Вильгельм Зон - Окончательная реальность
Блукания
Саратов, Ростов, Тель-Авив, Принстон, Нью-Йорк, Москва. 1979–1980
Словарь Вильяма Шекспира составляет 12 000 слов. Русский словарь, помещенный в калькулятор вычислительного центра Упсальского университета (Швеция), насчитывает более 60 000 русских словоформ вместе с их морфологическим описанием.
Крюков и Шолохов легко и свободно обходились девятью тысячами. Идея поместить слова, используемые ими, в калькулятор и, сравнив, вычислить автора «Тихого Дона», пришла в голову норвежским профессорам, бежавшим в Упсальский университет благополучной Швеции от холода и голода застойной Норвегии. Им бы заниматься своим делом – книжки читать, но нет, решили писать.
Еще в аукционном зале я понял – всем этим людям, раскупающим тетради, которые должны принадлежать мне и которые я с таким позором упустил, не дает покоя книга, выпущенная под псевдонимом «Д». Все они желают либо примазаться к моей теме, либо утвердиться на ней. Вся эта «творческая активность» порождена завистью и ничем больше!
Норвежец, командированный на лондонский аукцион богатыми шведами, которые, честно говоря, в последнее время совсем обнаглели, купил тетрадь первым. Здоровенный мужлан с выбитым на войне глазом напоминал циклопа. Естественно, взгляд на проблему у него был односторонний – что можно увидеть одним глазом?
Ну, взяли отрывки из романа (около 50 000 слов), ну преобразовали в форму, пригодную для обработки на калькуляторе. То же самое сделали с текстами Крюкова. Записали на магнитную ленту, ввели материал в машину, обработали данные. Ну и что?! Все это я проходил и знал: нельзя на этой основе дать ответ на вопрос: «Кто написал „Тихий Дон“?» Здесь даже с вычислительной точки зрения масса проблем и натяжек. Густота запятых, видишь ли, – решающий фактор! А сами всю прямую речь выбросили, все вопросительные предложения тоже… Циклопы одноглазые! Ни на один серьезный вопрос машина ответить не может. Уж я-то знаю.
Например: откуда у юного дебютанта такая вжитость в быт и психологию дореволюционного донского общества, в мировую войну, в которой он не участвовал? Откуда такой богатый запас жизненных наблюдений у молодого человека? Откуда у «иногороднего» пафос против иногородности? Почему бросается в глаза разноречие в разных кусках романа? Машина об этом не узнает. Я узнаю!
Только книга, новая большая книга, которая раскроет величайшую тайну, загадку «Тихого Дона», должна стать моей единственной целью. Целью – предначертанной самой судьбой.
Счастливые покупатели тетрадей покидали аукционный зал. Со всеми ними я еще встречусь, чтобы убедиться, насколько далеки они от подлинной разгадки. Насколько глупы и слепы в своих бестолковых книжонках, насколько безуспешны в попытках познать истину!
Но сначала надо всех взять на карандаш. Это непросто. Сведения о покупателях не разглашаются.
Помогал, как всегда, Боббер. Большую силу набирал этот человек год от года. Деньги, связи – все прибывало к нему, все мог великий Шурик! Адреса раздербанивших сорок третий лот я получил быстро.
Как и предполагалось, покупатели оказались свирепыми литераторами. Не занимались они ни земледелием, ни строительством, ни торговлей, но, несмотря на это, всё имели в изобилии. Неплохо работает мировая система поддержки лояльной интеллигенции. В институтах или фондах гужуются великаны духа, каждый знает лишь свою тему, обожают они народные собрания. Не сразу я решился на встречу с ними. Долго сомневался и мучился, читая их высоконаучные заметки. Когда же стали выходить первые книги, понял: ждать больше нельзя, надо срочно приступать к работе, надо всем показать, кто есть настоящий Автор! Но прежде необходимо встретиться с каждым…
* * *Первая встреча состоялась в Самаре. Светлану Макарову я приметил еще на аукционе. По поручению самарского фонда лит исследований она купила две тетради. Красивая женщина, высокий лоб, большие глаза, милый русский профиль. Небольшого роста – она магнетически притягивала взгляды мужчин. Даже самые плюгавые рядом с нею выглядели большими и могучими мужами. Вместе с супругом – литературоведом Макаровым – она проживала в официальной столице Восточной России.
Я прилетел в Самару 2 октября 1979 года. Шикарный город, раскинувшийся на левом, возвышенном берегу Волги, очаровал меня. Особенно поражала чистота воздуха, столь непривычная для крупных промышленных центров Запада.
Макаровы жили в хорошем районе: на пересечении Казачьей и Троицкой улиц. Символично, если учесть, что Троицкая в прошлом носила название Татарской.
«Мелеховский двор – на самом краю хутора. Воротца со скотиньего база ведут на север, к Дону. Крутой восьмисаженный спуск меж замшелых в прозелени меловых глыб, и вот берег: перламутровая россыпь ракушек, серая изломистая кайма нацелованной волнами гальки и дальше – перекипающее под ветром вороненой рябью стремя Дона», – так начинается великий роман. С края хутора Татарского. Отсюда стартует любой пытливый исследователь. По улице Татарской до Волги не дойдешь, но если рядом с домом Макаровых повернуть на Казачью, как раз выйдешь к набережной Максима Горького. Здесь я и остановился, в гостиничном комплексе «От заката до рассвета».
Супруги Макаровы относились к моим союзникам. Они с восторгом отзывались об авторе, известном под псевдонимом «Д». Мне тоже нравилось, как они пишут, я даже испытывал определенную симпатию, особенно к Светлане.
В десять часов утра, войдя в угловой дом на Казачьей и поднявшись на этаж, я постучал в дверь, совершенно не думая о том, под каким предлогом войду. Для разговоров с коллегами необходимо вдохновение.
– Кто там? – раздался женский голос.
– По делу, – последовал ответ.
Дверь открылась, я вошел в квартиру, которая была обставлена со вкусом. Все говорило о том, что здесь живут литературоведы. На стенах висели портреты писателей, театральные афиши и красивые иллюстрации в рамках. Повсюду исписанные листы бумаги и необходимые книги. В углу стоял калькулятор с приличным монитором и довольно новой модели. На этом пестром фоне трудно заметить маленькую хозяйку квартиры. Тем не менее, она была прекрасна. Сразу понятно: надо бить не в бровь, а в глаз. Собравшись с духом, я сделал шаг вперед.
– Меня зовут Вильгельм Зон. Разрешите представиться – автор небезызвестного вам исследования, работаю под псевдонимом «Д».
– Ого, – простонала Света, – шутите! Поверить не могу.
Не давая ей опомниться, я вывалил все, что считал нужным сообщить о моем творческом пути. После этого зачем-то сказал:
– Вы были на аукционе и произвели на меня чрезвычайное впечатление…
Тут же появился муж. Раскрасневшийся после утренней ванны, он долго тряс мне руку, возбужденно говорил и расточал комплименты.
– Очень приятно, очень приятно, Вильгельм Павлович. Ох! Если бы не вы, не начиналось бы сегодня целое научное направление. Много уже, благодаря вам, людей увлеклись исследованием «Тихого Дона», сравнительным анализом текстов, поиском «авторского варианта», изучением исторических и политических обстоятельств.
– Да, да, посмотрите, – вторила Светлана, – и на телевидении кое-что появляется, и в Европе, и в Израиле.
Все это я знал. Адреса «исследователей», расползшихся по всему миру, бережно хранились в картонной папке с логотипом бобберовской корпорации «Херопласт», лежащей на дне моего дорожного чемодана. До каждого я еще доберусь, с каждым поговорю по душам…
– Вы знаете, попытка создать достоверную биографию Шолохова наталкивается на определенные трудности, – рассказывала Светлана. – Много белых пятен. Похоже, ему было что скрывать, впрочем, для послереволюционного времени это не удивительно.
– Тем не менее, нам удалось установить, что в 1922 году его арестовали и судили за злоупотребления, – продолжил Макаров. – Вот, взгляните. – Он показал документ: «Сводка о приеме, передвижении, перемещении, командировании и увольнении ответственных работников и технических специалистов по Верхне-Донскому округу окрисполкома с 1 августа по 1 сентября 1922 г.: Шолохов Михаил Александрович, станичный налогоинспектор. Отстранен от занимаемой должности. Приказ 45 от 31 августа с. г. Нахождение под следствием суда за преступление по должности». – До 19 сентября Шолохов находился под стражей.
Я не знал, что Шолохова арестовывали, но удивления не показал.
– Обратите внимание на должность, которую исполнял молодой Шолохов перед арестом, – налоговый инспектор. Но сам он этого не афишировал, рассказывал всем, что работал продкомиссаром, хотя из документов, изученных нами, видно, что продкомиссаром Шолохов никогда не был.
«Действительно интересно, – подумал я, – странная должность: налоговый инспектор».
– Вообще, – заговорила Светлана, – все, что рассказывал о себе Михаил Александрович в разные годы жизни, документально не подтверждается и является, как правило, вымыслом, сочинявшимся, очевидно, для того, чтобы скрыть некую тайну.
