Владимир Белобородов - Хромой. Империя рабства
Пока ехали, я камнем шоркал лезвие топора, напоминающее из-за вмятин неправильную пилу, одновременно слушая рассказ Клопа.
— Когда тебя увели, я решил не уходить и переночевал в нижнем городе….
— Придурок, — прокомментировал его слова Чустам, подгоняя кожаную броню под себя. — Мог и без лошади остаться. Лучше бы в конюшне.
— Так вот, — игнорировал корма Клоп, — утром сразу к рынку, а там смотрю ты на телеге. Я и делать не знаю что, имперские же. Ну а как ты замахал и всё разъяснил я к нашим. Тут и порешили, что надо тебя вытягивать — тут ведь мог любой оказаться. Когда догнали, стали думать, как тебя вызволить. Огарик сказал, что может незаметно к тебе подойти и попытаться снять кандалы. Попробовали, он даже ветку магией сломить не может….
— Огарик! Ты вообще как? — перебил я Клопа.
— Нормально, — собственно по парню не видно было, что его ветрит или он переживает.
Воистину дети жестокие существа.
— Слушай, а вот зелье что твой дед готовил тогда для двери….
— Не получится. То зелье магию снимает с вещей. Могу попробовать размягчить клёпки.
Спать всё равно встали. Без сна долго нельзя, да и месяц был уж очень жидким, поэтому лошади в темноте спотыкались. Утром Толикам раздал всем по горсточке крупы и сушёной рыбине, предупредив, что воды нет, и тот, кто будет что одно, что другое есть, будет страдать. Новенькие, даже Липкий, молчали, присматриваясь, хотя большой, подозреваю даже когда присмотрится, останется немногословным. Ноги деду намазали мазью, вернее её остатками.
— Давайте хоть познакомимся, — пока рассаживались, ну вернее частично развешивались по лошадям, предложил Чустам.
— Липкий, срез, наказанный, — представился всеми регалиями Липкий.
— Чустам, воёвый, бывший корм, — протянул руку Чустам.
Все замерли, смотря на них. Более враждебных званий рабства сложно придумать. Липкий ухмыльнулся и пожал руку корму.
— Тебя как? — спросил Клоп деда.
— Шваний, был горном.
Все, кроме меня и Ларка повернулись на него. Понятно, что мы с криворуким тоже навострились.
— Чей горн? — первым спросил Чустам.
— Грандзона Кавара Ханыркского.
— Рабом? — Толикам заглянул на висок деда.
— Нет, вольным.
— Это как же тебя угораздило?
— В горны или рабство, — улыбнулся дед.
— Да и в то, и другое.
— Мой отец был другом его отца. Так и вышло, что его отец взял меня, а потом передал всё сыну, когда в немилость впал. Тот начал свою игру вести и я не угоден стал — знал много.
— Чего ж не траванули?
— Отец его жив, только от дел отошёл, не понял бы.
— А в рабы понял?
— Тут основание — мол, крал, суд сказал.
— Всё равно, почему жив?
— За вами увязался, вот и жив. Так, наверно страже дали указания.
— Так вот ты чего так ноги сбил…, — Чустам по-другому взглянул на деда
— Жить хочу.
— Вы хоть мне расскажите, — возмутился я.
— Он правил всеми делами грандзона и перегнул с империалами, — в одну фразу поместил всё Липкий.
— Можно и так сказать, — ухмыльнулся дед.
— Империалы-то есть? — спросил вор.
— Есть. Только не взять.
— Много?
— Десятка два, чуть больше.
— Если мы возьмём, то наши?
— Ты, молодой человек, пытаешься с меня денег взять, ещё не родившись?
— Да как не родившись?
— Да так. Ты прихлебай и я прихлебай. Пока мы с тобой сами от милости этих людей зависим. Бросят здесь, и мы помрём вместе.
— А вообще такое возможно? Насчёт денег? — Спросил я.
— Конечно, но риск большой.
— Чего слушаете? — вклинился Чустам. — Ты дед, пока молчал, лучше выглядел. Видите, вас кашей кормит, чтобы выжить.
— Да ладно, воёвый, то же просто разговор, проверить всё можно, — возразил Липкий.
— Вот когда проверишь, тогда и разговор будет.
— Идёт воёвый. Ты не прими за грубость мои слова, правду ведь величаю.
— Да я как бы не в обиде, но и сказками не питаюсь.
Хотелось обоим по сусалу…, развели тут, служил…, воровал….
— Поехали, бедовые, — перешёл на рабский сленг Толикам.
— Хромой, — подошёл Липкий, пока я засовывал ногу в кожаную петлю стремени.
— Что?
— Я вообще в богов не очень верю, но и в чужие дела не лезу, — Липкий как-то странно смотрел на меня.
— Ты к чему это?
— Вы мертвякам поклоняетесь?
Я ухмыльнулся:
— Это как?
— Я не знаю как, по-вашему, может, что-то не правильно говорю….
— Объясни ладом, я пока тебя не понимаю.
Звезданутый переступил и мне пришлось подпрыгнуть на одной ноге за ним, так как вторая была уже в стремени.
— Ну, адепты смерти там….
Тут до меня дошло:
— Ты о змеях на копьях?
Хоть мы говорили негромко, но смотрю дедок тоже ухо закинул, а Большой, так вообще не скрываясь смотрел на нас.
— Да, — Липкий ответил неуверенно.
— Не совсем. Есть да — едим, а поклоняться мёртвым глупо, — пока взгляд Липкого менялся, но надо отдать должное, страха в нём не проскользнуло, я поспешил успокоить. — Шучу я. Копья нам по случаю достались, — я запрыгнул на Звезданутого. — Просто они качественные, да и других нет. Никому мы не поклоняемся, только госпоже свободе.
Липкий качнул головой, в знак того, что понял меня:
— Хорошо сказал.
Все клёпки, при помощи Огарика, который, действительно несколько смягчил железо, вечером мы сняли.
— А малец что, тебя слушает? — вор присел рядом, пока сбивали клёпки с кандалов Большого.
Голос у него был заговорщицкий — наверняка вынашивает планы применения Огарика.
— Не мути воду Липкий, будь собой. Не тяни из раба жилы и будет тебе счастье, — ответил я ему. — Огарик имеет покровителя, не суйся. Да и будь проще.
— Да я просто спросил….
Глава 19
Обратно мы не спешили, запутывая следы, поэтому реки, за которой было наше логово, достигли только через семь дней, неделю по-нашему, хотя я уже привык к десятидневке в этом мире. За это время узнали имя гиганта, то есть говорили буквы — а он кивал — да, нет. Звали его Нумон. Мы даже начали с ним разрабатывать местную версию жестового языка, чему, кстати, Нумон был очень рад. Понятно, причину отсутствия у него части тела я не выяснил, но на пальцах элементарное он, вернее я, понимал.
К реке вышли километра за два до моста. Чустам сказал, что мы должны очень нашуметь своим бегством, как-никак Империю обворовали, а это серьёзно, поэтому мосты могут взять под охрану — чтобы нас поймать. Я если честно сомневался, что из-за четырёх рабов будет суета, хотя убийство представителей власти…. Насколько я не прав, мы узнали буквально через несколько часов.
Корм пошёл на разведку к мосту. Большой (хотя и знали его имя, но прозвище, это вам не имя), играл с Огариком в ножички. Игру показал им минут тридцать назад, но, не смотря на травянистую почву, Огарику она очень понравилась. И он с детской непосредственностью быстро нашёл напарника, так как у меня дико заныла нога — судя по боли — грядёт буря, не меньше, и я предпочёл сесть. Бури, кстати, здесь бывали. Не такие конечно как в кино, но вот чтоб видно всего метров на десять и ветер, ломающий ветви и выворачивающий старые деревья — запросто.
— Дед плывёт, — вдруг встрепенулся Огарик.
— О, готовь мягкое место, — прокомментировал Клоп.
— Далеко? — спросил я.
— Меньше осьмушки, — ответил Огарик.
— Нас найдёт?
— Да. Дядь Хромой, заступишься?
Похоже, парню светили серьёзные неприятности.
— Попытаюсь.
— А мы ведь на его лодке можем переплыть, — Клоп улёгся на землю, жуя травинку.
— А лошадей?
— Твой точно переплывёт. Да и эти должны.
Тут вернулся Чустам:
— Ну что?
— Не знаю. Близко подходить не стал. Вроде всё спокойно, но нутро прямо воет. Надо будет ждать, чтобы кто-нибудь проехал, так не понятно.
— Дед плывёт, Клоп предлагает на его лодке.
— Огарик, — отреагировал корм, — а мазь то ведь лечебная закончилась.
— Не трави ты ему душу. И так защиты уже просит.
— Что значит защиты? Я бы на месте деда выпорол его. Ой, как выпорол!
— Ну да. И был бы я сейчас в рабстве или с дыркой в животе.
— Тоже верно, но ты со стороны деда глянь….
Дед появился через час. Чустам и Клоп подхватили лодку и затащили через камыши к берегу. Огарик спрятался за моей спиной. Дед с хмурым видом вышел, и остановился шагах в пяти от меня.
— Мир, тут такая история…, — начал я.
Дед махнул рукой, прерывая меня:
— Нашёл заступника? Это хорошо. Давайте ладони.
— Зачем?
— Давайте я говорю!
Я протянул руку.
— Ты тоже!
Огарик протянул свою ручонку. Дед, вынув нож, резко чиркнул по рукам, умудрившись одним движением разрезать обе. Я дёрнул ладонь, но меня словно током прошило, на время обездвижив. Огарик не отреагировал никак.
