Андрей Посняков - Сюзерен
— И что ты там прячешь?
— Глаза закрой.
— Зачем?
— Ну закрой — увидишь.
— Ой!
Распахнув очи, девушка улыбнулась, увидев в руках Малыша цветок… непонятно, правда, какой — темновато кругом было, — но красивый, наверное, не может такого быть, чтоб некрасивый!
— Это мне?
— Тебе. Бери, бери!
— Спасибо, Фелипе, — растроганно поблагодарив, Аманда поднялась на ноги и чмокнула юного воздыхателя в щеку. — Спасибо.
Позади послышались чьи-то шаги — вернулся с ручья Энрике Рыбина. Уселся, поставил у ног плетеную флягу.
— Водички хотите?
— Ага!
— А что не спите-то?
— Сейчас пойдем.
Егор слышал все разговоры сквозь сон, слышал и улыбался. Вот ведь как получилось — не думал, не гадал, а и здесь, можно сказать, в бегах, обзавелся ватагой. Именно так — ватагой: если не считать вполне независимого в силу отцовского капитала Лупано, и Аманды, все остальные были просто счастливы обрести себе покровителя, в котором — прав Альваро! — нутром чуяли честного и благородного человека, истинного кабальеро. Служить такому — великая честь для простолюдинов, ох не зря эти молодые люди так рисковали, спасая князя и девушку, они ведь — ко всему — еще и себя спасали, и не зря — теперь вот не сами по себе, а можно сказать, дружина, не просто гопники, а военные слуги благороднейшего рыцаря, с которого, в случае чего, и спрос. А если б не случай… Какие у них там, в Манресе, перспективы? Попасть рано или поздно в руки местного правосудия и украсить своими телами городские виселицы? Оно к тому и шло… если б не встреча с Егором.
Молодцы, ребята, живо свою выгоду сообразили, хоть и подростки еще, по сути-то… хотя нет — в эти времена взрослели рано. Это в голливудских фильмах подростки — обычно дебиловатые девицы да дубинушки лет по двадцать пять, вполне половозрелые особи, даже перезрелые, если на то пошло. А отвечать ни за что не хотят, не умеют — они же подростки, какой с них спрос, с детушек-малолетушек? Здесь такой номер не пройдет, живо спросят и, ежели некому заступиться, шкуру сдерут… или уж, на худой конец, на ближайшем суку повесят.
Светили в небе желтые звезды, и узкая, зависшая над горами луна ничего особо не освещала, а лишь больше сгущала тьму. Костер уже совсем догорел, лишь пара рубиново-синих углей мерцала во тьме, словно глаза какого-то дикого зверя.
Какие красивые у Аманды глаза! Да и сама она — красивая. Очень. И что бы там ни говорили… Черт! Укусил кто-то в шею. Москит? Не должны бы тут москиты…
Хлопнув себя по загривку, Малыш Фелипе привстал, поворочался, снова улегся на ветки… И опять принялся думать. Об Аманде, о ком же еще-то? Кому цветок подарил, о той и думал. Эта девушка — красивая, как солнце, что бы там ни говорили другие, а Фелипе хорошо слышал, как усмехался Беззубый: мол, тощая, как драная кошка… Ну и что с того, что не толстая? Не всем же дородными быть, тем более что дородных-то, с пышными бюстами женщин, честно сказать, Малыш Фелипе побаивался, а вот Аманду — нет. А что ее бояться-то? Она такая же, как и все, тоненькая, стройная… и арбузной груди нет. Альваро все на эту тему шутит, ох дать бы ему по зубам… Пары зубов-то у него и так нету, выбили, потому и Беззубый.
И все равно — дать бы! Или нет, лучше Аманде еще один цветок подарить… даже несколько, целый букет, вот к утру и нарвать, в шалаш забросить… Да! Отрок довольно улыбнулся — все же хорошо он придумал, просто здорово, и где цветы растут, знал — желтенькие такие, их и сорвать, у тропы, рядом с ущельем… Или пойти к реке? Нет, до реки далеко, не успеть, да и здесь сторожить нужно.
Подросток так и не уснул, все ворочался, дожидаясь своего часа. И дождался-таки — подошел сменивший Рыбину Рвань, нагнулся, дотронулся до плеча и шепнул:
— Эй, Малыш! Подымайся. Да вставай же!
— Встаю уже, встаю. Все спокойно?
— Да.
Поднявшись, Фелипе обошел стоянку по кругу, внимательно поглядывая по сторонам и прислушиваясь. Начинало светать, ночь уходила, пряталась на дно самых глубоких расщелин, к одной из которой и направился отрок, дабы нарвать цветов для юной красавицы Аманды, увы, не обращавшей на парня никакого внимания. Ну, разве что вчера вечером — из-за подаренного цветка. Поцеловала — да! Интересно, а сегодня поцелует?
Стоя на краю кручи, Фелипе нагнулся, потянулся за трехцветной фиалкой… и вдруг услышал позади, на тропинке, какой-то странный лязг, слегка похожий на тот, что производит опущенное забрало рыцарского шлема. Отрок быстро обернулся…
— Бог в помощь, славный юноша! — громко, не таясь, пожелал парню паломник в рясе с накинутым на голову капюшоном, странствующий монах, каких много. — Цветы собираем?
— Ну… так… — от неожиданности Фелипе Малыш забыл поздороваться.
— Хорошее дело! Ты к Моренете или уже от нее?
— К ней, — мальчишка наконец улыбнулся — странник разговаривал вполне доброжелательно, да и выглядел довольно скромно. Рваная, подпоясанная простой веревкой ряса, котомочка за плечами…
— Я так полагаю, ты не один тут… Меня с собой возьмете, ведь по пути?
— Возьмем, — кивнув, Фелипе тут же задумался. — Только об этом, наверное, не меня спрашивать надо.
— Ничего, ничего, я кого надо спрошу.
Монах сбросил с плеча котомку, развязал… что-то лязгнуло… ага, вот оно! Наверное, фляга…
— Тебя как звать-то?
— Фелипе.
— Славное имя. А я — брат Флориан. Семечек хочешь, Фелипе? Хорошие семечки, тыквенные… По глазам вижу, что хочешь. Ну, не стесняйся же, подходи!
Уже все встали, умылись в ручье и подкреплялись оставшейся с вечера рыбой, а Фелипе Малыш все не приходил, словно в воду канул.
— Может, он заметил кого? — заволновалась Аманда.
Альваро Беззубый скривил тонкие губы:
— Да ладно — заметил! Как же, скорее за цветами пошел. Не видал я, что ли, как он вчера на тебя смотрел?
— Вообще-то, нам бы надо идти уже, — вытирая об траву руки, заметил Егор. — Но без Малыша не пойдем…
— Подождем?
— Нет. Ждать не будем — поищем.
Разделились на группы: Рвань с Рыбиной, Альваро с князем и Лупано с Амандой — такое разделение последним пришлось очень по душе, что было заметно даже толстокожему Рыбине.
— Посматривайте, — сказал тот. — Вдруг да погоня?
— Не, погони не может быть, — сплюнув через выбитый зуб, уверенно возразил бывший вожак шайки. — Но тут ведь всякого люда хватает. А Малыш и заблудиться мог вполне, клянусь Святым Яго!
К полудню они прочесали всю округу, и даже больше, заглянув буквально под каждый куст. Тщетно! Мальчишка исчез, словно в воду канул. А может, и правда — в воду? Река-то недалеко… по прикидкам Вожникова, километрах в пяти-шести… рядом.
— Да, пойдемте к реке, — закивал Альваро Беззубый. — Вдруг он туда ушел да увидел кого…
— Или его уж схватили…
— Да, посматривать надо.
Все оглянулись на князя, в задумчивости застывшего на вершине утеса, близ корявой сосны, извивающейся ветвями, словно скрученный жуткой подагрой Змей Горыныч. Жаркое солнце давно уже высушило утреннюю росу и туманную дымку, оставшуюся невесомым покрывалом лишь высоко в горах. Парило. Все чаще налетал ветер, так что грозы не должно было быть, просто не успевали собраться тучи.
— Вы идите к реке, старший — Альваро, — наконец принял решение Егор. — Не торопитесь, по пути тщательно осматривайте все… Только кричать, я полагаю, не надо.
— Да, не стоит — там опасные места, — гордый назначением Альваро довольно цыкнул через выбитый зуб. — Можете не волноваться, сеньор, все будет сделано четко и скрытно.
— А я и не сомневаюсь. — Спрятав улыбку, Вожников придержал за локоть одного из парней — Рыбину: — Постой-ка, дружище Энрике. Ты что-то там говорил про цветы?
Рыбина — нескладный подросток с угрюмым некрасивым лицом и потухшим, словно у снулой рыбы, взглядом — с удивлением оглянулся:
— Да, говорил. Они там растут, на круче… ну, Малыш вчера приносил…
— Идем, покажешь. Осмотрим все, а потом остальных нагоним. Вперед!
— Угу, — Энрике с готовностью поклонился и утробно высморкался. — Готов за вами идти куда угодно, благородный сеньор!
Сказал и, отвернувшись, показал Беззубому язык, думая, что «благородный сеньор» не заметит. А сеньор заметил, он вообще всегда все замечал или, по крайней мере, старался. Заметил и сейчас… и про себя улыбнулся, отметив, что даже такой внешне угрюмый и неприятный тип, как Рыбина, все же определенным чувством юмора обладает. А значит — далеко не дурак. И цветы вот заметил.
— Ну, долго еще?
— Вон, господин, у той скалы. Прямо вот тут, по тропке… А вот и цветы!
— Ага, вижу, вижу, — присмотревшись, улыбнулся Егор. — Гладиолусы.
— Что, сеньор?
— Или маргаритки… Шучу! Сам-то знаешь, что за цветы?
— Думаю, что это ромашки, сеньор.
