Дженнак неуязвимый - Ахманов Михаил Сергеевич
Странствия в лесах располагали к этим мыслям. Лес был храмом Тайонела, а сайбернский лес - самым обширным из них, самым величественным; где еще предаваться думам о богах? Тэб-тенгри ставил ловушки, бил пушного зверя, водил на охоту мужчин, сражался с медведями и кабанами; Дженнак вспоминал и рассуждал, оценивал собственную жизнь. И с каждым днем было ему все яснее: чего-то не хватает в ней. Чего?
Он прожил с дейхолами два года и собирался уже покинуть их, но наступила весна, пришли взломщики и попросили у айрончей место на байхольском берегу. Небольшая пришла ватага - семнадцать мужчин, шесть женщин. Но среди них была Заренка.
Весной женщины брали березовый сок, и в роще за лугом она и встретилась Дженнаку - шла с тяжелыми ведрами на коромысле. Вот видение последних месяцев, подумал он, еще не заглянув в ее лицо. А когда заглянул, догадался, что в Шанхо не уйдет, а останется у Байхола на многие, многие годы.
В Месяце Молодых Листьев они сказали друг другу первые слова, в Месяце Цветов поцеловались, а в Месяце Света Тэб-тенгри явился к Прикличу, заренкиному отцу, как полагалось у россайнов. Выбирала, конечно, дочь, но отец благословлял и торговался за приданое и выкуп.
- Отдашь мне девушку? - спросил Дженнак после приветствий и непременных возлияний.
Приклич долго чесал в бороде - а борода у него была до пояса.
Потом сказал:
- В ватаге у меня восемь молодых парней, и все на Заренку глаз положили.
- Не все, - молвил Дженнак. - Чет и Горшеня уже гуляют с нашими девицами.
- Глазастый ты, - буркнул Приклич. - Ну шесть, не восемь... А все одно обидятся!
- Как обидятся, так и утешатся, - возразил Дженнак, - у нас утешительниц много. Ты лучше подумай, что в ватаге у тебя семнадцать мужчин, а за мной - сотни три охотников. Кто из нас наибольший вождь?
Приклич подумал и согласился, что Тэб-тенгри человек достойный и родство предлагает почетное. Потолковали о приданом. Немного было добра у Заренки: две рубашки (одна - на ней), полушубок из овчины, старые сапожки да прялка. Еще Приклич давал топор - настоящий железный, большая ценность в здешних краях.
- А выкуп какой хочешь? - спросил Дженнак.
- А никакого, - ответил заренкин родитель. - Но не по нраву мне, что дочка, цветик мой, будет жить в халупе из шкур, что на шест вздернуты. Потому и топор даю. Бери его, парень, и сруби для Заренки дом по нашему обычаю. Сам сруби, без всякой подмоги! Слышал, знатный ты охотник и боец, а вот какой хозяин, поглядим!
Взял Дженнак топор и три месяца рубил деревья, бревна тесал, таскал их к выбранному месту, складывал стены хогана, пол стелил и крышу крыл, навешивал двери и трудился над самым сложным, над печью - тут, правда, Приклич помог, объяснил, что к чему. В этих подвигах Заренка про него не забывала, четырежды в день таскала еду, а вечерами, как стемнеет, целовала сладко и шептала: любый мой, любый... А Дженнаку слышался голос Вианны, говорившей, что воплотилась она в этой девушке и вернулась к нему из Чак Мооль, чтобы закончить то, что не успела: одарить его любовью, прожить с ним много лет, родить детей, увидеть внуков...
Кто шепнет тебе слова любви?.. Кто будет стеречь твой сон?.. Кто исцелит твои раны?.. Кто убережет от предательства?..
Предателей здесь не было, и ни зверь, ни человек не наносили Дженнаку ранений. Сон стерегли деревья Сайберна - кто проберется сквозь их чащу, какие враги? Если считать врагами аситов из Удей-Улы, так те в леса не совались, забота у них была другая - охранять торговый тракт. Так что ни в чем Дженнак не нуждался, кроме слов любви - а их шептали каждый вечер.
В Месяце Плодов вошла Заренка в новый хоган, и отметили это небывалым пиром - ведь хозяйку брал себе не кто-нибудь, а Вождь Охоты! Но лет через десять-двенадцать забылся этот титул, и стали Тэба-тенгри звать попросту вождем, иногда добавляя: озерный князь и атаман дейхолов и изломщиков. В те годы Заренка, его княгиня, принесла супругу сыновей, старшего Айвара и младшего Сергу. Прошло еще сколько-то лет, и понял Дженнак, чего не хватало в прежней жизни: детского лепета, детских глаз и детских рук, что обнимают по утрам. А когда подросли сыновья, познал он и другое - чувство полной защищенности, если идет за тобою родич, и не просто родич - сын. С Джемином было не так - не баюкал он его младенцем, не держал на коленях, не учил натягивать лук и метать копье... Дети, которых вырастил сам, меняют человека, даруют понимание того, как великое проявляется в малом, как из слов родителя, из его любви и поучений, творится новая душа - а есть ли в мире что-то важнее и чудеснее?
Неважно, боги послали этот опыт или слепая судьба, но был Дженнак счастлив, так счастлив, будто и впрямь вернулась к нему Вианна, и прожили они вместе годы, украденные в юности. Время шло, мужали сыновья, Заренка стала зрелой женщиной, потом склонилась к закату, и он менялся вместе с нею - привез из Удей-Улы серебряное зеркало, поглядывал в него и добавлял себе морщин. Так они и жили, и вместе с ними двигался в потоке времени весь мир, свершалось в нем большое и малое и становилось далекое близким. Тракт Вечерней Зари дотянулся до Айрала, а потом - до Росквы; Удей-Ула расширилась и над байхольским берегом встала пирамида; аситы укрепились и начали притеснять лесной народ повинностями и налогами - брали меха и скот, гнали людей на стройки, в шахты и на войну с бихара, а несогласных увозили к океану, на остров Ама-То. Дейхолы прятались в лесах, а оседлым изломщикам было хуже - от своих полей, дворов и прочего хозяйства не убежишь. Платили, откупались, но уже закипала вражда к пришельцам и к их повелителю, сидевшему где-то за океаном на нефритовом столе. Сидел бы там и не лез в вольный Сайберн! А если полез, так дождется! В Сайберне стрелы остры и топоры наточены...
Заморские колонии аситов были как болас, сеннамитское оружие, два шара, соединенные веревкой. Один шар - Китана, другой - Россайнел, а веревка - Тракт Вечерней Зари в просторах Сайберна. Прервется он, и шары раскатятся, не соберешь! Аситы это понимали и старались укрепить свои владения. Тракт был северной дорогой, но не исключалась южная, через Китану и Хинг - к морю Бумеранга, и дальше, через горы или по воде, в степи Россайнела. Но за Хингом начиналась пустыня, и хотя дорогу можно было проложить по ее окраине, пришлось бы еще и крепости строить с большими гарнизонами для охраны путников от бихара. Этот народ обитал в пустыне, нрав имел разбойный, и отличали его воинственность, жестокость и редкое умение выживать в безводье и зное. При Ширате Восьмом аситское войско первый раз вторглось в Бихару, чтобы очистить ее от разбойников, и полегло в песках. Так начались Бихарские войны.
В Эйпонне царил мир. Энергия аситов была направлена в Азайю, а также на строительство в Шочи-ту-ах-чилат, куда переместился центр их империи. Западное побережье, в сравнении с гористым Коатлем и тасситской степью, напоминало рай: мягкий климат, теплый океан, изобилие пресной воды, фруктов и зелени. Вдобавок жил здесь трудолюбивый народ, искусный во всяком мастерстве от корабельного до ткацкого, торговавший издавна с Арсоланой и Кейтабом и почитавший Шестерых. Захватив прибрежные сагры еще при Ах-Ширате Третьем, аситы проявили милость к жителям, зарезали немногих, не разорили промыслы и не сожгли сады. Теперь для этих земель пришла эпоха процветания: расширялись гавани, украшались города, а новая столица Чилат-Дженьел по красоте соперничала с Инкалой.
На севере Эйпонны тоже было тихо. Истребив Очаг Тайонела, варвары столкнулись с Одиссаром, изведали остроту его клинков и смертоносность нового оружия, громовых перенарных метателей, и более границ не нарушали. Хаос среди их кланов с каждым годом делался меньше, власть приобретал совет вождей, завязалась торговля - сначала с Одиссаром, потом, через Накаму и Фанфлу, с кейтабцами и Ренигой. Лизир постепенно заселялся, в этом котле смешивались люди со всех материков, но центральная часть жаркого континента еще оставалась загадочной и неизведанной - там, на берегах огромных рек, среди болот и джунглей, обитали темнокожие, но не единый народ, а десятки племен, и были среди них карлики ростом в четыре локтя, и были великаны ростом в семь. Что до Риканны, то здесь наступила эпоха процветания. Норелги и мхази утихомирились, выяснив, что рыболовство и торговля доходнее грабежа, моря стали безопасными, земли еще хватало, и правители не спорили друг с другом — быть может потому, что были у них общие предки и общая вера. С запада Бескрайних Вод плыли корабли с переселенцами, в Бритайю - из Одиссара, в Иберу - из Арсоланы, но затем эйпонцы растекались по всем обитаемыми землям до правого берега Днапра. Чаще селились в солнечных странах Атали и Эллине, кто-то двигался дальше, на острова и в Нефати, но были предпочитавшие холодный сумрачный Норелг. Там быстрее богатели - Норелг нуждался в людях, знавших счет и грамоту, умевших прокладывать дороги, строить дома и корабли, а более всего - искать руды и закладывать шахты. Мир двигался вперед, по-разному в разных местах, но с каждым годом движение было все быстрее, все стремительнее. Ибо сказано в Пятой Священной Книге, Книге Провидца Мейтассы: мир будет принадлежать людям, и станут они властвовать над жаром и холодом, над великим и малым, над светом и тьмой.