Сети Госпожи ужаса (СИ) - Чайка Дмитрий
— Тогда я большой купол в Храме богини Хатхор смогу сделать, — на смуглой физиономии инженера появилось мечтательное выражение. — Огромный! Невиданный! Я сделаю новый макет храма, господин. Старый никуда не годится. Я все понял! Даже строители Черной Земли умрут от зависти, когда увидят обитель Великой Матери, дарующей жизнь.
Энгоми все больше напоминает мне Сифнос, тем более что множество людей перебралось оттуда в новую столицу, поближе к войску, оптовым складам и денежным потокам. Я некоторых горожан в лицо узнавал. Свободные дома в Верхнем городе стремительно заканчивались. И теперь даже для того, чтобы поощрить Кулли, Рапану и еще нескольких заслуженных тамкаров, приходилось, как говорил классик, изыскивать. Как будто не этот город совсем недавно взяла штурмом огромная банда бродячих отморозков. Я уже всерьез начинаю подозревать, что людей разносят мухи. И вроде бы еще совсем недавно здесь было пусто и совершенно безнадежно, но как только появляется еда и возможность намутить драхму-другую, они сразу же откуда-то берутся. Кто-то прятался в горах, кто-то ушел в Библ и Пер-Рамзес, и вот теперь они возвращаются. Люди гомонят на рынках и в порту, они присматриваются к новой жизни, пробуя ее, словно неумелый пловец, который осторожно заходит в холодную воду. Они постоят немного, а потом, видя, что им ничего не угрожает, делают еще один шаг на глубину.
Я полюбил этот город. По сравнению с ним Сифнос — глухая провинциальная дыра. Здесь улицы прямы, как копье, и застелены каменными плитами. Они застроены двухэтажными кирпичными домами, которые, если бы у них имелись на фасаде окна, смотрелись неплохо даже в много позднее время. Люди остаются людьми. Они хотят жить, радоваться, растить детей и не трястись от ужаса, ожидая налета очередного эпического героя, которому не терпится попасть в историю. Именно поэтому я еду по улице, купаясь в улыбках и приветствиях. Люди славят богов, призывая ко мне их милость. Ведь именно я принес сюда спокойствие, такое нечастое в это страшное время.
— Благословите, господин! — какая-то баба тянет мне младенца, завернутого в полотно. — Дайте имя моему сыну! Молю!
Ни фига себе! — я даже растерялся. В крестные зовут, что ли? Но делать нечего. Я же сын Морского бога, счастливый в бою. Положение обязывает. Я возложил руку на орущего мальчишку и буркнул:
— Нарекаю тебя Гомером! Женщина! Когда ему исполнится семь, приведешь в школу. Он будет учиться бесплатно. Скажешь, я велел.
Орущая от счастья мамаша осталась позади, а я глубоко задумался. С чего бы это меня пробило пацана Гомером назвать? Ведь никакой литературы здесь нет. Ее зачатки имеются в Египте и Вавилонии. Они были у почивших в бозе хеттов, которые сейчас сгрудились в жалкие княжества на окраине собственной империи. А здесь есть легенды про Геракла, в которых я не узнавал ничего из того, что учил в школе. Пока это просто байки про удачливого отморозка, который угонял чужую скотину и крал баб в промышленных масштабах. Байки из разряда тех, что воины травят у костра. Видимо, знать дорийцев, которая в моей реальности захватила Грецию, полировала их несколько столетий, пока не превратила в эталонные мифы.
Я скачу по улице, окруженный охраной. Я давно уже не выхожу на люди без доспеха, пусть даже и льняного. От ножа и стрелы он спасет, а большего пока не нужно. Куда больше мне нужно будет бояться соратников, когда они войдут во вкус. Сейчас полубожественный статус и удача в войнах охраняют меня непробиваемым щитом. Но что будет позже?
А вот и мой дворец. Статуи с бычьими головами одобрительно посмотрели на меня и даже, казалось, подмигнули. У них тоже праздник. Я велел демонтировать их, снять слепок, отлить в меди и покрыть позолотой. Правда, мастера проявили самовольство, наградив каждого огромным эрегированным фалосом. Здесь такое не считается похабным. Напротив, это символ мужественности и побед. Выглядят быки теперь совершенно фантастически, резко повысив мой и без того запредельный авторитет. И ведь времени прошло всего ничего, а в районе гениталий позолота уже изрядно потускнела, обещая вскоре исчезнуть совсем. Учитывая, что рядом стоит стража, искать виновных не нужно. Я и так знаю, что теперь, принимая пост, заступающая смена в обязательном порядке треплет быкоголовых по самому дорогому. На счастье. Я уже упоминал, что люди не меняются. У них и шутки остаются одинаковыми. Ну ничего, я тоже тот еще Петросян. Буду раз в месяц позолоту подновлять, вычитая стоимость работы из жалования стражи. Вот весело будет. Они ведь тут бизнес себе устроили. Сюда приходят горожане, слабые по мужской части, и тоже причащаются. Слухи по городу идут, что средство эффективнейшее, но дорого.
Мой мегарон уже ничуть не напоминает помещение после взрыва трех килограмм в тротиловом эквиваленте. Стены и колонны тщательно выскоблены, а кое-где Анхер уже нанес контуры будущих фигур. Я познакомил его с понятием горельеф и, по-моему, он на пару дней уходил в запой. По крайней мере, Феано шепнула мне ночью, что его жена отказалась играть с ней в карты, сославшись на какую-то сущую ерунду. Видимо, забухал парень, но быстро пришел в себя, осознав, что повернутые в профиль плоские фигуры не есть эталон скульптуры. Теперь одна стена мегарона будет представлять собой сцену моего боя с Аяксом, причем фигуры будут выпуклыми, выступающими из стены на половину объема.
Мозаика на полу — это переплетение квадратов, треугольников и спиралей. Выглядит необычно, но очень красиво, а местные наступают на пол с опаской, касаясь камешков кончиками пальцев ног. Квадратные колонны покрывают узорами из камней. Здесь и порфир, и лазурит, и паросский мрамор. Пестровато на мой взгляд, но именно так выглядит здесь роскошь. Она кричаща и вульгарна. Она подавляет пышной яркостью и нелепыми сочетаниями красок. Она бьет в глаза, не давая усомниться в своей стоимости. Здесь не в чести спокойное достоинство, которое порой куда дороже броского кича. Богатство должно быть заметно сразу, вселяя в вошедшего чувство собственной ничтожности.
— Акамант! — повернулся я к своему старшему писцу. — Отправь послание к царям Вилусы. Передай им мой приказ прибыть на Кипр сразу же после восхода Семи сестер. Они должны припасть к стопам господина своего Солнца.
— Слушаюсь, — склонился Акамант, который после недолгого раздумья спросил. — А что, если они не приедут, господин? Царь царей Хаттусили тоже рассылал такого рода послания, и на них частенько не обращали внимания. Что мы будем делать, если цари поступят точно так же?
— Поверь, — усмехнулся я. — Я очень надеюсь, что именно так все и случится. Ты разве еще этого не понял?
— Кажется, понял, господин, — ошалело посмотрел на меня Акамант. — Я прикажу готовить припасы для большого похода. Правильно ли я понимаю, что следующим летом из Энгоми отбудет к новому месту службы изрядное количество новых писцов?
— Правильно, — усмехнулся я. — Изрядное количество писцов и вразумляющий поход армии. Мне нужно обкатать в деле молодняк.
— Я все исполню, господин, — склонил голову Акамант. — Сегодня утром приплыл гонец от почтенного Рапану. Он прислал весть. Я выучил ее наизусть.
— Говори! — нетерпеливо выпалил я. — Надо было начинать именно с нее!
— Большая рыба поплыла на юг, — нараспев произнес Акамант. — Туда, где ее ждет сокол Гор, наточивший медные когти. Туда, где сама богиня Сехмет, Госпожа ужаса, раскинула свои ловчие сети.
— Красиво сказал! Поэт, блин, — отдал я должное литературному таланту купца, а потом приказал. — Кноссо найти! Он крутится где-то между Угаритом и Уллазой. Немедленно!
Глава 20
Год 2 от основания храма. Месяц восьмой, Эниалион, богу войны посвященный. Арголида.
Корос, младший и любимый сын уважаемого наместника Филона, причалил в порту Навплиона на пузатой сидонской гауле(1). Корабль это был необыкновенный, огромный до того, что у парня даже сердце от зависти защемило. У государя таких больших кораблей и нет. Гиппогоги разве что. Гаула же пришла в Навплион, привезя груз кедровых бревен, толику масел из далекой Аравии, груз пурпурных тканей, слоновой кости и страусиных яиц. Хоть и дорог пурпур невероятно, но паруса гаулы выкрашены именно в этот драгоценный цвет, потому как все знают, что он отпугивает злых духов моря. Зачем везти в Аххияву дерево? Да затем, что богатеющая на торговле керамикой и маслом ахейская знать желала теперь иметь мебель именно из несравненного сидонского кедра, а не из привычного дуба или сосны.