересна ваша оценка.

«От него будет многое зависеть, это ключевая фигура в Китае», — Виктор окончательно уверился, что собеседник если и не разведчик довольно высокого уровня, то ранг военного атташе даёт ему весомые полномочия на этой территории. — «Ладно, буду строить из себя прозападного демократа».

— Я был предан присяге, — сказал Виктор. — Предан и сейчас. Я люблю свою страну. Однако после произошедшего в прошлом году я уже не являюсь сторонником самодержавной императорской власти, а считаю, что Россия должна быть республикой с конституцией и парламентом. Возможно, конституционной монархией по английскому образцу.

— Даже так? — сразу же оживился мистер Тейт.

— Да, именно так — английская система власти доказала свою эффективность, — важно покивал Виктор. — Но всё будет зависеть от исхода нашей борьбы с большевизмом и дальнейшего общенародного решения — какую форму правления изберёт народ, такая и будет.

— Вы человек демократических убеждений, это меня радует. Когда царь отрекся от престола и Россия вошла в число демократических держав, это вызвало огромный подъём в наших странах, — улыбнулся Тейт. — Разгром Германии стал делом очень обозримого будущего, однако к осени надежды рассеялись. Только вмешательство Соединенных Штатов уравновесило шансы. Германия ещё очень сильна и опасна!

Из ресторана послышались аплодисменты — отыграл гимн. Несколько офицеров вышли на улицу и прошли мимо Виктора и его собеседника в сторону улицы.

— Монархические убеждения сильны среди офицеров господина Орлова, — прокомментировал это англичанин.

— А как может быть иначе? Самодержавие — единственно привычная форма правления в нашей стране. У нас нет такой политической культуры, как в Англии или Франции, — пожал плечами Виктор, — нет таких устоявшихся традиций.

— Вы правы, я вас понимаю. Парламентские механизмы согласования интересов различных общественных групп и классов — это наибольшая ценность и сила демократической страны. Вам, русским, только предстоит строительство такой модели управления. Первый этап вы уже прошли — Февральскую революцию! Однако дальше правительство господина Керенского не удержало ситуацию. В этих событиях виден четкий немецкий след. Россию надо вернуть на путь построения демократии.

— Я не политик, — ответил Виктор, — но эта задача видится мне предельно сложной.

— Пока идёт борьба с большевиками и война в Европе, о демократических методах управления говорить излишне. Однако после окончания войны вашему обществу придется вырабатывать общественный договор, если хотите. Иначе Россия не вернется в число великих держав и будет внутренне слабым и нестабильным государством.

«Он так говорит, будто для Англии это плохо. Хотя, может и плохо — чем беднее общество, тем меньше из него можно выкачать ресурсов, если говорить о колониальной модели взаимодействия. Надо обострить дискуссию», — Виктор удивился словам Тейта.

— Царская система власти — это полная централизация управления. В России никак иначе управлять не привыкли и не умеют. Так сложилось исторически.

— Поверьте, я не раз слышал эту мысль от моих русских собеседников, — усмехнулся Тейт и провёл пальцами по подбородку. — Интересно услышать ваши тезисы на этот счёт, господин Иволгин!

«Бинго! Сейчас сяду ему на уши, хотя надо постараться выглядеть в меру солдафоном, а не политтехнологом из будущего», — напомнил себе Виктор.

— Видите ли, мистер Тейт, причины Февральской революции значительно более глубокие, чем видно нам всем сейчас. Прошло слишком мало времени, чтобы оценить это событие должным образом, однако довольно многие вещи лежат на поверхности. Это я вам как русский человек могу сказать.

— Продолжайте, — легонько кивнул Тейт. — Вы говорите, как самый настоящий политик.

— Сказывается чтение газет, — ухмыльнулся Виктор. — Если верить нашей думской прессе, особенно довоенной — а различные либеральные и социалистические фракции имели тогда и имеют сейчас влияние на общественные умонастроения, то у меня сложилось впечатление, что опора царской власти в лице нашей аграрной аристократии, дворянского чиновничества и церкви пытались всеми силами законсервировать ситуацию после русско-японской войны.

— Да, вы абсолютны не одиноки в своих оценках, господин Иволгин — такое мнение я слышал даже от князя Кудашева, — покачал головой Тейт. — Он очень объективный и трезвомыслящий человек и совершенно не в восторге от вашей почти что феодальной аграрной аристократии.

— Вопрос рапределения земли очень волнует крестьян. Они составляют большинство населения. Большевики своими декретами решительно привлекли их на свою сторону, — криво ухмыльнулся Виктор. — Это радикальное решение зревших десятилетиями проблем. Однако я такой метод не одобряю.

— У вас есть другие рецепты решения земельного вопроса в вашей стране? — чуть влево наклонил голову Тейт.

— Нет, я ведь не политик.

— Политиком, господин Иволгин, вы всегда можете стать — было бы желание! Сейчас время возможностей для людей с амбициями и правильной гражданской позицией, — ответствовал англичанин.

«Теплее, теплее... Скоро мы и до вопросов бюджета на все эти дела дойдём», — сдержался от усмешки парень.

— Возможно, что и придётся, — кивнул он. — Ведь вся прогрессивная часть общества на нашей, белой стороне. И мы обязаны спасти их от красной тирании!

— Вы говорите о буржуазии, интеллигенции, то есть о русских прогрессистах, которые объективно желают республику и кровно в ней заинтересованы? — прищурился Тейт. — Но ведь многие из них поддерживают сейчас власть большевиков.

«Ох и Тейт. Виртуоз провокаций!» — восхитился Виктор его манерой ведения разговора.

— Насчёт буржуазии — тут я с вами поспорю, — засмеялся парень, — а вот интеллигенция, разночинцы — да, после всех притеснений царских властей поддержка с их стороны большевиков, партии социалистов-марксистов, вполне естественная для них ситуация. Просто они ещё на своей шкуре не вкусили все последствия их власти.

— Какие же? — быстро спросил Тейт.

— Я многое слышал от приезжающих в Харбин беженцев о терроре, который развязывает ЧК и Красная гвардия по классовому признаку. Даже Ольга, моя невеста, — Виктор кивнул на ресторан, — бежала от преследований, а она — учитель музыки, обычная образованная горожанка, абсолютно не богатая!

— Очень прискорбно, господин Иволгин! — сочувственно покивал англичанин. — Так на чём вот уже полгода держится власть большевиков в таком случае?

— Система террора, ручное распределение продуктов в крупных городах, лживая пропаганда, рассчитанная на необразованные низшие классы, радикальное заигрывание с крестьянами по вопросам земли и окончания войны — Совнарком на следующий же день после переворота выдал декреты о земле и мире. Это был очень решительный шаг, надо отдать им должное. Кроме того, сейчас они стараются привлечь на службу военную верхушку, оставшуюся в Петрограде. В их распоряжении — почти весь государственный аппарат, они формируют новую армию, а мы здесь, в Харбине, не можем решить вопрос объединения наличных сил!

— Со своей стороны я прилагаю максимальные усилия для этого, господин Иволгин! — немного помолчав, произнес Тейт.

— И что же мешает?

— Наши японские друзья имеют своё виденье на развитие ситуации и свои интересы в Приморье, французская миссия раздаёт много пустых обещаний, — иронично улыбнулся англичанин. — Однако мне нужны надежные люди здесь, в Маньчжурии, которые ясно понимают, что в будущем исключительно Британская Империя в военном и экономическом плане должна стать приоритетным партнером и союзником для возрожденной Российской Республики. Только так!