Археолог: заветный ключ (СИ) - Рудин Алекс

Я видел, что руки его расслабились, плечи опустились.

— Странно всё, — нормальным голосом сказал он. — Не успели вы приехать, как кто-то попытался проникнуть в лагерь.

— А что говорит задержанный? — осторожно поинтересовался Виталий Иванович.

— Ничего он пока не говорит, — ответил Виктор Петрович. — Но заговорит, никуда не денется.

Я слушал комитетчика с равнодушным видом.

— Ты же понимаешь, Витя, что это может быть провокацией? Этого человека могли специально подослать, чтобы скомпрометировать меня, или Александра и тем самым затормозить наши поиски.

— Понимаю, — кивнул Виктор Петрович. — В тебе, Валя, я уверен. А вот он пока у меня на подозрении.

Виктор Петрович снова посмотрел на меня.

— Уж больно ловко ты эту рощу нашёл. Как будто бывал там раньше. В общем, так! Из лагеря — ни ногой. Да и не выпустят вас теперь. Всё, что нужно, мы привезём. Документы получите на выходе, в лагерь вас сейчас отвезут. Понадобитесь — вызову.

Виктор Петрович снова снял трубку телефона и отрывисто сказал:

— Зайдите!

Мы с Валентином Ивановичем одновременно поднялись.

Сотрудник в штатском вывел нас из кабинета и проводил по лестнице вниз. На выходе мне вернули паспорт. Я обрадовался ему, как родному. Мне уже начало казаться, что новая жизнь чересчур насыщена событиями.

Всю обратную дорогу до лагеря мы молчали. Я видел, что Валентину Ивановичу хочется поговорить, но присутствие сопровождающих останавливало. Нас проводили до самых палаток, и к тому времени желание пообщаться пропало совершенно. Умеют государевы люди создать гнетущую атмосферу! Нельзя было обыскать и допросить меня прямо в лагере? Стоило везти ночью за тридевять земель?

Я понимал, зачем Виктор Петрович это сделал. Во-первых, чтобы оказать психологическое давление. Во-вторых, чтобы не подставить меня под подозрения, если я окажусь ни при чём. Умно.

Мои вещи были сложены аккуратно. Но совершенно не в том порядке, в каком я их оставлял. Это окончательно добило остатки настроения.

Ребята ни о чём не расспрашивали — ни ночью, ни на утро. Всем хватало собственных впечатлений, но откровенно делиться ими студенты побаивались. Ночью обыскали не только мои вещи — аккуратно, но тщательно КГБшники перевернули весь лагерь.

Наутро я первым делом проверил, на месте ли медальон. Дёрн под корнями клёна выглядел точно таким, как я его оставил. Даже трава не увяла. Я поборол искушение выкопать артефакт. Пусть лежит до подходящего случая.

Находок всего за неделю оказалось столько, что «камералка» не справлялась с их обработкой. Кости животных, черепки глиняной посуды, костяные и металлические рыболовные крючки, остатки сетей, сплетённых из растительных волокон.

Почти ежедневно попадались слитки янтаря и грубые поделки из него, изображавшие, в основном, животных. Слухи о медальоне непонятным образом распространились по лагерю, и каждый раз кто-то бежал к Валентину Ивановичу с радостными криками:

— Нашёл! Нашёл!

Но внешний вид и примерные размеры медальона были хорошо известны по описаниям в древних хрониках. Поэтому Валентин Иванович каждый раз разочарованно качал головой и отправлял «кладоискателей» в камералку.

Наружную стену святилища вскрыли почти по всему периметру и сейчас углублялись слой за слоем, обнажая полусгнившие толстые брёвна.

— Интересно, что стена почти не перестраивалась, — поделился со мной своим наблюдением Валентин Иванович. — Только юго-западный угол сильно пострадал от пожара. Видите — вот там, слева от входа.

— Думаю, конфликты в священной роще были строго запрещены, — ответил я. — И только один раз это правило кто-то нарушил.

Я по-прежнему вёл раскоп вокруг жертвенника. В помощь, с разрешения Валентина Ивановича я пригласил Севку и Олю. За болтовнёй часы работы пролетали незаметно, да и мне было легче отвлечь ребят в нужный момент.

Оле очень нравилось работать не лопатой, а кисточкой и совком, тщательно просеивая мельчайшие комочки земли. А Севка откровенно скучал.

— Ползаем, ползаем, — с досадой говорил он, — а за неделю углубились только на штык!

— Зато сколько находок! — строго возразила ему Оля.

Находки возле жертвенника, действительно, были богатыми. Кроме костей и украшений часто попадались обрывки одежды с остатками красок. А осколков керамики было столько, что слой, подчас, состоял почти из одних черепков.

Слухи о ночном происшествии постепенно утихали. Но охрану вокруг лагеря усилили. Теперь солдаты с собаками постоянно патрулировали периметр, и собачий лай мешал спать по ночам.

Кроме того, почти ежедневно в «камералку» наведывался Виктор Петрович. Он осматривал находки и подробно расспрашивал о них меня и Валентина Ивановича.

Только в конце недели я выбрал момент, чтобы подбросить медальон в раскоп.

Ночь была тёмной и сырой. К тому же, из низких туч накрапывал дождь — несильный, но промозглый. Он начался ещё днём. Из-за этого работы закончили досрочно, и ребята разошлись по палаткам. Кто-то читал, кто-то спал, наслаждаясь отдыхом. В одной из палаток звенела гитара и умолкла только далеко за полночь.

Дождавшись, пока соседи уснут, я выбрался из палатки. Чуть ли не ощупью добрался до клёна. Выкопал медальон — он был весь в мокрой земле.

Я тщательно закопал ямку и снова положил квадрат дёрна сверху — незачем оставлять следы. А затем, сжимая медальон в кулаке, направился к раскопу.

За эту неделю мы довели небольшой раскоп вокруг жертвенного камня почти до материка. Разнообразными находками были заполнены несколько вместительных ящиков. Но Валентин Иванович мрачнел всё больше.

Медальон не находился. Да, искать его именно здесь было сумасбродной затеей. Но жертвенный камень, согласно хроникам, был единственной привязкой.

— Это с самого начала было понятно, — расстроенно бормотал Валентин Иванович, склоняясь над раскопом. — Ничего мы здесь не найдём. Семьсот лет, как-никак. Да и хронисты врали, как сивые мерины! А даже если и не врали! Снял какой-нибудь рыцарь медальон с тела и припрятал. А мы роем, ищем…

Я мог бы утешить Валентина Ивановича. Но по понятным причинам не стал этого делать. В своё время я полностью прошёл тот же самый путь. И перекопал всю землю вокруг камня прежде, чем нашёл медальон.

Оглянувшись на спящий лагерь, я спрыгнул в раскоп. Ножом выкопал углубление в отвесной стенке. Положил в углубление медальон, залепил его землёй и тщательно разгладил поверхность.

Пусть лежит до утра. А утром у Валентина Ивановича будет неожиданная радость.

Но утро преподнесло сюрприз мне. Сразу после завтрака Валентин Иванович пригласил меня в свою палатку.

— Вот что, Саша, — сказал он. — Хватит нам заниматься ерундой! Медальон мы не найдём. А осенние дожди и учёба всё ближе и ближе. На других раскопах не хватает рук, а вы у жертвенника уже добрались до материка. С сегодняшнего дня переходите на раскопы вдоль стены.

Я чуть не потерял дар речи. Ну, как так-то? Медальон только и ждёт, чтобы я его нашёл.

— Валентин Иванович, — терпеливо сказал я. — Разрешите ещё пару дней поработать у жертвенника.

Кой чёрт пара дней! Мне бы и пары минут хватило!

— А какой смысл в этом? — раздражённо отозвался Валентин Иванович. — Вы же дошли до материка?

— Дошли, — согласился я.

— Ну, вот. А медальона нет. И, скорее всего, никогда и не было. Наврал хронист, и всё.

— Но мы же нашли возле камня человеческие кости!

— И что из этого? Кто может поручиться, что это скелет Отакара, а не какой-нибудь бедолага, которого принесли в жертву за двести лет до казни вождя?

— Валентин Иванович, вы не хуже меня знаете, что пруссы сжигали тела при жертвоприношении. А на костях нет следов пламени. И череп мы не нашли, а шейные позвонки раздроблены сильным ударом.

Мы, действительно, нашли в раскопе фрагменты скелета — берцовую кость и несколько рёбер с остатками позвонков.

— И что с того? — ещё больше рассердился Валентин Иванович. — Этот скелет может принадлежать кому угодно!