Честное пионерское! Часть 1 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

— Ну, сынок… теперь-то ты её в сентябре узнаешь. Присмотрись хорошенько.

Надя улыбнулась.

— С Зоей Каховской ведь ты уже нашёл общий язык, — сказала она. — Познакомишься заново и с прочими одноклассниками. А может и вспомнишь их: у тебя на это есть ещё почти месяц есть. Давай-ка я покажу тебе всех твоих школьных приятелей, напомню их имена. Чтобы упростить работу для твоей памяти.

Она взяла в руки групповое фото (там в три ряда застыли хмурые школьники — с «октябрятскими» значками на школьной форме, без пионерских галстуков).

— Вот с этим мальчиком ты сидел за партой в третьем классе, — сказала она.

Ткнула ногтем в лоб черноволосому кудрявому парню. Озвучила мне анкетные данные ребёнка, словно специально для разговора со мной выучила их наизусть (назвала даже дату рождения паренька… которую я тут же отправил в дальние уголки своей памяти — за ненадобностью). Следил за пальцем Надежды Сергеевны, вглядывался в лица детей, запоминал имена и фамилии Мишиных одноклассников (пригодятся).

— А вот эта девочка…

Надя оказалась ценным источником информации. Она сыпала подробностями из биографий учеников четвёртого «А» класса и их семей, точно в недавнем прошлом защитила на эту тему докторскую диссертацию. Поначалу я выслушивал подробности. Но вскоре стал фильтровать информацию: пропускал мимо ушей всё, кроме детских имён и фамилий. Решил, что настоящий Миша Иванов большего и не знал.

Я рассматривал и прочие лежавшие на кровати фотографии, пока Надежда Сергеевна разбрасывалась информацией о школьниках. И одна заинтересовала меня больше, чем остальные. На ней я увидел наряженную в свадебное платье Надю Иванову, сбежавшего пять лет назад в Магадан Мишиного отца (уже выпытал у Нади причины её развода с мужем), с десяток незнакомых людей… и одного очень даже знакомого.

Я указал на привлёкшего моё внимание человека пальцем и спросил:

— Кто это?

Надежда Сергеевна склонила голову, взглянула на фото. Улыбнулась. Морщинки исчезли с её лица, словно улыбка омолодила Надю лет на десять. Я тоже улыбался. Потому что не мог отвести глаз от худощавого мужчины (на вид, ему было лет двадцать — как моему младшему сыну… исполнилось на момент моей встречи с лесовозом). Вспоминал, видел ли этот снимок раньше — пришёл к выводу, что смотрю на него впервые.

— Это Витя Солнцев, — сказала Надежда Сергеевна. — Мой бывший одноклассник. Он был свидетелем на моей свадьбе.

Она постучала пальцем по фото — аккуратно, будто не хотела испортить причёску смотревшему на нас с фотографии Солнцеву.

— Твой отец был неместным, — сказала Надя, — его друзья не приехали из Магадана. Он пообещал, что найдёт свидетеля сам — в Великозаводске.

Покачала головой.

— Я жутко удивилась, когда он притащил в ЗАГС Витьку. Солнцев, когда учились в школе, был в меня влюблён. Подарки дарил, предлагал встречаться.

— А ты?

— Я не обращала внимания на своих одноклассников, — ответила Надя. — Считала их… детьми. Как и Витьку. Он тогда… не казался мне взрослым мужчиной.

Она улыбнулась.

— Солнцев упорно пытался завоевать моё внимание, пока я не вышла за твоего отца. И только через два года после этого он женился. На какой-то иногородней девице.

Надежда Сергеевна взглянула на меня.

— А почему ты о нём спросил? — поинтересовалась она.

Я пожал плечами.

Не мог отвести глаз от изображения своего отца (именно своего — не Мишиного). Рассматривал его костюм, туфли, галстук. Понимал, что видел эту одежду и раньше — на других снимках. В ней отец позировал на фоне роддома, куда приехал за женой и сыном (за мной). В ней же он гулял на собственной свадьбе. На тех фотографиях папа улыбался, выглядел счастливым.

Здесь же… он казался мне непривычно серьёзным. Будто на свадьбе Мишиных родителей он пребывал в плохом настроении. С таким скорбным выражением на лице обычно являлись не на бракосочетание, а на похороны. Папа не смотрел в объектив фотоаппарата — поглядывал в сторону невесты. Мне почудилось: я понял, почему он отвернулся. Папа не желал смотреть мне в глаза: стыдился, что оставил меня одного.

Я сказал:

— Лицо его… показалось знакомым. Где я мог его видеть?

— В школе, — ответила Надя Иванова. — Витя… Виктор Егорович Солнцев. Он преподаёт физику в старших классах. И живёт неподалёку от нас. С сыном — тот на три года младше тебя.

Она прикусила губу.

Смотрела на фото.

— Думаешь, в школе? — переспросил я.

Звуками своего голоса вывел Надю из задумчивости.

— Конечно, где же ещё.

Надежда Сергеевна погладила меня по голове, вздохнула.

— Мишутка, ты начинаешь понемногу вспоминать, — сказала она. — Вот… учителя узнал. А ведь раньше не помнил и моего имени.

Она поцеловала меня.

Я с удовольствием вдохнул запах её духов.

— Глядишь, до первого сентября память к тебе вернётся.

— Вернётся, никуда не денется, — согласился я.

И вдруг спросил:

— Мама, а ты не хочешь выйти замуж?

Надя Иванова приоткрыла рот: явно не ожидала подобного поворота в нашем разговоре.

— Миша! — сказала она. — Что ты такое говоришь?!

— А почему нет? Ты же не собираешься прожить всю жизнь одна.

Надя вскинула брови.

— Я не одна. Ведь у меня есть ты. А больше нам никто не нужен!

Я опустил взгляд на фото — на молодого Виктора Егоровича Солнцева. Подумал: «Кое-кто нам всё же пригодился бы».

— Скоро у меня появится жена, — сказал я. — И дети. Случится это лет через десять — ты и опомниться не успеешь. Я получу собственную квартиру. Быть может, в другом районе города. Или даже в другом городе. Мне было бы спокойнее, если бы я знал, что ты не скучаешь одна; что ты под надёжным присмотром.

Надя хмыкнула.

— Где ж его взять — этот надёжный присмотр.

Надежда Сергеевна вновь провела ладонью по моим волосам.

— Сынок, — сказала она, — мне почти тридцать лет. Кому я нужна такая — старуха? Посмотри на мои морщины. И на эти складки у меня на животе. На таких, как я, мужчины уже не смотрят.

Вздохнула.

— Да и не хочу я замуж, — заявила Надежда Сергеевна. — Чего я там не видела? Не хочу. А десять лет — это немалый срок. Десять лет у меня есть. Ну а потом… уж как-нибудь проживу.

Надя закусила губу, словно сдерживала улыбку или боялась зарыдать.

«Тоже мне, старуха нашлась», — мысленно проворчал я.

Посмотрел Мишиной маме в лицо — будто рассматривал его впервые.

— Морщин у тебя почти нет, — заключил я. — Седины я тоже не вижу.

Опустил взгляд ниже.

— А со складками на твоём животе мы разберёмся. Чуть позже. Есть у меня на этот счёт пара идей.

Надя прикрыла живот руками, будто сидела передо мной без одежды.

Её щёки потемнели, словно на них плеснули свекольным соком.

Я указал Мишиной маме на её свадебное фото.

Сказал:

— Можно, повешу эту фотографию на стену?

— Зачем? — спросила Надя. — Соскучился по своему отцу?

«Соскучился», — подумал я.

Но покачал головой.

— Я твоего бывшего мужа не помню. Да и не желаю вспоминать, раз он от нас уехал.

Указал на фото: ткнул пальцем в голову жениха.

— Но ведь однажды он может и вернуться, — сказал я. — Или явится ко мне мошенник — назовётся моим родителем. Всякое в жизни может случиться. Потому мне всё же нужно запомнить это лицо.

Надя вздохнула.

— Какой же ты у меня умный, — сказала она. — И так быстро повзрослел.

Я придвинул к себе фотографию.

— Могу её взять?

Мишина мама дёрнула плечом.

— Бери, — сказала она. — Это всё-таки твой отец…

«Мой, — мысленно подтвердил я, разглядывая молодого Виктора Солнцева. — Вот только никто кроме меня теперь об этом не знает — даже он. И мне это обстоятельство совсем не нравится».

Фотографию со свадьбы Мишиных родителей я вечером повесил на стену, у изголовья своей кровати — долго рассматривал её перед сном.

Интересовал меня на ней только один человек: Виктор Егорович Солнцев.