Иэн Бэнкс - Выбор оружия. Последнее слово техники (сборник)
– А вот и нет. И твоя мать, наверно, тоже была ужасно гадкой. Иначе ей не запретили бы выходить из комнаты все это время.
– Она ничего плохого не сделала! – Элетиомель посмотрел на другого мальчишку, почувствовав, как что-то распирает его голову и вот-вот прорвется через нос, глаза. – Она больна. Она не может выйти из комнаты!
– Это она только так говорит, – сказал Чераденин.
– Смотрите! Миллионы цветов! Смотрите! Мы сделаем из них духи! Хотите нам помочь? – послышалось щебетание сестер, которые подбежали к ним сзади с сорванными цветами в руках.
– Элли… – сказала Даркенс и попыталась взять Элетиомеля под руку. Он оттолкнул ее.
– Ну, Элли… Чер, пожалуйста, не надо, – сказала Ливуета.
– Она не сделала ничего плохого, – закричал он в спину приятеля.
– А вот и сде-ла-ла, – нараспев произнес Чераденин и бросил в воду еще один камушек.
– А вот и нет! – воскликнул Элетиомель и, подавшись вперед, толкнул его в спину.
Чераденин ойкнул и, свалившись с резного фальшборта, ударился головой о камень. Две девочки закричали.
Элетиомель свесился вниз и увидел, как Чераденин упал прямо в центр расходящихся кругов и исчез под водой, потом всплыл лицом вниз.
Даркенс издала вопль.
– Нет, Элли, нет! – крикнула Ливуета и, бросив все свои цветы, побежала к ступенькам. Даркенс, крича и прижимая цветы к груди, присела на корточки и привалилась к каменному фальшборту, на котором только что сидели мальчики.
– Дарк! Беги в дом за помощью! – крикнула с лестницы Ливуета.
Элетиомель увидел, как тело в воде чуть-чуть шевельнулось и из-под него стали всплывать пузыри. Внизу стучали по палубе туфельки Ливуеты.
Через несколько секунд девочка прыгнула в мелкий пруд, чтобы вытащить оттуда брата. Даркенс продолжала визжать, а Элетиомель смел оставшиеся камушки, и те упали в воду вокруг мальчика.
Нет, не то. Должно было случиться что-то похуже, правда? Он точно помнил что-то про стул (он помнил что-то также про корабль, но и это было не совсем то). Он попытался представить, что за ужасы могут произойти с сидящим на стуле человеком, отбрасывая варианты один за другим, – ни с ним, ни с его знакомыми ничего подобного не случалось, или, по крайней мере, он этого не припоминал. Наконец он пришел к выводу, что зациклен на стуле по чистой случайности: просто был какой-то стул, и ничего больше.
Потом были имена; имена, которыми он пользовался, выдуманные имена, которые на самом деле ему не принадлежали. Подумать только – назвать себя именем корабля! Глупый, гадкий мальчишка; вот что он пытался забыть. Он не знал, не понимал, как он мог быть таким глупцом. Теперь все казалось ясным, очевидным. Он хотел забыть о корабле, изгладить всякую память о нем, чтобы не называть себя именем корабля.
Теперь он понял, теперь он осознал – когда было уже поздно.
От воспоминаний его затошнило.
Стул, корабль, еще что-то… а что – он забыл.
Мальчики учились работе по металлу, девочки – гончарному делу.
– Но мы же не крестьяне какие или… или…
– Ремесленники, – подсказал Элетиомель.
– Не спорьте. Вы должны научиться обрабатывать металл, – сказал мальчикам отец Чераденина.
– Но это занятие простолюдинов!
– Как умение писать и считать не сделает вас клерками, так и умение работать с металлом не сделает вас кузнецами.
– Но…
– Будете делать, что сказано. Если же вы считаете, что имеете склонность к военному делу, можете изготавливать на уроках клинки и доспехи.
Мальчики переглянулись.
– И еще: не возьмете ли на себя труд сказать своему учителю языка, что я поручил вам спросить у него, приемлемо ли для молодого человека благородного происхождения почти любое предложение начинать со злополучного слова «но»? Это все.
– Спасибо, сударь.
– Спасибо, сударь.
Выйдя из дома, они решили, что обработка металла – не такое уж плохое занятие.
– Но нам придется сказать Носатому насчет «но». И он надает дополнительных заданий!
– Нет. Твой старик спросил: «Не возьмете ли на себя труд?» Это пожелание, а не приказание.
– Ха! Верно.
Ливуета тоже хотела заниматься работой по металлу, но отец не разрешил – мол, это не подобает девушке. Ливуета настаивала. Отец не уступал. Она надулась. В конце концов сошлись на столярном деле.
Мальчики делали ножи и мечи, Даркенс – глиняную посуду, а Ливуета – мебель для летнего домика в глубине имения. Именно в этом домике Чераденин увидел…
Нет-нет-нет, он не хотел об этом думать, ни в коем случае. Он знал, что за этим последует.
Черт побери, лучше уж думать о другом неприятном происшествии – о том, как они взяли ружье из оружейного склада.
Не-е-ет, он не хотел думать вообще. Он пытался прогнать все мысли об этом, глядя на сумасшедшее голубое небо и стукаясь головой – вверх-вниз, вверх-вниз – о бледные чешуйчатые камни, с которых он уже смел шарики гуано, но это было слишком больно, и камни вминались в землю, и все равно ему не хватило бы сил, чтобы справиться даже с мухой, а потому он бросил это занятие.
Где он?
Ах да, кратер, затопленный вулкан… мы в кратере; старый кратер старого вулкана, давно потухшего. Кратер, заполненный водой. А в центре кратера был маленький островок, и он находился на этом островке, и смотрел с этого островка на стены кратера, и он был мужчиной, не так ли, дети, и был он славным человеком, и вот теперь он умирал на островке и…
– Кричать? – сказал он.
Сверху на него, полное сомнения, смотрело небо.
Голубое.
Это Элетиомель придумал взять ружье. Арсенал не запирался, но в то время был под охраной; взрослые все время были заняты и чем-то обеспокоены, даже поговаривали, что детей лучше отослать куда-нибудь. Лето прошло, а они еще не ездили в город. Им было скучно.
– Можно убежать.
Они шли, волоча ноги, по дорожке внутри имения, усеянной опавшими листьями. Элетиомель говорил вполголоса. Теперь им даже здесь не разрешали гулять без охранников, которые шли в тридцати шагах спереди от них и в двадцати – сзади. Когда вокруг было столько охранников, никакой игры толком не выходило. Ближе к дому, правда, позволялось играть без охраны, но это было еще скучнее.
– Не говори глупостей, – сказала Ливуета.
– Это не глупости, – возразила Даркенс. – Можно поехать в город. Хоть какое-то развлечение.
– Да, – сказал Чераденин. – Ты права. Хоть какое-то.
– Зачем вам в город? – спросила Ливуета. – Там может быть… опасно.
– Ну а здесь скучно, – отрезала Даркенс.
– Ага, скучно, – согласился Элетиомель.
– Можно взять лодку и уплыть, – предложил Чераденин.
– И даже не придется ставить парус или грести, – подхватил Элетиомель. – Надо лишь столкнуть лодку в воду, и в конце концов мы окажемся в городе.
– Нет, я против, – сказала Ливуета, пиная груду листьев.
– Да брось ты, Лив, – сказала Даркенс. – Что ты на всех нагоняешь тоску? Перестань. Мы должны все делать вместе.
– Нет, я против, – повторила Ливуета.
Элетиомель сжал губы и со всей силы пнул большую груду листьев: те разлетелись в желтом взрыве. Двое-трое охранников быстро развернулись, но тут же, успокоившись, пошли дальше.
– Надо что-то сделать, – сказал Элетиомель, глядя на охранников впереди себя и восхищаясь их большими автоматическими винтовками. Ему не разрешали прикасаться к настоящему, серьезному оружию – разве что давали иногда поиграть мелкокалиберным пистолетиком или легким карабином.
Он поймал лист, пролетавший рядом с его лицом.
– Листья… – Элетиомель покрутил лист перед глазами. – Деревья глупые, – сказал он остальным.
– Конечно, – подтвердила Ливуета. – У них ведь нет мозгов и нервов, правда?
– Я не об этом. – Элетиомель смял лист. – Деревья глупо устроены. Столько всего пропадает попусту осенью. Дереву, которое сохранило бы свои листья, не пришлось бы отращивать новые. Оно смогло бы вырасти выше всех других. И стало бы царем деревьев.
– Но листья так прекрасны! – воскликнула Даркенс.
Элетиомель покачал головой, заговорщицки переглянувшись с Чераденином.
– Девчонки! – с ухмылкой сказал он.
Он забыл другое слово для кратера. Было ведь и другое слово для кратера, большого вулканического кратера, совершенно точно было.
«Я только на секунду положил его сюда, и какая-то скотина его сперла… если бы я только мог его найти… Я положил его сюда секунду назад».
Где был вулкан?
Вулкан был на большом острове где-то посреди внутреннего моря.
Он окинул взглядом далекие стены кратера, пытаясь вспомнить, где же это «где-то». Движения болью отдавались в плече, куда ударил кинжалом один из грабителей. Он шикал на мух, слетавшихся тучами, но был уверен, что те уже отложили в рану свои яйца.
(Рана довольно далеко от сердца, где он все еще носит ее; инфекция дойдет до сердца еще нескоро. К тому времени он уже умрет – они не успеют добраться до его сердца, а значит, и до нее.)
