Дмитрий Бондарь - У всех разные игрушки
Нужно отдать должное Баталину – он не стал разгонять митинги оппозиции войсками, порождая институт мучеников "за демократию и народ". Новый президент запустил на телевидение сразу несколько политических ток-шоу, где последовательно и просто объяснял свои шаги, объявлял – едва ли не ежедневно, – о предстоящих переменах: приватизации, возвращении границ, закрепленных для европейских стран решениями многочисленных послевоенных конференций победителей, о новом порядке проведения следующих выборов – на этот раз всеобщих и еще много-много о чем. И с каждым новым днем поток протестующих становился все жиже и тоньше.
– В общем, идем в правильном направлении, но наверху какая-то идеологическая безыдейщина, – заключил Павлов.
– И вот это хуже всего, – подключился Изотов. – Такая большая страна без какой-нибудь идеологии жить не может. У Рима была цивилизаторская идея, у Британии – бремя белого человека, у Японии и России – служение императору и стране, немножко по-разному, но и во многом похоже, у Америки – американская мечта, у нацистской Германии – расовое превосходство и восстановление исторической несправедливости, у Союза – самое справедливое общество. Какую империю не возьми – у всех была объединяющая общество идея. А у нас сейчас кроме необъявленной войны с врагами народа, ничего нет. И взять, как выясняется, негде. Но вот победим мы всех этих засланных казачков вроде Яковлева, Шеварднадзе и прочих Новодворских-Алексеевых, одолеем доморощенных коррупционеров, пересажаем воров и казнокрадов и что дальше? Куда двигаться?
– А в чем трудность? – опрометчиво удивился я. – Разве это важно – иметь идею? Почему нельзя просто жить?
– Просто жить можно Финляндии и Уругваю – они не на что не претендуют, – осадил меня Павлов. – Но если ты выглядишь как Империя, имеешь имперские амбиции и не желаешь скатиться к уровню третьеразрядной страны – идея должна быть. Причем не чья-то перенятая чужая, а своя собственная. Когда общество принимает чужую идею, оно вскоре становится похожим на общество-донора и постепенно становится ведомым, зависимым.
– Мы думали, что с теми деньгами, что мы заработали, – неуверенно сказал я, – можно решить…
– Нельзя все решить деньгами, – оборвал меня Павлов. – Все это в истории уже было. Была Испанская Империя, обеспечивавшая деньгами всю Европу – что с ней произошло, напоминать не надо? Деньги в кармане дурака – всего лишь цветные фантики и тяжелые кругляши. Мы должны четко понимать, на что нам нужно тратить имеющееся, чтобы не разобщить народ, а сплотить его.
Мне почему-то казалось, что партийный казначей, пусть даже в отставке, должен думать только о деньгах, только о депозитах, облигациях… но Павлов сумел меня удивить в очередной раз, преподнеся проблему, которую мы с Серым даже никогда не предполагали.
– Я давно говорил своим соратникам по… партии, что мы слишком замкнулись в своем мирке и не видим реальных процессов, происходящих в мире, – продолжал Павлов. – Мы научились жить в своем маленьком аквариуме и совсем забыли, что вокруг нас большой, полный опасностей мир, и противостоять ему нам нечем – он сумел преодолеть влияние марксизма, осмеял его и выбросил на свалку истории, а мы все еще пользуемся продуктом столетней давности.
– Старое – не значит плохое, – буркнул Изотов. – Проверенное временем, можно сказать.
– Проверенное, – согласился Павлов. – Не бухти, Валентин. Я говорю не о том, что оно неверно, а о том, что в изменившемся мире появляются новые методы, знания, теории, но мы упрямо держимся за догмы вековой давности, черт их возьми! – для убедительности Георгий Сергеевич стукнул ладонью по столу.
– Тойнби писал, что Россия постоянно, всю свою историю, находится под внешним давлением, но всегда умеет обратить его в свою пользу, – вспомнилось мне. – Россия – единственная страна, победившая в вечном противостоянии кочевников и земледельцев, сумевшая не только победить дикарей, но даже отвоевавшая у них территории, преобразовавшая вечную угрозу миру – бескрайние пастбища скотоводов в пашни. Он даже напророчил, что в следующем веке определяющей силой в мире станут вновь обретенная русская идеология, вставший с колен Китай и исламские пассионарии.
– Пассионарии?
– Ну, пассионарии в интерпретации Гумилева, насколько я понял, – пояснил Изотов.
Мы все задумались о месте пассионариев в истории. Слышно было, как хлюпает горячим чаем Валентин Аркадьевич.
– Знаете, на Востоке в мусульманских странах кое-где бытует такой обычай: когда сын хозяина дома решает жениться, для новой семьи делают надстройку на имеющемся доме. Без всяких правил и геодезических изысканий они порой возводят пятиэтажки. Чем не метод? – вставил отец. – Надстраивай и надстраивай поверху, зачем старое-то ломать?
– Так можно построить пять этажей, но не тридцать пять, – возразил Павлов. – А нам нужен крепкий многоэтажный дом на зависть всему миру! И значит, нужна теория этого строительства, план, если хотите. Так-то!
Все замолчали, стало слышно, как бубнит телевизор где-то возле консьержа.
– Ладно, товарищи, славно поболтали, – тяжело вздохнул Павлов. – Я понимаю, что мы с вами сейчас никакой полезной идеи не родим, но думать об этом стоит. И ты, Захар Сергеевич, переговори с товарищем Фроловым об этом деле – вдруг в его светлой голове найдется заслуживающая внимания мысль?
Я согласно кивнул, пока еще не очень разумея, о чем говорить с Серым.
– И у меня есть одна просьба от товарища Баталина, – словно вспомнив что-то прочно забытое, просветлел Павлов. – Юрий Петрович на днях пошлет людей в Лондон к товарищу Карнауху. Я уж попрошу вас, Захар, не препятствовать их переговорам.
– На какую тему? Поймите меня правильно – Юрий Юрьевич проводит для меня огромную работу и мне не хотелось бы лишиться столь ценного…
– Именно об этом они и станут говорить. Ему предложат пост Председателя Госбанка СССР.
Сказать, что я удивился – ничего не сказать. Но с другой стороны, мне почему-то было радостно за то, что кто-то кроме нас с Серым смог оценить этого незаурядного человека и найти ему достойное его талантов место. В Лондоне, я знал, у него уже состоялась отличная команда, и имелись даже двое расторопных парней, выполнявших время от времени его функции – во время его отсутствия.
– А Геращенко?
– А Геращенко поедет в Лондон, руководить тамошними загранбанками, – улыбнулся Павлов. – Специалист он хороший, грамотный. Справится.
Я не имел ничего против, а, наоборот, был рад такому кадровому решению. Помимо того, что во главе Госбанка встанет очень квалифицированный человек, знающий все об обеих банковских системах – советской и западной, теперь и у меня появлялась своя "мохнатая" лапа на самом верху, что существенно расширяло возможности для манипуляций рынками. Все-таки, как не крути, а Советский Союз все еще в числе мощнейших экономик мира. И иметь его Госбанк за спиной в виде неофициальной поддержки – дорогого стоит.
– Славно! – сказал я вслух. – Я не буду препятствовать. Если предложение придется ему по душе – я только "за"!
– Ну вот и замечательно, – Павлов протянул мне на прощанье руку. – Я знал, что мы договоримся.
По его глазам было понятно, что он заранее просчитал все мои резоны и не ждал особых протестов. Возможно, рассчитывал, что я немного поторгуюсь, но знал, что соглашусь непременно. И он не стал скрываться:
– Вот теперь-то вы поторгуете, да?
– Да уж, Георгий Сергеевич, это царский подарок, – я не стал возражать. – Если Госбанк к тому же выйдет из-под прямого контроля Правительства, то виды открываются… аж дух захватывает!
– Проект закона уже готов, – объявил Изотов. – Госбанк будет подотчетен только Съезду нардепов. Ко времени приезда в Москву Карнауха закон будет принят.
И только теперь до меня дошло, зачем мне организовали эту встречу.
А на утро Гвидо с Вилли укатили с каким-то неулыбчивым товарищем из Администрации Президента – для организации предстоящей встречи с нефтяным министром. Мне же предстояло встретить Луиджи, который последние полгода провел на родине, практически не вылезая из кабинетов итальянских парламентариев, подкупая депутатов от всех партий сразу.
За ним отправили машину и к одиннадцати утра он уже сидел напротив меня, пил "Боржоми", чесал заросшую щетиной щеку и удовлетворенно улыбался.
– Ты не представляешь, Зак, чего мне стоило протащить это через социалистов. Уперлись как деревенские дураки и даже от денег отказывались! Амато только что персональную травлю против меня не организовал.
– Но дело сделано?
– Это было непросто. Если бы не твои новые друзья – Аньелли и Куччиа, мне пришлось бы сложнее. Сегодня закон должен подписать сеньор Коссига, и можно считать, что дело сделано! Завтра юристы подадут документы на регистрацию и у тебя появится своя собственная армия!
