Кен Фоллетт - Игольное ушко
– Доброе утро! – сказал Фабер.
И стал смотреть в окно на одетые в гранит здания города. Они двигались теперь медленно по главной улице с большими магазинами по обеим сторонам. Прохожих почти не было, лишь отдельные представители рабочего класса целеустремленно шли в одном направлении – рыбаки, понял Фабер. Казалось, снаружи холодно и ветрено.
– Не желаете ли побриться и позавтракать, прежде чем отправиться дальше? – спросил Портер. – Моя квартира в вашем распоряжении.
– Вы слишком добры.
– Отнюдь. Если бы не вы, я, наверное, еще торчал бы на А80 в Стирлинге, дожидаясь, пока откроется мастерская автомеханика.
– Но нет, спасибо. Мне надо немедленно отправляться дальше.
Портер не настаивал и, как подозревал Фабер, воспринял отказ с некоторым облегчением.
– В таком случае, – сказал он, – я высажу вас на Джордж-стрит. Оттуда берет начало А96, ведущая прямиком в Банф.
И уже через несколько секунд остановил машину.
– Вот и приехали.
Фабер открыл дверь.
– Спасибо, что подбросили.
– Не стоит благодарности. – Портер протянул руку для прощального пожатия. – Удачи вам.
Фабер вышел, захлопнул дверь, и лимузин уехал. Ему не стоило опасаться Портера, решил он. Тот завалится спать, как только доберется до дома, и продрыхнет целый день, а когда узнает, кому помог, будет слишком поздно что-то предпринимать.
Он дождался, чтобы «воксхолл» скрылся из виду, а потом перешел на другую сторону и оказался на улице с многообещающим названием Рыночная. Уже скоро она привела его к докам, и, ориентируясь по запаху, Фабер вышел к рыбному рынку. Он ощущал себя комфортно и безопасно среди бурлящего жизнью, шумного, специфически пахнувшего места, где каждый носил примерно такую же рабочую одежду, как и он сам. Здесь царила сырая рыба и добродушные плоские шутки, которые Фабер плохо понимал из-за грубого гортанного произношения местных жителей. В палатке он купил полпинтовую кружку горячего чая и большой бутерброд с куском козьего сыра.
Усевшись на первую попавшуюся бочку, он завтракал и обдумывал ситуацию. Нынешним вечером нужно будет угнать катер или лодку. Досадно терять целый день, и к тому же на ближайшие двенадцать часов ему необходимо где-то укрыться: он находился слишком близко к цели, чтобы рисковать, а похищение судна средь бела дня таило в себе значительно больше опасностей, чем после заката.
Покончив с едой, он поднялся. Оставалось еще не менее двух часов до окончательного пробуждения города. Он использует это время на поиски убежища.
Фабер описал широкий круг вдоль доков и гавани, где как раз наступил прилив. Система безопасности строгостью не отличалась, и он отметил для себя несколько лазеек, пользуясь которыми легко можно избежать контрольно-пропускных пунктов. Под конец он вышел на песчаный пляж и прогулялся по набережной почти две мили длиной, у дальнего конца которой, в устье речки Дон, были пришвартованы две прогулочные яхты. Они Фаберу вполне подошли бы, но для таких судов в эти дни не выдавали топлива.
Солнце вдруг скрылось за плотным слоем облаков. Воздух удушливо нагрелся, как перед грозой. В это время несколько упертых отдыхающих выползли из прибрежных отелей и расположились на пляже, дожидаясь появления солнца. Но Фабер сомневался, что они его сегодня опять увидят.
Собственно, пляж и показался ему наилучшим местом, чтобы оставаться незамеченным. Полиция наверняка отправит патрули на вокзал и автобусную станцию, но они едва ли станут рыскать по всему городу. Для проформы проверят отели и пансионы, однако представлялась маловероятной проверка документов у отдыхающих на пляже. И он решил провести день в шезлонге на берегу.
В соседнем магазинчике он купил газету и взял напрокат раскладное кресло. Сначала он снял рубашку, а потом надел снова, но уже поверх комбинезона. Куртку повесил на спинку.
Случись появиться полисмену, Фабер заметит его издалека, и времени у него будет более чем достаточно, чтобы неспешно собраться и исчезнуть среди окрестных улочек.
Он взялся за просмотр газеты. Заголовок дня сообщал о новом успешном наступлении союзников в Италии. Фабер отнесся к этому с долей скептицизма. Он знал: при взятии Анцио американцы понесли большие потери, – а кроме того, он отметил, как плохо отпечатана газета, в ней не оказалось ни одной фотографии. Его внимание привлекла и заметка о том, что полиция разыскивает некоего Генри Фабера, убившего в Лондоне стилетом двух человек…
Проходившая мимо молодая женщина в мокром купальнике окинула Фабера пристальным взглядом. У него екнуло сердце, но он почти сразу понял – то была невинная попытка завязать флирт. На какое-то мгновение возникло даже искушение заговорить с ней: ведь прошло так много времени с тех пор, как… – но он мысленно одернул себя: терпение, терпение! Завтра он будет уже дома.
Между тем в поле зрения оказалась небольшая рыбацкая шхуна – футов пятидесяти – шестидесяти длиной, с широким по центру корпусом и скрытым под палубой мотором. Длина антенны говорила о наличии на борту достаточно мощной рации. На палубе виднелись несколько люков, ведущих в не слишком просторный с виду трюм. Рубка располагалась ближе к корме, но выглядела крошечной: в ней едва ли поместились бы стоя двое. Можно было разглядеть приборную доску, панель управления и штурвал. В целом судно производило впечатление сработанного на совесть, швы недавно законопачены и прокрашены.
Поблизости стояло еще два вполне подходящих баркаса, но только эту шхуну на глазах у Фабера хозяева полностью заправили топливом, перед тем как отправиться домой.
Дав им несколько минут, чтобы отойти подальше, он прошел вдоль кромки воды и, подтянувшись, забрался на борт. Судно называлось «Мари II».
Как он и ожидал, штурвал заперли на цепь. Он уселся на пол маленькой рубки и, невидимый с берега, потратил десять минут, чтобы вскрыть замок. Темнело достаточно быстро из-за плотного и низкого слоя облаков, застилавших все небо.
Освободив штурвал, Фабер поднял якорь и выпрыгнул на пирс, чтобы отвязать от кнехта швартовы. Потом вернулся в рубку, изучил рычаги управления дизельным двигателем и нажал на стартер. Мотор несколько раз чихнул и заглох. Он сделал новую попытку. На этот раз двигатель сразу ожил. И Фабер принялся маневрировать, отходя от берега.
Выбравшись из скопления других судов, он направил шхуну через главную протоку порта, обозначенную буями. Не трудно было догадаться, что фарватер указан главным образом для кораблей с куда более низкой осадкой, однако сейчас никакая предосторожность не являлась для Фабера излишней.
Как только он покинул акваторию порта, в лицо ударил сильный ветер, и оставалось только надеяться, что это не признак радикальной перемены погоды. Волнение на море оказалось на удивление значительным, и крепкое, но маленькое суденышко то и дело вздымалось вверх. Фабер открыл топливную заслонку шире, сверился с бортовым компасом и наметил курс. В ящике под штурвалом обнаружилась пачка навигационных карт, но они, хотя и выглядели старыми, явно почти не использовались. Несомненно, шкипер слишком хорошо знал местные воды, чтобы нуждаться в подсказках. Фабер по одной из карт уточнил координаты, которые запомнил в Стоквелле, скорректировал курс и зафиксировал штурвал в нужном положении.
Стекла рубки моментально забрызгало водой, и Фабер не мог сразу определить: это капли дождя или уже начали хлестать волны. Ветер теперь срывал с них верхний пенистый слой и швырял в воздух. Фабер на мгновение высунулся наружу, и его тут же окатило водой.
Он включил радио. Какое-то время оно просто гудело, потом раздался треск помех. Он вращал колесико смены частот, но слышал только несколько неразборчивых вызовов. Однако приемник работал отменно. Фабер настроился на частоту рации подводной лодки, но потом отключился – время для связи еще не наступило.
По мере того как он удалялся от берега, волны становились все выше. Теперь шхуна всякий раз вздымалась на дыбы, как необъезженный конь, и откатывалась немного назад, прежде чем перевалить через гребень и устремиться с тошнотворной быстротой вперед, во впадину. Фабер напрасно старался хоть что-нибудь разглядеть сквозь стекло рубки. Наступила ночь, погрузившая во мрак все. Он почувствовал легкий приступ морской болезни.
Каждый раз, когда он убеждал себя, что волны уже никак не могут стать мощнее, новый монстр вздымал лодку к небесам еще выше, чем прежде. Волнение стало гораздо плотнее. Судно теперь практически постоянно либо почти вертикально взмывало носом вверх, либо круто опускалось вниз. Когда же оно скатилось в особенно глубокую впадину, все вокруг внезапно озарила вспышка молнии, и на этот раз Фабер воочию увидел, как серо-зеленая гора поднимается над его судном, а потом обрушивается на палубу и рубку, в которой стоял он сам. Ему трудно было определить природу раздавшегося затем громкого звука – раскат ли это грома или корпус трещал по швам. Он лихорадочно обыскал рубку в поисках спасательного жилета, но ничего не нашел.
