Сергей Арсеньев - Студентка, комсомолка, спортсменка
– Ладно, поговорю. Свадьба-то когда?
– Думаешь смутить меня? Не на того напала. Следующим летом играть решили, как раз перед тем, как мне в армию уходить. А то мало ли… вдруг не дождется.
– Дождется. Сашка не такая, я ее знаю. И она без ума от тебя. Как в гости придет ко мне, так все разговоры только о ее ненаглядном Мишеньке.
– Спасибо, Наташ. Я тоже люблю ее. А ты куда поступать решила? Или все же в горком пойдешь? Тебя ведь приглашали.
– Нет. Не хочу я в горком. Не лежит у меня душа к партийной карьере. Чувствую, не мое это. Я в институт физкультуры поступать буду.
– Куда?!
– В институт физкультуры.
– Ненормальная. С твоими оценками, знаниями и славой – в институт физкультуры?
– Да, именно так. В институт физкультуры. Вспомни, вся эта слава упала на меня после того матча. Помнишь, как ты мне чуть не забил в самом конце?
– Конечно, помню.
– Я всегда хотела заниматься спортом. А тут эта известность неожиданная. Брежнев еще меня заметил. Он ведь меня просто в приказном порядке вытащил из спортивной школы и сунул сюда. Я совсем не хотела этого. Но теперь шумиха вокруг меня немного улеглась, и я снова могу уйти в спорт. Опять же, Олимпиада скоро.
– Олимпиада? Ты что, думаешь на московской Олимпиаде выступать?
– Да, а что? Я же не зря два года в секцию ходила. Мне совсем немного не хватает до КМС по стрельбе. К 80-му мастера получить реально.
– Значит, это у тебя серьезно? Тогда понятно, почему институт физкультуры.
– Налей мне еще сока.
– Ага, сейчас. Наташ, а у тебя как… в плане личной жизни. Ты не подумай, я не подъезжаю к тебе, у меня Сашка есть. Просто ты мой друг.
– Нет у меня никого. И не было.
– А почему? Ты же такая красивая. По секрету скажу, у нас половина мальчишек в классе на тебя заглядывается. Тебе только намекнуть, очередь выстроится. А ты все одна да одна. Может, тебе помочь чем? Ты скажи, не стесняйся.
– Не надо мне помогать. Хотя за предложение спасибо. С этим вопросом я как-нибудь сама разберусь.
– Просто мне жалко тебя. Ладно, не хочешь, чтобы я помог – навязываться не стану. Пошли лучше к ребятам, чего мы тут сидим?
– Не хочу. Там танцы.
– Так ведь бал же! Конечно, танцы.
– Меня опять танцевать захотят. А я этого не люблю.
– Ты что, собираешься весь вечер в классе сидеть?
– Да, Миша, в классе. Сегодня ведь последний день в жизни, когда мы с тобой еще почти школьники. Кончилась наша с тобой школьная жизнь. Грустно, правда?..
…В институт физкультуры меня без экзаменов приняли. Я ведь золотая медалистка. К тому же у меня золотой значок ГТО, 1-й разряд по пулевой стрельбе и, до кучи, значок «Турист СССР». А в сентябре 77-го, когда у нас начались занятия, меня на первом же комсомольском собрании сразу единогласно выбрали комсоргом курса. Многие еще помнили мое имя, все-таки разрекламировали меня в СССР мощно. Похоже, чисто спортивную карьеру сделать не удастся. Какая-то она все равно получается у меня комсомольско-спортивная.
Впрочем, так, наверное, даже лучше. Мой План близок к завершению. Осталось совсем немного. Минимум – попасть в олимпийскую команду. Но лучше, конечно, получить медальку. Хоть какую-нибудь. Желательно золотую. А вот потом…
Страшно вообще-то. Боюсь я. Чем ближе я к намеченному моменту, тем страшнее мне становится. Ведь можно остановиться, плюнуть на этот План. Прожить нормальную жизнь советского человека. Либо уйти в бизнес. Или даже во власть. Я же могу попытаться войти в окружение Ельцина (пусть даже и через постель) и на буксире въехать в Кремль. Стану каким-нибудь мэром (например, мэром того же Питера). Буду тихонечко пилить бюджет и собирать откаты. И смотреть, как погибает моя Родина. Как всякие козлы, дорвавшиеся до власти, раздирают ее на части.
Нет! Я не остановлюсь. Ниночка! Я тебя помню и спасу. Я не позволю!
А еще хуже не станет? С чего я взял, что если я уничтожу вариант Истории, в котором жил, то станет лучше? Может быть, новый вариант получится еще хуже? А такое вообще возможно? Как-то мне тяжело представить себе вариант Истории, который был бы еще хуже моего. По-моему, еще хуже быть не может. По сравнению с тем, что произошло у нас, даже вариант с Третьей мировой войной не кажется мне таким уж неприемлемым. В конце концов, войну ведь можно и выиграть, верно?..
Глава 48
– Ух! Привет, Наташ. Холодно сегодня. Ты чего такая грустная?
– Болею.
– Болеешь? Что с тобой?
– Да не бери в голову. Простудилась просто. Привезла?
– Простудилась? Температура какая?
– Блин, Сашка, не лезь! Нормальная у меня температура. Ты привезла?
– Да привезла, привезла. Точно нормальная? Дай потрогаю.
– Ох, Сашка, не лезь! Хрюша, ты куда? Тоже температуру мне мерить?
– Хрюша, отстань. Вроде нормальная. А чем ты лечишься?
– Вареньем. Как Карлсон. Доставай.
– Варенье – это хорошо. Это правильно. Ты скажи, если мало. Я привезу. Мама на зиму варенья навертела – хоть купайся в нем.
– Саш, ну не томи.
– А, да. Вот он. Этот козел три цены взял за него. Представляешь? Я бы для себя ни за что не купила. Только тебе. Вот Деточкина на них нет, уродов.
– Я думаю, Саша, Деточкин не спасет. Деточкин тут уже не поможет.
– Почему?
– Потому. Деточкин может одного козла на место поставить. А когда их тысячи… Деточкин – это Дон Кихот. Он не может выиграть. Он проиграл заранее. Нам нужен не Дон Кихот, а Ришелье. Или Берия, он ближе по времени. Вот у них шансы будут.
– Ришелье знаю. А кто такой Берия?
– Нарком НКВД при Сталине. Да ладно, не нужно сейчас. Показывай.
– Во.
– Ой! Я думала, он меньше. Чего здоровый такой?
– Не знаю. Наверное, нужно так. Это же для профессиональной студийной записи микрофон. Потому и дорогой такой. Да еще за три цены. Как тебе денег не жалко?
– На деньги плевать. Деньги – пыль.
– Это потому, что ты сама не зарабатываешь. Папа дает. Он вообще знает, на что ты деньги тратишь? Зачем тебе эта хреновина?
– Знает. Саш, с папой я сама разберусь. Ты вот мне скажи лучше, может… этот твой хмырь…
– Он не мой!
– Хорошо. Может этот вот не твой хмырь достать кассетный магнитофон? Лучше японский.
– Вот так и знала, что спросишь! Иначе зачем тебе микрофон? Нет. Нету у него кассетников. Зато есть катушечные. Говорит, очень хорошие, производства ГДР. И пленка тоже есть для них гэдээровская.
– Сколько?
– Шестьсот пятьдесят.
– Сколько?!
– Шестьсот пятьдесят. А чему ты удивляешься?
– А… э-э-э…
– Не, не отдаст. И так, говорит, с руками оторвут. Дешевле не отдаст.
– Блин. У нас нет столько. Придется с книжки снимать.
– Наташ, ты чего, серьезно? Снимать с книжки? Да зачем тебе этот магнитофон уперся?
– Нужен.
– Для чего? Ты ведь никого, кроме меня, никогда не приглашаешь, сама не ходишь ни на какие праздники. Только ко мне, да и то лишь если там парней не будет. Чего ты их боишься так, кстати? Они тебя не укусят. Поцелуют разве что. Так это только приятно.
– Кому как. У вас с Мишкой какие планы? Не изменилось ничего?
– Не, все по-старому. В июне свадьба. А потом мы с ним в Крым на две недели съездим. Нам на заводе путевку обещали как молодоженам. Вернемся – и Мишке через месяц в армию. А ты не передумала?
– Ты что, Саш? Как я брошу тебя? И не надейся. Я – твоя свидетельница. Без вопросов.
– Ага. Я букет постараюсь прямо в тебя бросить. А ты не зевай, лови. Давай следующим летом и твою свадьбу сыграем, а?
– Э-э-э… О! Сашка, а ведь Мишка твой на гитаре играть умеет, верно?
– Ну. Он здорово играет. И даже петь может.
– А может он сыграть новую, неизвестную мелодию, если ему голосом напеть?
– Не знаю. Не спрашивала. А зачем тебе?
– Да я песню сочинила. Спеть хочу, а играть сама не умею.
– Ладно, спрошу завтра. А про что песня? А мне спой сейчас.
– Нет. Вот приходи вместе с Мишкой, спою. Только пусть он гитару прихватит.
– Хорошо, я попрошу его. Когда приходить?
– Да вот хоть на 8 Марта. Мы же все равно у меня праздновать будем. Вот и захвати с собой Мишку.
– Чего с тобой, Наташ? Ты ведь парней не приглашала никогда раньше на праздники.
– Мишка – исключение. Если он с тобой, конечно. Когда он с тобой, я его не боюсь.
– Странная ты, Наташка.
– Какая есть. А этому не твоему хмырю скажи, что я согласна. Пусть шестьсот пятьдесят. Беру. И пленку беру. Две катушки…
Сашка гостила у меня до вечера. Мы с ней пообедали, поболтали. Сашка мне все про каких-то парней рассказывала. То одного вспомнит, то другого. Мне кажется, она всерьез задалась вопросом выдать меня замуж. Наивная. Не знает, что эта идея изначально обречена на провал. Но Сашка не сдается. Я понимаю, она хочет как лучше. Думает, я самостоятельно ни с кем не могу познакомиться, и пытается помочь мне.
Потом мы с Хрюшей провожали ее до метро. На обратной дороге нас обогнали близнецы с клюшками – ходили в хоккей играть. Ребятам по десять лет уже. Ну как же быстро летит время! Вовка здорово в воротах стоит, я однажды ходил смотреть на их игру. Вообще-то это я его тренировал. Я еще кое-что помню. После пары месяцев занятий со мной Вовка прочно занял место основного вратаря школьной сборной. И неважно, что он всего лишь в четвертом классе учится. Он пугает нападающих противника одной лишь своей фамилией. Когда же игроки соперника спрашивают его, не родственник ли он Наташи Мальцевой, то Вовка честно отвечает правду. Родной брат. И сестра сама его тренировала.
