Джон Кристофер - Смерть травы. Долгая зима. У края бездны
— Бедненький Энди, — прошептала она, — какой удар… Вы теряете не только близкого человека, но и невинность. Я была бы рада вам помочь.
Направляясь к Мадлен, Эндрю думал о том, как будет сочувствовать ей, а она — ему, однако сейчас ему сделалось горько от ощущения ее близости, напомнившей об утрате. Не зная, куда себя деть, он встал и отошел к окну.
— Я плачу по ночам, — призналась Мадлен. — Наверное, женщины счастливее мужчин.
Он повернулся к ней лицом и попросил:
— Скажите что–нибудь еще.
— Что?
— Не имеет значения.
Она печально улыбнулась:
— Да, ни малейшего.
5
Дэвид уже сидел в баре, облокотившись о стойку, когда появился Эндрю.
— Привет! Тебе как обычно?
Секунду поколебавшись, Эндрю пожал плечами:
— Благодарю.
Перед ним немедленно появилась полная кружка, оставалось только поднести ее к губам. Дэвид ухватился за свою.
— За здоровье и благополучие! — провозгласил он и, поставив кружку на стойку, добавил: — Рад, что ты пришел. По чести говоря, сомневался…
— Во всяком случае, я пришел сюда не из удовольствия тебя видеть.
— А для чего? — спросил Дэвид с улыбочкой.
— Полагаю, нам надо выяснить кое–какие детали.
— Пусть этим занимаются адвокаты. Энди, мне и вправду жаль, что все так вышло. Возможно, тебе трудно в это поверить, но так оно и есть.
— Главное в тебе — даже не беспринципность, а безответственность, — произнес Эндрю с холодной яростью. — Ты не в состоянии понять, что у твоих действий могут быть последствия.
— Как раз в состоянии. Но я считаю, что следует спасать из развалин только то, что еще можно спасти.
— На твоих условиях?
Дэвид пожал плечами:
— На самых лучших, взаимосогласованных условиях.
— Уже несколько недель ты спишь с моей женой и продолжаешь встречаться со мной так, как будто мы остаемся друзьями.
— Никаких «как будто». У меня началось с Кэрол еще тогда, когда я тебя почти не знал — в первый же раз, когда вы пришли к нам пропустить рюмочку. Учти, что я разглядел в ней кое–что такое, чего ты за все время супружеской жизни так и не удосужился распознать.
— Ты очень откровенен насчет своей будущей жены, — с горечью сказал Эндрю.
— Да. Буду откровенен и насчет самого себя. Даже если бы ты тогда уже был моим другом, все вышло бы точно так же.
— Конечно. Ты всегда хватаешь желаемое, не считаясь с законным владельцем.
— Человек — не собственность. Мы вольны в своем выборе, Энди. Я — такой же противник насилия, как и все вокруг.
— Любящие дают друг другу обязательства. А обязательства предполагают ответственность.
— Ты слишком серьезно относишься к людям.
— Думаешь, это плохо?
— Наверное, все зависит от подхода. Когда речь шла о бессмертных душах и об опасности навечно угодить в пекло, приходилось поневоле относиться к самому себе без всяких шуток. Теперь угол зрения изменился.
— Угол зрения — еще не стандарт поведения.
— Но влияет на него. В тот самый момент, когда ты утрачиваешь веру в Ревнивого Бога и в заповеди Моисея, земля скрывается из виду, и каждый становится сам себе штурманом. Вот ты толкуешь об ответственности… Мы ответственны за себя, перед собой — вот и все. Еще за детей, которые могут у нас появиться, но это уже побочная ответственность. Когда интересы детей ставятся на первое место, это причиняет им больше вреда, чем пользы. Уж это–то я хорошо знаю: моя матушка была готова идти ради меня на любые жертвы.
— Ты прямо какой–то выродок, — не сдержался Эндрю.
— Да, причем в обоих смыслах этого слова. Наверное, этим и объяснялась степень ее самопожертвования. А еще я — реалист.
— Извини, не знал, — произнес Эндрю деревянным голосом.
— Я не пытаюсь тебя пристыдить, — усмехнулся Дэвид. — И извиняться тоже не буду. Мальчишки никогда меня не дразнили, а матушка была вполне состоятельной и выдавала себя за молодую вдову. Я находился в неведении, пока не поступил в Оксфорд. Там мне раскрыли глаза, но это не произвело на меня сильного впечатления. Тщательно все взвесив, я пришел к заключению, что в свободном плавании находятся не одни лишь выродки. Это — практика, распространяющаяся на всех.
— Однако существуют кое–какие правила, и некоторые их соблюдают.
— Возможно. Но не найдется и двоих людей, которые следовали бы одному и тому же кодексу. Да и откуда берутся правила? Вряд ли до сих пор сыщется достаточно много легковерных, готовых проглотить идею о скрижалях, сверкающих с горной вершины. Приходится выдумывать собственные правила. Да еще уважать законы страны. Но убери с улиц полицейских — и что получится?
— Кое–кто станет безобразничать. Поэтому остальным, большинству, придется создавать новые полицейские силы.
— Да. Чтобы обеспечить себе спокойную жизнь. Чтобы мирно спать по ночам. Абстрактное добро здесь ни при чем, Энди.
Ему была присуща откровенность, искренность, оставлявшая собеседника безоружным; в присутствии Дэвида становилось невозможным испытывать к нему антипатию. Он окинул Эндрю почти по–мальчишески невинным взглядом и заявил:
— Мы и дальше будем видеться, правда? И не только ради выяснения практических деталей.
Да, не только ради этого. Дэвид был единственной ниточкой, связывавшей его с Кэрол; порвать с ним означало потерять всякую возможность оставаться в курсе ее дел.
— Мак–Кей снова затеял сегодня утром старый разговор, — сказал Эндрю. — До него дошли слухи, что правительство стало относиться к «Зиме Фрателлини» более серьезно, поэтому он попросил вытянуть что–нибудь из тебя.
Пришлось воспользоваться старым предлогом, о котором уже давно не было речи, но ничего не поделаешь.
— Если наши встречи не прервутся, мне совершенно все равно, какова их причина. Что касается слухов, то, думаю, они исходят от ребят из ведомства энергетики и топливных ресурсов — хотят обезопасить себя от повторения истории 1947 года. Сейчас мы закупаем впрок американский уголь.
— Есть ли что–нибудь новенькое об уменьшении солнечной активности?
— Ничего из ряда вон выходящего. Активность продолжает падать. Американцы рассчитывают получить новую информацию с недавно запущенных спутников.
— И никто не тревожится всерьез?
— Думаю, в Совете по углю, наоборот, потирают руки. Было большое перепроизводство, едва отделались от излишков, а теперь нахватали новых заказов. Кстати, ты заметил, как взлетели акции нефтяных компаний?
— Это все дурь, больше ничего, — сказал Эндрю и с прежней горечью продолжал: — Холод неприятен только тогда, когда ты оказываешься в его власти незащищенным. А так даже любопытно понаблюдать из окна уютной натопленной комнаты за озябшими прохожими на улице.
После затянувшейся паузы Дэвид ответил:
— Не думаю, что так и будет, Энди. — Он приподнял кружку, демонстрируя, что она пуста. — Ну, поставишь мне еще?
Дети приехали домой на короткие каникулы, и Эндрю виделся с ними всего два раза. Все остальное время они провели с Кэрол. Однако провожать их на вокзал Ватерлоо явились оба.
Все ученики из их частной школы набились в один поезд; в окнах мелькали лица мальчиков и юношей в возрасте от восьми до восемнадцати лет, а на платформе толпились родители. Эндрю был из небогатой семьи и поэтому учился в обычной классической школе. Когда ему было лет тринадцать, он единственный раз видел такой же забитый важничающими мальчишками состав, и теперь подивился, насколько же все осталось по–прежнему. Системе удалось восторжествовать над средой. Он не знал, счастливы ли его сыновья; оставалось надеяться, что счастливы.
— Где мое письмо заведующей? — спросила Кэрол.
— Кажется, где–то здесь, — ответил Робин.
— Поищи получше.
Мальчик пошарил по карманам и нашел письмо.
— Все в пятнах от ириски, — всполошилась Кэрол. — Нет, не отойдет. Оставь в этом конверте, а когда приедешь в школу, переложи в чистый.
— Она решит, что я специально вскрыл письмо, если увидит на конверте мой почерк.
— Вряд ли. Там нет ничего особенного. Просто насчет снимков.
— Заведующая — ходячий ужас, — сказал Джерими.
— Хитрющая, — пояснил Робин.
— Тогда отдайте ей испачканный ириской конверт и объясните все как есть, — предложил Эндрю.
— Это вызовет у нее еще больше подозрений, — сказал Робин. — Что ж, придется попробовать. Кажется, мы сейчас тронемся.
Кэрол подставила лицо для поцелуя. Мальчики потрясли Эндрю руку.
— Будьте молодцами, — напутствовал их Эндрю.
— И вы, — откликнулся Робин. По его лицу пробежала тень сомнения. — Наверное, лучше мы станем писать вам обоим? По отдельности?
— Можете черкнуть мне пару словечек, когда выдастся время, — сказал Эндрю. — В студию, у меня пока нет постоянного адреса.
