Магнат. Люди войны (СИ) - Соболев Николай "Д. Н. Замполит"

Попутно ребята провели съемку бухты Ла-Коруньи и подписали контракт на ремонт штаба бригады, которой не столь давно командовал Франко, ныне отправленный на Балеарские острова. Ремонт наш, фирменный, с привлечением Термена — в угрожаемый период можем выслать группу, чтобы понимать, что в Галисии на уме у военных.

Судя по отчету, Корунья как порт куда удобнее Хихона — бухта обширнее, рейсов в Латинскую Америку больше, даже американские пароходы встречаются, прямо хоть всю логистику переноси. Одно стремно — рядом Ферроль, военно-морская база. Хихон мы точно удержим, а вот как себя флот поведет при мятеже 1936 года, я совершенно не помнил. То ли пополам разделится, то ли нет…

Жаль сейчас у США сплошной изоляционизм, а так бы предложить эти бухты для военно-морской базы, глядишь, в Европе поспокойней будет. Но с другой стороны, потом, когда надобность минует, американцев бульдозером не выпрешь. А страна между английским Гибралтаром и американским Ферролем очень вряд ли останется независимой.

Вот из-за отжатого англичанами Гибралтара и Скосырев не преуспел с арендой Хихона. Сотрудники Оси все тщательно посчитали и выдали такую хитрую схему, что всем сторонам падала лишняя копейка, но все уперлось в суверенитет. Или, простыми словами, в национальные понты — как же так, мало нам Гибралтара, так еще и Хихон своими руками отдать?

Причем в отличие от земли под базу, в Хихоне никто у испанцев ничего не отбирал, нужно всего лишь над портом вывесить андоррский флаг и на одно здание приколотить вывески «Капитан над портом» и «Королевская таможня», как бы это ни было смешно.

Впрочем, испанцы немного зашевелились после того, как авантюрист Скосырев демонстративно съездил на переговоры во французские портовые города Андай, Сен-жан-де-Люз и даже в Байонну. Но все равно, без меня дело шло туго — то ли авторитета не хватало, то ли полномочий дать более крупную взятку.

А еще дела в Нью-Йорке, Париже, Барселоне… Вот такое получилось у нас раздельное свадебное путешествие: Барбара загорает с книжкой и коктейлем, Панчо ее развлекает, я паяю или ловлю волну. Скушно-с. Когда добрались до бразильских берегов, жена стала потихоньку нудеть:

— Джонни, тебе все это не надоело?

— Море и солнце, как это может надоесть?

— Каждый день одно и то же… Я уже домой хочу.

— Но мы еще не завершили путешествие!

— Ну и что? Капитан, какой у нас ближайший крупный порт?

— Через день Форталеза, миссис Грандер, через три дня Ресифи.

— Вот, дорогой, давай я там пересяду на пакетбот обратно в Америку!

Я поначалу недоумевал, в чем дело, а потом Ульв раскололся — Барбаре пришла радиограмма: в поместье Хаттонов достроили частную взлетную полосу, а юристы провели нострификацию ее пилотского удостоверения. Зов неба, ага. Самолет, конечно, дело рисковое, но Сева уверял, что Барбара прирожденная летчица. Со мной в Парагвае тоже всякое может случиться, но будем надеяться на лучшее.

— Ну хотя бы в Рио! — канючила Барбара.

— Послушай, — я обнял ее и чмокнул в капризный носик, — у нас медовый месяц. Я все понимаю, и сам бы улетел в Парагвай самолетом, но если кто-то из нас удерет раньше времени, начнутся ненужные слухи.

Бразильские берега прошли как в тумане, а у меня рос мандраж — по плану в Буэнос-Айрес, или, как его зовут аргентинцы, Байрес, одновременно с Lady Hutton должны прийти несколько важных грузов и очередная партия «добровольцев». Сидевшая в городе небольшая контора из человека Оси, человека Панчо и местного агента уже зафрахтовала речные баржи и пароходы, чтобы доставить все и всех в Парагвай.

Барбара, стоило нам бросить якорь в эстуарии Ла-Платы с видом на федеральную столицу Аргентины, тут же отправила старпома в порт, искать ближайший рейс в США. Следом на берег свезли всех нас с багажом, ночь мы провели в отеле «Альвеар», у которого дежурили репортеры и фотографы, а утром проводили Барбару на пароход.

Что же, мне только легче, никаких слез и душераздирающих сцен.

Помахали друг другу платочками, пароход гуднул и отплыл на север. И тут как выключателем щелкнули — посыпались на нас одна за другой неприятности.

— Ну как вы тут? — Панчо радостно плюхнул на стол конторы портфель.

— Волонтеры арестованы, — сумрачно ответил его подчиненный.

— С чего вдруг??? — ахнул я.

Причин для обалдения у меня хватало: всем, у кого не было собственных, сделали надежные документы, все имели контракт с парагвайскими компаниями, все ехали без оружия.

— Агенты Коминтерна, — бахнул по голове все такой же сумрачный ответ.

Что среди наших добровольцев найдутся люди, связанные с коммунистами, я не сомневался. Но чтобы настолько засвеченные, что их прямо в порту свинтила аргентинская полиция? Ай да Кочек, ай да Эренбург, могли бы и предупредить!

— Блин, — бухнул я свой портфель. — Надо думать, как вытаскивать. Какое точно обвинение им предъявили?

— Да ничего толком не известно! — скривился Осин сотрудник. — Взяли буквально на трапе.

— Выясняйте! Наймите адвокатов, черт побери!

Пароход из Хихона, вставший к причалу на следующий день, немного развеял тревожное состояние, но совсем ненадолго. Два танка в фанерных «контейнерах» спустили на пирс, после чего их немедленно опечатала таможня. Остальной наш груз задержали «до выяснения» и вместо речных барж переместили на охраняемую площадку-отстойник.

С Ла-Платы дул вечный мокрый ветер, напоенный морской солью, отчего на здании пограничного пункта кое-где вылезали пятна сырости. Здесь всех прибывших встречали иммиграционные и таможенные служащие.

Внутри, за стеклянным барьером, под портретом очередного, третьего за год, президента, топтались писатели. Пограничник в траченной жизнью форме уныло разглядывал паспорта Эренбурга, Хемингуэя и Кольцова — два настоящих и один на имя Мишеля Мартеня. В очереди дожидались еще несколько добровольцев, ребят Панчо и нужных специалистов.

Хемингуэй, прислонившись к стене с видом человека, готового разбить витрину кулаком, процедил:

— Предложи ему взятку. Будь я проклят, но тут везде деньги дороже принципов.

— Не поможет, — шепнул Эренбруг. — Ты же видел, как быстро прошли другие, значит, нас мурыжат специально.

Таможенник вдруг оживился, тыча в паспорт Хемингуэя:

— А вы, сеньор, в 1922-м посещали Италию? Случайно не встречались с…

Он протянул раскрытый журнал с фотографией Муссолини, где тот позировал с львом.

— Только с львом, — оскалился Эрнест. — И то, зверь был симпатичнее.

Вот на этих словах мы и прорвались внутрь. В голове клина шел Панчо, за ним два самых дорогих в Байресе адвоката, и замыкали мы с Ларри и Ульвом, решившим податься за приключениями.

Высокий адвокат в светлом костюме пристукнул тростью красного дерева по мраморным плитам пола и звучным, хорошо поставленным голосом, объявил:

— Сеньоры, вы задерживаете совсем не тех, кто опасен для Аргентины. Вызовите ваше начальство, и побыстрее.

Полный больше, чем позволял его ранг, офицер пограничной службы появился через несколько минут, стряхивая крошки с усов:

— В чем дело, Родригес?

И тут же замер, разглядев высокого.

— Я вижу, сеньор Ирригеньо, вы меня не забыли, — растянул губы в змеиной улыбке адвокат. — Будьте так добры, объясните, на каком основании вы задерживаете двух известных парижских журналистов и сеньора Хемингуэя, знаменитого писателя?

Начальник дернул подбородком на подчиненного, и Родригес, давясь каждым словом, промямлил:

— У сеньора Эренбурга нашли масонскую книгу.

Я чуть не икнул, Илья сделал вид «Ну что с дураков взять», а высокий, почуяв добычу, хищной птицей навис над Родригесом:

— Масонскую? Или просто книгу о масонах?

— Прошу прощения, — на пограничника было больно смотреть, — одну секунду…

Он полез под стол, покопался и вытащил томик:

— Эммануэль Реболд, «Общая история франкмасонства в Европе».

— Я пишу эссе о тайных обществах, — вежливо улыбаясь, объяснил Эренбург.