Александр Антонов - Распущенные знамёна
— И погиб как герой и мужчина, — добавила, не поднимая глаз от шитья, Ольга, — за что вечная ему память и слава. А полупсиху-полунасильнику следует следить за базаром, когда он рассуждает о чужой доблести.
Артур невольно покосился на пустой рукав моей гимнастёрки, но всё же позволил себе ответить Ольге:
— Хорошо, уважаемая Ольга Владимировна, признаю: в отношении Колчака я слегка палку перегнул, но ведь и вы в отношении меня поступили точно так же.
— Это в чём же? — оторвала глаза от работы Ольга.
— Ну как же. Вы уличили меня в сумасшествии и указали на мою причастность к прискорбному инциденту с дочерью пана Граниевского, хотя прекрасно осведомлены, что и то и другое мне приписывают ложно.
— Если бы я, паразит ты мелкий, имела другую информацию, — Ольга говорила спокойно, но слова её вонзались в Артура как отлетевшая окалина, — то удавила бы тебя своими руками, можешь мне в этом поверить. Но я, как ты изволил выразиться, «осведомлена», и потому уменьшила твою вину ровно вполовину, большего я для тебя сделать не могу, да и не хочу.
Закончив говорить, Ольга опустила глаза и вернулась к шитью. Артур зябко поёжился – тут я его понимаю: Ведьмин взгляд кого хочешь в озноб вгонит – и нарочито бодрым голосом произнёс, обращаясь главным образом ко мне:
— И всё-таки я не понимаю, чего вы хотите добиться? Не в краткосрочной перспективе, а в более-менее отдалённом будущем. Ну пустили вы колесо истории по иной колее – оно ведь от этого не стало менее «Красным». Значит, маховик будет раскручиваться по тому же сценарию: большевики и эсеры сольются в одну коммунистическую партию, которая оседлает народ и на его плечах вновь попытается въехать в мифический рай, именуемый «Коммунизм».
Я смотрел на его самодовольное, отражающее убеждённость в правоте высказываемых мыслей лицо, и в который раз соглашался с Ольгой: мы с этим типом ещё нахлебаемся! Пока это на уровне «ля, ля, тополя» – можно терпеть, а как он опять практиковать начнёт?
— А почему вы, юноша, решили, что большевики и эсеры обязательно сольются в одну партию?
Мой менторский тон отколол от Ольги лишь короткий смешок, зато на лице Артура вырезал гримасу неудовольствия – чего я и добивался.
— А вы наивно полагаете, что будет как-то иначе?
Меня моим же оружием? Щенок!
— В данном случае я не полагаю, юноша. В данном случае я твёрдо убеждён, что будет, как вы изволили выразиться, «как-то иначе».
Артур открыл было рот, но Ольга метнула в него взгляд-кляп и слова застряли в горле. Губы сомкнулись, Артур угрюмо насупился. Так-то лучше! Но не будем отклоняться от классической схемы: отведал кнут – получи пряник!
— Ну а ты сам, что бы сделал на нашем месте?
Фразу я произнёс вполне дружелюбно, убрав менторство до времени на антресоли, а обращением на «ты» развязывал ему язык. Это подействовало.
Артур оживился, набрал в грудь больше воздуха и приступил к изложению своего плана по обустройству России.
— Во-первых, я бы никогда не допустил к власти большевиков – эсеры, куда ни шло, но только не большевики! Страдая от неуёмной жажды перекроить существующее мироустройство по своим лекалам, большевики непременно – в иное я не верю! — начнут резать по живому: насильничать, убивать, загонять инакомыслящих в ГУЛАГ. Или вы действительно полагаете, что удастся обойтись вашими опереточными «стройотрядами»?
— Стройотрядами? — переспросил я. — Спасибо за подсказку, мы как-то сами до такого названия не додумались.
— Опасно шутите, Глеб Васильевич, — покачал головой Слепаков, — как бы потом плакать не пришлось!
Ольга бросила на него говорящий взгляд исподлобья, и Артур поспешил вернуться к основной теме.
— В союз к эсерам я предложил бы так называемых «меньшевиков» а по мне так истинных социал-демократов. Добавил бы в этот коктейль понемногу представителей от других партий, но не от большевиков! — вот вам и вполне приемлемый российский парламент.
— А если большевики не захотят мириться с таким положением вещей? — поинтересовался я.
— К ногтю, давить без пощады! — воскликнул Артур.
— То есть, то же насилие, убийство и ГУЛАГ… — подытожил я.
Слепаков досадливо поморщился, верно, хотел сказать, что во имя истиной демократии такие меры борьбы с инакомыслием вполне допустимы, но, покосившись на Ольгу, промолчал.
— Хорошо, — сказал я за себя и за Ольгу, — твоя политическая платформа нам ясна, а как с экономикой?
— Российская экономика должна быть ориентирована строго на Запад! — отчеканил Артур.
— А то, что кроме сырья и дешёвой рабочей силы, им от нас может ничего и не понадобиться, тебя не смущает?
— Ничуть! И того и другого у нас навалом, хватит лет на двести! Зато при таком раскладе умные люди смогут легко интегрироваться в западное общество и выбрать для проживания подходящую для себя страну.
— Это ты, что ли, умный?! — вскипела Ольга, но я остановил жену.
— Погоди, Оля, погоди… — потом обратился к Артуру:
— А если все станут умными, кто будет сырьё добывать для западных компаний?
— Зачем все? — усмехнулся Артур. — Для того и существует естественный отбор, чтобы не все…
— Не понимаю, поясни.
— Естественный отбор, негласно, разумеется, должен направляться государством ещё со школы. Что нужно хорошему рабочему? Крепкое здоровье, уменье читать, писать и считать, патриотическое воспитание, дабы отвратить неокрепшие мозги от дурных мыслей, и, в старших классах, профессионально сориентированное обучение. Всё это школьник может получать бесплатно. С таким багажом знаний на продолжение обучения в высшей школе он претендовать, разумеется, не сможет, зато сможет продолжить осваивать одну из рабочих профессий.
Ольга возмущённо фыркнула, но я придержал её жестом руки.
— То есть достичь уровня «классического» образования можно будет только за деньги? — сделал я из слов Артура очевидный вывод.
— Именно так! — кивнул он. — Мало кто из родителей захочет тратить последние деньги на отпрыска-балбеса, вот вам и естественный отбор: высшее образование получат самые умные.
— Или самые богатые, — буркнула Ольга.
— Ну не без этого, — развёл руками Артур.
— С этим нам тоже всё ясно, — сказа я. — Осталось только узнать твоё мнение по национальному вопросу…
В дверь позвонили, и вскоре в кабинет вошёл довольный Макарыч.
— О чём спор? — весело спросил он.
— Да вот, — ответил я, — наш юный «друг» предаётся критиканству, и за одним излагает собственную концепцию обустройства России.
Тут Ольга опять негодующе фыркнула. Макарыч покосился на неё, потом кинул взгляд на Артура и остановил на мне.
— И что он до моего прихода успел наваять?
Я пересказал Артуркины измышления. Макарыч вздохнул:
— Ничего, по сути, нового, всё тот же постперестроечный синдром: продавай Отчизну, пока есть что продавать, и лучше для тебя, если делать ты это будешь из-за бугра… А что он предлагает в плане национальной политики?
— Не успел высказаться, — ответил я, — твой приход помешал.
— Тогда я удачно зашёл, — обрадовался Макарыч. — Только-только закончились переговоры с финнами, я как раз оттуда…
Макарыч сделал паузу, обводя взглядом и поднявшую голову от шитья Ольгу, и насторожившегося Артура, и, разумеется, меня.
— Договорились, что финны отзывают требование о предоставлении независимости как минимум до окончания войны в обмен на самую широкую автономию вплоть до создания собственной полиции и внешнеполитического департамента при нашем, правда, Наркомате иностранных дел.
— А что взамен? — спросил я.
— А территориальной целостности государства тебе уже мало? — делано удивился Макарыч и тут же поспешил добавить: – Убедили финнов согласиться на денонсацию декабрьского 1811 года манифеста Александра I и вернули «Старую Финляндию» во главе с Выборгом в состав России. Также наши войска остаются на территории Финляндии, а флот – в Гельсингфорсе.
— Вы что, зажали для финнов независимость? — выпучил глаза Слепаков. — До такого даже ТЕ большевики не додумались.
— Так у нас, в отличие от ТЕХ большевиков, и силёнок побольше, — усмехнулся Макарыч, — Да и не зажали мы ничего, говорят тебе, отложили вопрос.
— Ой, что-то мне подсказывает, что отложили вы его надолго, — покачал головой Артур.
— А ты не гадай, ты лучше по другим нациям выскажись, — предложил Макарыч.
— Чухонцев и остальных прибалтов на вольные хлеба, — начал Артур. — Туда же всех азиатов – Сибирью надо прирастать, а не Средней Азией. Горцев надобно загнать в ущелья, пусть там сидят под присмотром казачков. Кавказ отпускать нельзя, особенно Баку с его нефтью! Украину и Беларусь, само собой, в пристяжку с Россией, а вот Молдавию я бы отдал румынам, мне их вино не нравится!
