Александр Маркьянов - Период распада часть 4 (СИ)
Алиму это не нравилось, более того он считал это подлостью. Человек, играющий в разведке, ходивший на ту сторону и больше года действовавший под прикрытием, под легендой, в каком то смысле он был очень чистым и наивным человеком. Для него было неизмеримой дикостью, что партийные руководители, Политбюро ЦК НДПА вместо того, чтобы защищать революцию — грызутся как дикие звери. Об этом все знали, на Востоке все всё знают, да и руководители — Наджибулла, Лаек, Нур — сколачивая вокруг себя сторонников не стеснялись в приемах и выражениях, на радость тем, кто наблюдал за этим с той стороны границы. Наступление на Джелалабад обернулось провалом, взятие Хоста ничего не дало, с позором сняли с должности руководителя ИСИ генерала Хамида Гуля, только заступившего на нее — но партийцы, руководители, амиры — сами делали все, чтобы ослабить страну и отдать ее в руки врагам. Врагам — Алим в этом не сомневался, для него они были не соотечественниками — были врагами.
В какой-то момент, Алим, чуть захмелевший — встал и вышел на балкон, теперь уже его квартиры. Солнце садилось в горы, освещая афганскую столицу кроваво-красным светом… Алим впервые видел столицу его родины с четвертого этажа, да и еще с высокого места. Он видел, как та изменилась — на месте бараков и лачуг выросли новые дома, остались кварталы вилл… но все равно, зло ли принесли его стране и его народу шурави? Почему другие этого не видят… что принесут этому городу те, кто хотят сюда вступить под черным флагом? Неужели никто не видит того простого факта, что они не могут предложить исстрадавшемуся афганскому народу ничего кроме шариата — но разве шариат накормит? Русские возвели вместо пекарен целый комбинат по выпечке хлеба, возвели домостроительный комбинат…
На балкон еще кто-то вышел…
Саид Джан. Он сплюнул прямо на улицу, потом достал пачку сигарет.
— Будешь?
— Нет…
— А я закурю.
Полковник прикурил от зажигалки, сделанной умельцами из гильзы, выпустил в невесомый вечерний кабульский воздух клуб дыма
— Скоро начнут обстреливать.
Алим не ответил
— Как думаешь, кто виноват в том, что происходит? — спросил полковник
— Мы и виноваты, рафик Саид.
— Мы… о нет, бача, если виноваты мы — не виноват никто. Это удобная формулировка, чтобы уйти от ответственности.
Алим снова смолчал — ему был неприятен этот разговор.
— Армия должна взять власть — твердо сказал Саид Джан
Алим вздрогнул, повернулся к нему.
— Что вы имеете в виду, рафик дагероль?
— То и имею. Город обстреливают, перед нами — враг. Слишком много стало предателей, наши партийные деятели, вместо того, чтобы вести нас — грызутся как пауки в банке. Они боятся армию, тех, кто может всех спасти. Надо наводить порядок.
Полковник помолчал, словно подбирая слова
— Как ты думаешь, когда все пошло не так?
— Не знаю, рафик дагероль, я молод.
— Я вижу. А вот я… уже стал, хоть и молод годами. Видишь?
Полковник закатал рукав гимнастерки, показал молодому парню, который его спас, чудовищный шрам на локте.
— Как ты думаешь, где я его получил?
— В бою, где же еще.
— Верно, в бою. Но не с теми, с кем ты думаешь. Я получил его в бою с шурави, в декабре семьдесят девятого. Меня тогда прислали от полка в Кабул, и я удостоился чести быть принятым самим учителем, рафиком Амином. Ты помнишь про этого человека, Алим?
Алим помнил — на курсах по ликвидации безграмотности говорили о нем. Говорили как о кровавом диктаторе, залившем Кабул кровью, допустившем чудовищные злоупотребления, казнившим немало верных партийцев.
— Я знаю, о чем ты думаешь, рафик. Парчмисты, когда пришли к власти на штыках шурави — они оболгали учителя. А ведь учитель принимал меня в партию, и я лучше знаю, о чем говорю. Этот позер и алкоголик прийдя к власти не собирался ничего делать, он был сыном генерала и считал, что работать не нужно. Никто не пришел воевать за него, когда надо было воевать[70] — и учителя убили шурави. Но я уже простил за это шурави… они сами не знали что творили, проклятый Кармаль напел им в уши. Когда я последний раз я видел учителя — он был рад, как никогда, говорил что шурави вошли и всем будет легче — он ведь не знал тогда, что шурави пришли чтобы убить его, и Кармаль пришел с ними. Говорят, что в Хальке произошел раскол на два лагеря, а Парчам един… но как же он един, посмотри что происходит. Ведь каждый из парчамистов — кто сын генерала, кто сенатора, кто племенного вождя, и для каждого из них невозможно подчиниться другому, даже если дело идет об угрозе революции. Потом был обед, учителю стало плохо… и офицер, командовавший охраной, приказал мне оставаться во дворце, потому что был день пандшанба, четверг и многие офицеры ушли домой, офицеров не хватало. Потом начался бой… мы думали, что это пришли сторонники Тараки, но потом кто-то крикнул, что это шурави идут на штурм. Мы сражались… стреляли в шурави, а они стреляли в нас, а ты знаешь, как умеют воевать шурави. Меня ранило несколько раз, и я потерял сознание… а шурави отвезли меня в госпиталь, откуда я сбежал в свой полк, и никогда не говорил о том, что произошло. Но я точно знаю — кто виноват в том, что происходит, и что мы сделали не так. Учитель наводил порядок, а мы убили его и вместо него поставили негодяя и алкоголика Кармаля. Вот тогда то мы и предали свою революцию…
Полковник помолчал, обдумывая то, что он собирается сказать.
— Есть люди, готовые искупить предательство. Среди нас нет раскола. Мы все — воевали за революцию, и не отдадим ее просто так, в руки словоблудов. Ты готов присоединиться к нам и спасти революцию?
Алиму не нравилось то, что он слышал. Потом, многим позже он пожалеет об этом. Нет, не о том, что он сделает сейчас — о том, что он сделает потом, хотя на тот момент это и будет казаться ему именно тем, что должен сделать офицер и коммунист для спасения революции и Родины. Даже будучи бригадиром пакистанской армии, старшим оперативным офицером межведомственной разведывательной службы Пакистана Алим Шариф в глубине души все равно оставался сыном этой дикой и неприветливой земли. Афганцем.
— Я готов на все, чтобы спасти нашу революцию, рафик дагероль
Полковник улыбнулся
— Я в тебе и не сомневался. Ты мужественный солдат, и не раз доказал это. Таким как ты — место в рядах воинов, а не негодяев и словоблудов. Будь готов. Когда потребуется — я вызову тебя.
30 июня 2014 года
Ирак, пригород Багдада
Пятьдесят второй сектор безопасности
Время собирать земли — и время разбрасывать. Когда то давно — его пра-прадеды не смогли удержать земли, по праву принадлежащие Великой Османской Империи. Теперь — его время. Время собирать…
Капитан Абдалла Гуль, одетый в свою обычную форму, проверился — не едет ли кто за ним, потом свернул в сторону складов. Это была окраина города, бывший логистический центр армии США, теперь здесь были склады частных военных компаний, в которых много чего хранилось (поговаривают — и наркотики тоже). Вот только в одном из складов — были не только товары, были живые люди.
Охранялся склад довольно прилично — два бронированных Хаммера, пулеметы на каждом, пятеро статик-гардов. Капитан Гуль на американский манер хлопнул ладонью по ладони старшего поста и проехал дальше. А что проверять — DOD Badge, основной документ, удостоверяющий личность частного военного контрактора висел, где и положено, на левой стороне груди, а больше и проверять нечего. В этой стране были чужие и были свои, и если ты был свой — то ты был в самом деле свой, тебя не проверяли и не обыскивали. Рано или поздно за потерю бдительности предстояло расплатиться…
Капитан Гуль свернул налево, покатился по накатанной и засыпанной прикатанным катком щебнем дороге. По левую сторону от него были склады — серые, одинаковые, с устройствами контроля доступа, охраной у некоторых складов, которой платили в этой долбанной стране меньше всех — хорошо если пару сотен в день. По правую сторону стояли бесконечные ряды техники, Хаммеры с тяжелым бронированием и кустарно бронированные, MRAPы самых первых серий, высокие, неуклюжие. Только тут этой техники было около тысячи единиц, процентов тридцать годились только в металлолом, зато остальные семьдесят — могли еще послужить. Дело было в том, что вся эта техника была очень тяжелой, и в то же время плохо подходила для каких бы то ни было ТВД кроме ближневосточного. Везти ее назад, в штаты было слишком дорого, покупателей здесь почему-то не находилось — вот и стояла эта техника живым памятником безумной гражданской войне, бушующей в этой стране уже четырнадцать лет. Может быть — когда и пригодится, а может и нет.
Все это богатство охранялось системой контроля периметра и четырьмя статик-гардами… индийцами, кажется. Просто безумие — тысячу единиц бронированной боевой техники охраняется четырьмя людьми. Ничего — им эта техника еще очень пригодится, когда они придут сюда.
