Иэн Бэнкс - Выбор оружия. Последнее слово техники (сборник)
– А я ничего не чувствую, – солгал Элетиомель.
Банкетный зал, где в этот вечер трапезничали и пили вино заезжие военные – полковник со своим штабом, – выходил в парк со стороны фасада. Озеро с каменной лодкой было по другую сторону.
– Мы только прогуляемся вокруг озерца, сержант, – сказал Чераденин охраннику, остановившему их на щебенчатой тропинке, по пути к каменному кораблю.
Сержант кивнул и посоветовал торопиться – скоро будет темно. Они проскользнули в корабль. Винтовка лежала там, где ее спрятал Чераденин, – под каменной скамейкой на верхней палубе.
Поднимая винтовку с палубы, выложенной плиткой, Элетиомель задел стволом за кромку скамейки.
Раздалось клацанье, магазин отсоединился и упал. Потом послышался звук разжимающейся пружины, и по камням, позвякивая, посыпались пули.
– Идиот, – бросил Чераденин.
– Заткнись!
– Не надо, – сказала Ливуета, затем нагнулась и начала поднимать пули.
– Давайте вернемся, – прошептала Даркенс. – Мне страшно.
– Не бойся, – приободрил ее Чераденин, похлопав по руке. – Давай искать. Нужно найти все пули.
Они нашли пули, отерли их и засунули назад в магазин: казалось, на это ушло сто лет. Но не было уверенности, что все пули найдены. Когда они подсоединили наконец магазин, почти совсем стемнело.
– Слишком темно, – сказала Ливуета.
Они сидели на корточках у борта, глядя через озеро на дом. Элетиомель держал винтовку.
– Нет, – заявил он. – Еще видно!
– Ничего толком не видно, – сказал Чераденин.
– Давайте отложим до завтра, – предложила Ливуета.
– Они нас скоро хватятся, – прошептал Чераденин. – У нас нет времени!
– Нет! – отрезал Элетиомель, глядя на охранника, который прохаживался у конца мощеной дорожки; Ливуета тоже посмотрела туда: это был сержант, с которым они недавно говорили.
– Не валяй дурака! – сказал Чераденин и, протянув руку, схватил винтовку. Элетиомель потянул оружие на себя.
– Она моя. Не трогай.
– Ничего не твоя! – прошипел Чераденин. – Наша. Она принадлежит нашей семье, а не твоей!
И он ухватил винтовку обеими руками. Элетиомель снова потянул ее в свою сторону.
– Прекратите! – велела Даркенс тоненьким голоском.
– Не будьте вы такими… – начала было Ливуета, затем повернула голову в ту сторону, откуда вроде бы донесся какой-то шум.
– Давай сюда!
– Отпусти!
– Да прекратите же, пожалуйста, прекратите. Давайте вернемся домой, пожалуйста…
Ливуета не слышала их: во рту у нее пересохло, она смотрела поверх каменного фальшборта широко раскрытыми глазами. Одетый в черное человек поднял винтовку, уроненную охранником-сержантом. Сам сержант лежал на гравийной дорожке. Незнакомец держал что-то, сверкнувшее в свете, который лился из окна. Потом он столкнул неподвижное тело сержанта в озеро.
У Ливуеты перехватило дыхание, и она присела.
– Ти… – сказала она.
Мальчишки продолжали возню с винтовкой.
– Ти…
– Мое!
– Отпусти!
– Тише! – прошипела она и стукнула обоих по лбам. Мальчики уставились на нее. – Кто-то убил сержанта. Вон там.
– Что?
Чераденин и Элетиомель подняли голову и стали глядеть поверх борта. Винтовка так и осталась у Элетиомеля.
Даркенс присела и заплакала.
– Где?
– Вон там. Вон его тело! В воде!
– Вижу, – сказал Элетиомель протяжным шепотом. – А кто?…
И тут они втроем увидели темный силуэт – кто-то пробирался к дому, держась в тени кустов, что окаймляли дорожку. Еще с десяток человек – сгустки темноты – двигались вдоль озера по узкой, поросшей травой тропинке.
– Террористы! – возбужденно сказал Элетиомель. Они втроем нырнули за борт, где бесшумно рыдала Даркенс.
– Нужно предупредить всех в доме, – сказала Ливуета. – Стрельни из ружья.
– Сначала сними глушитель.
Элетиомель вцепился в глушитель на конце ствола.
– Его заело!
– Дай я попробую.
Попробовали все втроем.
– Все равно стреляй, – велел Чераденин.
– Да! – прошептал Элетиомель, встряхнул винтовку и взвесил ее в руке. – Да.
Он присел, положил винтовку на каменный фальшборт и стал целиться.
– Осторожнее, – предупредила Ливуета.
Элетиомель навел винтовку на группу людей, что пересекали тропинку, направляясь к дому, и нажал на спусковой крючок.
Винтовка словно взорвалась. Вся палуба каменного корабля осветилась. Звук был оглушительным. Элетиомеля отбросило назад, но винтовка продолжала стрелять; трассирующие пули пронзали черное небо. Он рухнул на скамью. Даркенс взвизгнула так громко, как могла, и подпрыгнула. Послышались звуки выстрелов где-то рядом с домом.
– Дарк, пригнись! – вскрикнула Ливуета.
Над каменным кораблем вспыхивали световые линии.
Даркенс стояла и визжала, а потом бросилась к лестнице. Элетиомель потряс головой и поднял взгляд, когда девочка пробегала мимо него. Ливуета попыталась ее схватить, но промахнулась. Чераденин попробовал опрокинуть ее.
Светящиеся линии снижались, откалывали куски камня вокруг них, поднимали облачка пыли, а Даркенс, крича и спотыкаясь, продвигалась к лестнице.
Пуля вошла ей в бедро. Чераденин, Ливуета и Элетиомель довольно отчетливо услышали, несмотря на стрельбу, свист той самой пули и вопль девочки.
Его тоже задело, хотя в тот момент он не знал этого.
Атаку на дом отбили. Даркенс выжила. Она чуть не умерла от потери крови и болевого шока, но все же выжила. Лучшие хирурги восстанавливали ее тазовый сустав, раздробленный пулей на десяток больших частей и сотни осколков.
Куски костей проникли в тело Даркенс – их нашли в ногах, в одной руке, во внутренних органах. Один даже застрял в подбородке. Армейские хирурги хорошо разбирались в такого рода ранениях. У них имелись время (война тогда еще не началась) и стимул (отец девочки был очень важной персоной), чтобы сделать все возможное. Но все же ходила она с трудом – по крайней мере, до совершеннолетия.
Один из осколков вылетел за пределы ее тела и проник в тело Чераденина. Чуть выше сердца.
Армейские хирурги решили, что извлекать его слишком опасно, и сказали, что со временем организм сам отторгнет инородное тело.
Но этого так и не случилось.
Он снова начал свой путь вокруг лужицы.
Кальдера! Вот оно, нужное слово, нужный термин.
(Такие сигналы были важны, и он получил тот, на который надеялся.)
«Победа! – сказал он себе, продолжая ползти, откидывая со своего пути остатки птичьего помета и извиняясь перед насекомыми. – Все будет хорошо».
Теперь он знал это – и еще он знал: в конце концов ты непременно выигрываешь, и даже если ты проиграл, никогда нельзя знать наперед, было только одно сражение, и он все равно оказался в центре этой дурацкой истории, а слово было – «кальдера», а еще было слово «Закалве», а еще – «Стаберинде» и…
Они нашли его. Спустились в большом прекрасном корабле, взяли его, снова вылечили, поставили на ноги.
– Они никогда не учатся, – отчетливо произнесло небо и вздохнуло.
– Пошло в задницу, – сказал он.
Много лет спустя Чераденин приехал из военной академии и стал искать Даркенс. Немногословный садовник указал ему, куда идти. Он прошел по мягкому ковру из опавших листьев к летнему домику.
Изнутри раздался крик. Даркенс.
Он ринулся вверх по ступенькам, вытаскивая на бегу пистолет, затем пинком распахнул дверь.
Испуганное лицо Даркенс, голова, повернутая к нему через плечо, уставленные на него глаза. Ее руки все еще были на шее Элетиомеля, который сидел, спустив брюки до щиколоток, держал руки на обнаженных – платье задрано – ягодицах Даркенс и спокойно смотрел на него.
Элетиомель сидел на маленьком стуле, который некогда соорудила Ливуета на уроках столярного дела.
– Привет, старина, – сказал он молодому человеку с пистолетом в руке.
Чераденин секунду-другую смотрел в глаза Элетиомеля, потом развернулся, сунул пистолет в кобуру, застегнул ее, вышел и закрыл за собой дверь.
За его спиной раздались плач Даркенс и смех Элетиомеля.
Островок в центре кальдеры снова стал безопасен. Часть птиц вернулась туда.
Островок изменился благодаря человеку. Вокруг центрального углубления все было теперь очищено от помета. Из центра этого светлого круга шел проделанный в птичьих испражнениях короткий отросток. Остров выглядел пиктограммой – белое на черном.
Это был местный знак – «Помогите!», и увидеть его можно было только с самолета или из космоса.
Несколько лет спустя после происшествия в летнем домике – ночью, когда горел лес и вдалеке грохотала артиллерия, – один молодой майор запрыгнул в танк из своего батальона и приказал водителю гнать его по лесной дорожке, извивавшейся между деревьями.
Позади остались развалины отбитого ими особняка и сверкающие языки пламени, что освещали величественный когда-то интерьер. Пламя отражалось в декоративном пруду с разбитым каменным корабликом.
