Сергей Арсеньев - Студентка, комсомолка, спортсменка
Немного повертев в своих пальцах связку ключей, я с пистолетом и коробками патронов в руках неспешно направился в сторону оружейной комнаты…
Глава 51
Весна. Солнышко. Птички поют. Еще март месяц, а уже так тепло. Мне в расстегнутом плаще совсем не холодно. Или мне не холодно от страха? Я боюсь. Боюсь, что у меня не получится. Сегодня все решится. Решится, пойдет ли История по известному мне печальному варианту либо…
Четыре месяца назад умер Брежнев. Мне жаль его. В сущности, он был неплохим человеком. Хотя пять звезд, конечно, перебор.
За пару недель до смерти Ильич снова вызывал меня к себе в Кремль. Вероятно, чувствовал и хотел попрощаться со мной. Он был уже совсем плох, едва сидел. И снова он принимал меня в уже знакомом мне кабинете со стеклянной пепельницей и лампой с зеленым абажуром на столе.
Меня опять угостили чаем, причем сам Ильич пить не стал. Поболтали. Брежнев даже поинтересовался моим мнением по Афганистану. Спросил, одобряю ли лично я ввод туда войск. А еще спросил, что он может для меня сделать, пока он еще…
На этот раз я не стал разыгрывать из себя скромницу и говорить, что мне совсем ничего не надо. Потому что время уже поджимало, а я все еще не придумал способа. Даже то, что я после окончания института все же перешел работать секретарем в московский горком ВЛКСМ и курировал там вопросы развития молодежного спорта в Москве, даже это не помогало мне. А вот Брежнев помочь пока еще вполне мог. И я озвучил ему свою просьбу. Ильич до крайности удивился такой моей просьбе, но обещал подумать и что-нибудь решить. Причем спокойно воспринял то, что я отказался говорить ему, для чего мне это понадобилось.
И то, что сегодня я в расстегнутом плаще и в своей самой длинной юбке с каждым шагом приближаюсь к Московскому Кремлю, является прямым следствием той давней моей просьбы. По-видимому, Брежнев оставил что-то вроде завещания. Или какое-то отложенное распоряжение отдал. Потому что две недели назад мне в рабочий кабинет позвонили из секретариата Верховного Совета СССР и попросили подойти к ним по вопросу оформления на меня временного пропуска. А через два дня мне домой курьер принес и отдал под роспись пакет. Меня приглашали на очередное совместное заседание обеих палат Верховного Совета, где я должен буду делать доклад. Тема доклада – развитие молодежного спорта в СССР.
Ну, вот и он. Кремль. Над крышей Большого Кремлевского дворца гордо реет на ветру красный флаг СССР. И от моих сегодняшних действий во многом будет зависеть, сменится ли он через несколько лет на трехцветный флаг РФ, а потом и на черно-желтый флаг Республики Московия, как было в моей прошлой жизни. Все, успокоились! Не дрожать! Сейчас для меня главное – пройти проверку на входе…
Какие доверчивые люди охраняют сейчас Кремль. Похоже, покушение на Брежнева ничему их не научило. Мои документы, пропуск и приглашение они изучали чуть ли не с микроскопом. А вот личного досмотра не было. Совсем. Может быть, потому, что охрана узнала меня? Все-таки я был довольно популярной в стране личностью. Меня многие знали в лицо. Да и не было на контроле ни одной женщины. А если бы меня попытался обыскать мужик… ох, какую бы я тут им знатную истерику закатил!
И вот я почти у цели. Сижу в зале заседаний в специальном загончике для приглашенных. На коленях у меня небольшая красная папка с моим докладом. Кстати, доклад там действительно лежит. Правда, поскольку читать его я все равно не собирался, то написана там полная фигня. Только для того, чтобы меня не поймали на том, что я явился на доклад в Верховный Совет без текста самого доклада.
Что ж, моя Цель близка, как никогда. Все двадцать два года своей новой жизни я шел сюда, к этому мгновению и к этому месту. Вся моя жизнь была посвящена тому, чтобы сегодня оказаться тут. Остался последний рывок. Я уже вижу финиш.
Тем временем зал заполнили члены Верховного Совета. Вижу несколько знакомых лиц, причем кое-кого я знаю еще по своей прошлой жизни. А вот и президиум. Под предводительством самого Андропова высшие иерархи Страны Советов неторопливо рассаживаются по своим креслам. Зал стоя приветствует их бурными аплодисментами. Я тоже на всякий случай встаю и, зажав свою папку под мышкой, хлопаю в ладоши.
Потом минут десять какого-то копошения, перекладывания бумажек в президиуме. Наконец, Андропов объявляет заседание открытым, после чего доводит до всех повестку дня. Мой доклад – четвертый по порядку, сразу перед перерывом. Хорошо, я подожду.
И вот мой звездный час! Андропов приглашает на трибуну всем хорошо известную «студентку, комсомолку, спортсменку и, наконец, просто красавицу» Наталью Петровну Мальцеву. Из зала слышны подхалимские смешки. Аплодисменты.
Ну, вперед! За моего убитого натовцами Вовку. За ограбленного у аптеки старого и больного соседа Сергея Кузьмича. За зверски изнасилованную и замученную до смерти единственную внучку Ниночку. За нищенское полуголодное существование всю жизнь проработавших стариков. А еще за моих новых братьев – Вовку и Степку. За папу. За Сашку и ее недавно вернувшегося из Афганистана мужа, Мишку Никонова, который в свое время так безнадежно в меня влюбился. За прекрасный, утопающий в зелени советский город Грозный, который в этой реальности не будет разрушен. За всех советских людей. За Родину!!
Глава 52
Я вышел из нашего загончика и под аплодисменты уверенно направился к трибуне в президиуме. Поднялся по лесенке, дождался поощряющего кивка Андропова и занял свое место у микрофона. Прокашлявшись, я начал:
– Дорогие товарищи! Прежде чем я начну, у меня есть небольшая просьба к товарищу Андропову. Юрий Владимирович, если вас не затруднит, пригласите, пожалуйста, подняться в президиум присутствующего в зале товарища Ельцина Бориса Николаевича.
– Ельцина? Достаточно неожиданная просьба. Зачем он вам понадобился, товарищ Мальцева?
– Сейчас вы все поймете, Юрий Владимирович. Присутствие в президиуме товарища Ельцина совершенно необходимо, поверьте мне.
– Ну, хорошо. Верю. Борис Николаевич, поднимитесь, пожалуйста, к нам сюда. Вас приглашает эта милая девушка.
Наверх вы, товарищи! Все по местам!
Последний парад наступает.
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает.
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает.
Удивленный донельзя Ельцин встает со своего места и начинает протискиваться между рядами кресел к проходу. Сейчас. Последние минуты. Не дрожать! И вот он уже поднимается ко мне по лесенке.
– Проходите сюда, Борис Николаевич. Встаньте вот здесь. Нет, ближе не нужно. Вы хорошо стоите. Да не волнуйтесь вы так, Борис Николаевич, это совсем не больно.
(Смех из зала.)
Я несколько раз глубоко вздыхаю и пытаюсь успокоиться. На груди у меня висят все мои награды: орден Дружбы народов, значок заслуженного мастера спорта, золотой значок ГТО и, до кучи, значок «Турист СССР». Его я тоже сегодня решил надеть. Пусть будет. Ах да, еще и комсомольский значок, конечно же, есть.
Со мной нет только моей олимпийской медали. Но ее нужно носить на шее, она не прикалывается. Да, Андропов верно сказал про меня. Я студентка (бывшая, правда), комсомолка и спортсменка. Спортсменка. Причем олимпийская чемпионка. По пулевой стрельбе. Из пистолета…
Все вымпелы вьются, и цепи гремят,
Наверх якоря поднимают.
Готовьтеся к бою! Орудия в ряд
На солнце зловеще сверкают.
Готовьтеся к бою! Орудия в ряд
На солнце зловеще сверкают.
Повернувшись лицом к залу, я резко задираю юбку и сую руку себе между ног. Я его сегодня с утра к левой ноге примотал, с внутренней стороны бедра. От зала меня закрывает трибуна, а к президиуму я стою спиной. Так что никто не понял, что именно я делаю. Когда я секунд через пять повернулся обратно к президиуму, в моей правой руке уже был старый и добрый пистолет «ТТ». Мой любимый.
Первая пуля – Меченому. Прямо в пятно! Ох, как красиво он раскинул мозгами! Процесс пришел. Оборачиваюсь к дорогому россиянину и вторую пулю посылаю в него. С дыркой между глаз и отсутствующим затылком ему теперь будет крайне затруднительно вещать с броневичка около Белого дома.
Вновь поворачиваюсь к президиуму. Черненко. В принципе ничего плохого о Константине Устиновиче сказать не могу. Но он лишний. Просто лишний. Сейчас не время для жалости! Он лишний и должен освободить дорогу. И я стреляю ему в сердце. Это все, что я могу для него сделать. Пусть старичок хотя бы выглядит прилично в гробу.
Немного доворачиваю правую руку. Теперь дуло моего пистолета смотрит точно между глаз Андропову…
Свистит и гремит, и грохочет кругом,
Гром пушек, шипенье снарядов.
И стал наш бесстрашный и гордый «Варяг»
Подобен кромешному аду.
И стал наш бесстрашный и гордый «Варяг»
Подобен кромешному аду.
