Ник Перумов - Волчье поле
Высоко взвилось то пламя, и ощутил Вой, что горит он сам в нем. И не только поранившие его стрелы чувствовал князь, но каждый удар, что падал сейчас на людей его языка. Каждый раз, когда умирая роск, страшно вскрикивая Вой, и от криков его бежала даже нечисть.
Пытался успокоить зятя отец Влады, но не слушал Вой ничего и не видел.
Случилось так, что спешил вдоль Кальмея отставший вражий отряд, услыхал княжий крик и едва не разбежался, охваченный страхом; но был среди них один старый ведун, и сумел он ободрить воинов. Приступили они к кургану, где лежал раненый князь, но Вой их даже не заметил. За лесами умирали его роски, а он ничего не мог сделать.
И тогда в последний раз закричал князь, да так, что даже тесть его устрашился. Встал Вой, пошатываясь и глядя на озаренное пожарами небо; кровь текла, не останавливаясь, из княжьих ран, но тут вдруг начала каменеть, оборачиваясь красноватым гранитом. Не раны чувствовал князь, не от них страдал — от бессилия и горя, от боли за родную землю. И от нее, от этой боли, становился Вой камнем. Тут враги наконец добрались до вершины, принялись рубить Воя саблями, тыкать в него копьями, но только затупили клинки да согнули оголовки.
А напоследок, уже почти окаменев, произнес князь последнее свое слово. Вспомню он жену, Владу, с которой не простился, не обнял, уходя из дома. Думал, что донесет ветер его печаль, его горе до жены, а вышло все наоборот. Воином был князь, не привык печаловаться, и оттого вышло его последнее слово не таким, как он сам хотел. Расступилась земля, втянул курган в себя обступивших князя врагов, словно и не было их никогда…
А старик, отец Влады, обернулся филином и улетел к дочери. Уцелела Влада в тайном лесном убежище, но уже поняла по зареву на полнеба, что случилось страшное, не стало роскской силы. Что рассыпались враги по родной земле, жгут да насильничают и некому дать им отпор. И разъярилось сердце жены Воя на обманувшего ее отца.
И когда прилетел к затерянной в чаще избушке огромный филин — а было то уже на заре, — то лишь миг видел он стоящую на пороге Владу. Взошло солнце — и не стало вдовы князя Воя. Лишь оскалила зубы на отца, вновь обернувшегося человеком, серебристая волчица.
Бессильно уронил руки старик, выкатилась из глаза одинокая слезинка. Понял он, что не простила и не простит его дочка, что навсегда горе отогнало от нее смерть, и даже за чертою этого мира не найти им покоя и примирения. Сел тогда старик на пороге, да делать нечего. Не стало князя Воя, не стало у росков защитника, и теперь им, Деду и Вдове, несмотря на обиды, хранить землю, беречь Роскию по мере отпущенных сил.
— Так и повелось с тех времен, — говорит волхв-рассказчик. — Ходят от края до края земель наших отец и дочь. Днем — старик с волчицей, ночью — женщина с филином. Столетия водой утекли, а не утишилась обида дочерняя. Не желает Влада говорить с отцом, зато дело они одно делают. Вдова проводит, щит подаст, раны перевяжет, а то и оплачет. Дед, тот уму разуму научит, что было — не забудет и другим не даст. Только мало разума с памятью да любови с жалостью — еще и сила нужна да удаль, и тут уж не Дед со Вдовой за сынов, а сыны за собственных дедов и матерей да за самих себя.
Нет с нами Воя, — твердеет голос учителя. — Самим надо мечи да копья держать, и, покуда не выучимся, не переведутся охотники пробовать, мягка ли перина у росков да вкусен ли мед…
А из тел тех воинов, что курган поглотил, взошли серые травы, каких больше нигде и не бывает у нас. С весны до поздней осени, стоит налететь ветру, всё секут они и секут мечами-листьями окаменевшего Воя, да только все зря. Никогда им не одолеть нашего князя, не сломить роскский дух, не выжечь наших лесов, не испоганить озера с реками. И еще говорят, что по сю пору ищут степные шаманы курган, на котором стоит Вой. В одном лишь согласилась Влада с отцом своим — что нужно им своей силой поднять такие же камни и на другие курганы, чтобы не нашли степняки мужа и зятя их, чтобы зубы себе сгрызли от досады.
Так и вышло. Оттого и разбросано множество камней по роскским курганам, оттого и ищут Воя впустую вражьи ведуны — только никогда им не сыскать. Дед со Вдовой им глаза отведут, и курган, на котором уже были, новым покажется.
А нам, — рассказчик выпрямляется, — крепко про то помнить и знать, что настанет и наш день выходить в чистое поле, во широкое раздолье, когда справа да слева — други-братья, а впереди — вражья сила. Не забудем ни Воя, ни Вдову, ни Деда, а пуще всего — того, что самому надо меч да щит держать, ни на кого не надеясь.
Примечания
1
Крупные землевладельцы.
2
Символ церкви. Сын Господень в обличии человеческом прошел мимо нищего. Тот попросил милостыню, Сын Господень поднял камень и вложил в руку просящему. Нищий с обидой отшвырнул подаяние. Один из учеников Сына Господа, следовавший за учителем, подобрал камень — тот превратился в хлеб.
3
Стратиоты — опора «стальных императоров», представители военного сословия.
4
Герб Севастийской империи — золотая птица с лицом женщины.
5
Потомки Дира — легендарного основателя роскской державы, к которому возводят свой род почти все роскские князья.
6
Эфедр (буквально: рядом с кем-либо сидящий, подсиживающий) — атлет, в состязаниях с нечетным количеством участников не попавший по жребию в пару (например, в состязаниях по борьбе, кулачному бою). Эфедр должен был ожидать конца боя пары, а затем бороться с победителем, имея, таким образом, преимущество перед усталым соперником.
7
Доспех из прямоугольных пластин, связанных между собой ремешками или нашитых верхом на кожаную (матерчатую) основу. По сравнению с кольчатым, дощатый доспех обладает большей защитой, так как при соединении пластинки заходят друг за друга, тем самым усиливая броню. Удары неприятеля в такой броне казались «мягче», так как изогнутость пластин лучше их отражала, а двигаться в ней было легче. Из-за большей по сравнению с кольчугой эластичности такой доспех предпочитали конные воины.
