Михаил Королюк - Квинт Лициний 2
Именинница весело крутанула солнцеклешом, а затем сделала пару танцевальных оборотов под вступившую флейту, давая себя рассмотреть со всех сторон. Собравшийся вокруг женский люд теребил ее, аки стайка голодных рыбок, атакующих упавшую на поверхность корку – охи и ахи расходились кругами.
И правда, смотрелась Яська прекрасно. Она сама догадалась надеть под джинсовое платье белоснежную водолазку: получилось сдержанно-женственно и не так провокационно, как на голое тело.
По реакции было очевидно, что подарок удалось удержать в секрете. Ну, кроме как от тети Дины, что смотрела на дочь с гордостью. Потом перевела взгляд на меня и наклонила голову, молча благодаря. Я улыбнулся в ответ и легонько отмахнулся. Для Яси – времени не жалко.
Команда «за стол» прозвучала как «к барьеру». Задвигались стулья, взгляды присутствующих обратились к громадной миске с салатом по центру и нарезанной вареной колбасе, лишь приобнявшая именинницу Кузя все продолжала что-то у той ласково выпытывать. Яся встретилась со мной глазами. Я ухмыльнулся и отрицательно качнул головой. Вот не надо мне такого счастья.
Наконец, Яся села во главе стола, через Тому от меня. Напротив опустилась на стул слегка озабоченная Кузя – похоже, она единственная сейчас думала не о салате и, даже, не о бутылке полусладкого, что торжественно выставила из «Юрюзани» на стол тетя Дина.
Я огляделся и взял инициативу в свои руки. Встал, возложил руку на запотевшую бутылку и уточнил у мам:
– Позволите мне?
Шурша, содрал серебристую фольгу. Под перекрестьем заинтересованных взглядов раскрутил тугую проволоку. Теперь главное не выстрелить в потолок – это убьет вкус шампанского. Тихонько поворачивая то вправо, то влево, постепенно выдавливаю вверх тугую белую пробку. Улыбаюсь Ясе, что аж губу прикусила, переживая за мои старания.
Легкий хлопок знаменует победу. Из горлышка выдыхается дымок. Лью пенящуюся струю сначала Ясе, в фужеры матерей, потом по кругу.
Оглядываюсь – все смотрят на меня. Ну, что ж, мне не сложно:
– Яся, дорогая наша подруга, я поднимаю этот бокал за тебя, – посмотрел одним глазом на нее сквозь пузырящееся живым блеском шампанское, – за наше уходящее детство, что оставило на память о себе дружескую любовь и общую память. За предстоящие годы – самые лучшие, наверно, годы жизни. Найди себя, найди свою любовь и будь счастлива! За тебя, Ясенька!
Загадочно мерцая гранями, дружно сдвинулись бокалы. Тонко запел о чем-то далеком и желанном хрусталь, влажно блеснули поверх потемневшие глаза именинницы. Я еще раз отсалютовал ей.
«Пусть будет счастлива, пусть!» – с этой мыслью я вдохнул сладковатый, напоминающий о цветении липы, запах и почти не чувствуя вкуса, опустошил за три недлинных глотка свой бокал. Вернул фужер на место и провозгласил:
– А теперь на сцену приглашается месье Оливье!
Спустя минут двадцать, когда все насытились по первому кругу, я ощутил легкую неправильность в витающих над застольем ожиданий. Помучался немного, а потом встал и с трудом протиснулся мимо Зорьки к мамам, что тихо шушукались между собой на уголке.
– А я ведь с повинной пришел, – негромко сознался, доверительно наклоняясь к ним.
В глазах их заполошной стаей промелькнула череда предположений, одно крамольнее другого.
– Нет-нет, – взмахнул я руками, – все не настолько страшно, как вы подумали.
Томина мама фыркнула и быстро отвернулась, давя ухмылку, Ясина – внезапно начала заливаться краской. Я пообещал себе подумать об этом потом и быстро продолжил:
– Я тут самодельного ликера принес, слабенького… Но вот что-то мне кажется, что пытаться распить его за вашими спинами будет неправильно, – глаза у Пашки, исподтишка прислушивающегося к нашему негромкому разговору, испугано округлились. – Давайте, я вам его отдам, а вы сами решите, кому, сколько и когда наливать?
– Неси! – решительно сказали они хором и засмеялись, глядя друг на друга.
Я наклонился над своей сумкой и извлек из нее два раздутых пластиковых мешка. Вдоль стола прокатились смущенные смешки.
– Изобретательно, – оценила Томина мама, забирая емкости, а потом зловредно, словно мстя за короткий испуг, ввернула, – дачу вспомнил?
– Потому и сдаю, – покаянно кивнул я, слегка зарумянившись.
Она изогнула бровь:
– Боишься выглядеть глупо?
Я призадумался:
– Нет, это нормально – иногда глупо выглядеть. Но вот не по этой причине, – и я легонько прищелкнул указательным пальцем по горлу.
– Так, – повертела она в руках мешок, – а… Как?
– Это-то понятно, – ответил я, крутанув колесико зажима, – а вот во что?
Тетя Дина подхватилась к серванту и вернулась с двумя хрустальными рюмками.
Я наполнил их, а потом сел на свое место, стараясь не встречаться с полным укоризны взглядом Паштета.
Мамы осторожно понюхали. Переглянулись. Выпили по глотку. Переглянулись еще раз. Добавили по глотку и довольно сощурились.
«Прямо синхронное выступление какое-то», – подумалось мне, – «хорошо спелись подруги».
– Андрюша, – медовым голосом позвала меня тетя Дина, – самодельный, говоришь? А рецептик?
– Ма-а-а-м… – просительно пропела Яся с противоположного торца, и брови ее горестно сложились домиком.
Все с надеждой воззрились на родителей.
– Ну, вроде, действительно слабенький… – смущенно сказала тетя Дина и покосилась на Томину маму.
Та еще раз клюнула из рюмки, покатала ликер во рту и махнула рукой:
– Ладно… Андрей, по тридцать грамм им, не больше.
Яська счастливой птицей вспорхнула к серванту за новыми рюмками.
Дети переглядывались с улыбками облегчения. Дети, чисто дети, даже Кузя.
Я демонстративно чиркнул по рюмке ногтем, обозначая допустимый уровень, и передал мешок довольному Паштету, а сам пошел к мамам диктовать рецепт.
– Цедра десяти лимонов? – озабоченно уточнила Томина мама, постукивая кончиком карандаша по зубам. – Не слишком жирно? Они ж без кожицы испортятся быстро.
– Нормально, – уверенно отмахнулся я, – выдавить сок в бутылочку, и в холодильник. И добавлять по вкусу в чай. Или разлить в формочки для льда, в морозилку, и доставать по кубику. Тогда точно ничего не случится. Кстати, есть еще один очень легкий рецепт, с растворимым кофе.
– Давай, – с энтузиазмом воскликнула тетя Дина, – нам скоро новоселье справлять.
– О? – я оглянулся на Ясю, – а я не знал.
– Дали, наконец-то, – выдохнула тетя Дина со страстью.
Ее пальцы невольно сложились щепотью, и рука дернулась было ко лбу, но потом пугливо упала назад и начала торопливо разглаживать скатерть.
– Под капремонт или по очереди? – уточнил я, сделав вид, что ничего не заметил.
– По очереди быстрее получилось. Почти пять лет отстояли, – пожаловалась она.
– И… Далеко? – я еще раз встревоженно оглянулся на Ясю. Она, забавно морща нос, принюхивалась к ликеру.
«Да нет, не может быть, она с нами до конца училась», – мелькнула мысль.
– На край света! – горестно махнула тетя Дина рукой, – аж в Купчино. Зато отдельная, двухкомнатная.
«Точно, было, было!» – обрадовался я, припомнив, – «в десятом там уже день рождения отмечали».
– Переводить из школы не будете, – сказал уверенно.
– Не хочется, – согласилась она, – да и Яся бузит… Говорит, что поездит полтора года.
– Все равно потом в институт ездить… – подбросил я аргумент.
– Да, верно… Ладно, давай рецепт.
Я продиктовал. Женщины старательно законспектировали и бережно припрятали листки.
Томина мама блаженно зажмурила глаза и сделала из рюмки еще глоток, а потом с явственной обидой посмотрела на показавшееся дно. Я быстро наполнил по второй.
– Фантастика, – выдохнула она мечтательно, – даже не буду спрашивать откуда…
Я невольно напрягся.
– Не буду, не буду, – потрепала она меня по руке. – Ладно, иди к девочкам, они заждались, даже не пьют без тебя. А мы скоро в кино уйдем, танцуйте.
Мы посидели за столом еще с полчаса. Дегустировали мелкими глотками ликер (и правда – удачно получился), перебрасывались шутками. В общем-то было весело, но, хоть мне и удалось овладеть под столом Томкиной ладошкой, расслабиться до конца так и не удавалось. Справа мою щеку периодически обжигал страдающий взгляд Зорьки, что переживала свою трагедию, но это была меньшая из проблем.
А вот большая сидела прямо напротив и, тренировки ради и тонуса для, вполне успешно флиртовала со мной без всяких слов. Кузя то грациозно изгибала точеную шейку и туманно улыбалась румяными губами, то медленно и томно заправляла выбившийся из прически локон, показывая внутреннюю сторону запястья. А когда мой взгляд сам собой застревал на ней, Наташа в изумлении взмахивала длинными стрелками ресниц, мол, «мальчик, что ты себе позволяешь?!».
