Кир Булычев - Младенец Фрей
— Каленым железом! — поддержал Ильич Аркадия Юльевича. — Именно так!
Здесь не выдержали нервы у самого Оскара.
— Слушайте, мы здесь на вечере встречи, да? Старый большевик и пионерская смена?
— А вот иронии я не терплю! — воскликнул Ильич.
— Иванов, ты потерял контроль, — сказала Антонина. — И что характерно — над собой.
Тут спохватился чуткий Аркадий Юльевич: хоть он и был человеком значительным, но тоже понимал, что нельзя перегибать палку.
— Очень приятно было с вами познакомиться, — сказал он Ильичу. — Что вы желаете на горячее? Мясо или лосося?
— Ах, у нас на «Симонове» тоже подавали лососину, — сказал Ильич. — А оказалось — кета, представляете?
— Здесь таких ошибок не бывает, — откликнулся Аркадий Юльевич. — Надо полагать, мы можем говорить откровенно?
— Все под контролем, — подтвердил Бегишев. — Вся группа прошла проверку.
Аркадий Юльевич уставился на Андрея. Взгляд у него оказался холодным, змеиным.
— Я тоже под контролем, — признался Андрей. — И прошел проверку.
Аркадий Юльевич кивнул. Он был удовлетворен ответом. Поэтому обратился к Бегишеву:
— Отпечатки пальцев не забыли?
— Ой, не говорите! — сказала Антонина. — Такую операцию пришлось провести — Мавзолей брали!
— Это еще зачем? — не понял Аркадий Юльевич.
— А как еще раздобыть эталон? Пришлось снимать отпечатки пальцев с мумии.
— А потом сравнили с моими, — сказал Фрей. — И убедились, что мы — одно лицо.
— Ну и дела, — произнес Аркадий Юльевич. — Значит, вас двое с одними отпечатками?
— Что касается меня, то мои всегда со мной, — по-ленински сказал Владимир Ильич.
Сыграл он эту миниатюру классно, сразил Аркадия Юльевича.
— С отпечатками, — сказала Антонина, — все в порядке. У меня есть конверт с отпечатками пальцев оригинала. Они совпадают.
— То есть накладки не будет?
— Не будет. Я за них в койке с таким хмырем отработала, вы не представляете!
— Учтите, что у них там серьезно. Большие деньги, серьезные люди. Расскажите, как с оппозицией?
— Они меня сегодня убить хотели, — заявил Бегишев таким тоном, будто принес жалобу в милицию.
— Не вас, голубчик, не вас, — возразил Аркадий Юльевич. Он снова холодно посмотрел на Андрея. Не нравился ему Андрей, и чувство было взаимным.
— Кого-нибудь подозреваете?
— Расскажу тебе наедине, — сказал Бегишев. — Кое-какие наработки уже есть.
— Добро.
Мороженое было вкусным, но «у нас лучше», как сказала Антонина, а Аркадий Юльевич, хотя мог бы и защитить местное — сам же платил и выбирал, — возражать не стал.
— Все свободны, — сказал он, когда доели мороженое. — Желающие выпить кофе могут остаться — принесут. Потом погуляйте. До корабля доберетесь?
— Только осторожнее, — велел Бегишев. — Я бы не расставался. Лучше погуляйте группой.
— Как в добрые советские времена, — вырвалось у Андрея.
— Что ж, и оттуда есть что позаимствовать, господин Берестов, — сказал со значением Аркадий Юльевич. Хотя непонятно было, угрожает он или просто так, умничает.
Бегишев с Аркадием Юльевичем удалились. Именно удалились, а не ушли. Уплыли в сторону моря.
Остальные не спешили — в самом деле заказали кофе. Тут и началась служба Андрея. Кофе с пирожными.
Фрей сообщил, что Стокгольм славится своим кофе, «как сейчас помню».
— Помолчал бы, — сказала Антонина, которая никак не могла проникнуться уважением к старику, даже в рамках игры.
— Боюсь, что вы, Антонина Викторовна, — ответил Фрей, — несколько переоцениваете свое значение. Я должен вам сказать, что без вас тут обойдутся. Я же теперь становлюсь центральной фигурой, как вы видели по отношению ко мне товарища из советского посольства.
— Нет, ты посмотри! — Антонина обернулась к Андрею, но Андрей предпочел не принимать ничьей стороны в конфликте.
— Я долго терпел, — сообщил ей Фрей. — Я выдерживал оскорбления и унижения, не соответствующие моему статусу.
— Ах, у него и статус есть! — Антонина сардонически расхохоталась.
Фрей поднялся, опрокинул стул, как показалось Андрею — нарочно.
Он решительно направился к двери. Это напоминало историческое полотно «Вождь революции покидает собрание меньшевиков и соглашателей».
Алик обернулся к Антонине:
— Остановить?
— Пускай погуляет, — сказала Антонина. — Что с ним случится? У него на тебя отрицательная реакция.
— Тогда я тоже погуляю, — сказал Андрей.
— Правильно, — согласилась Антонина. — Погуляйте, интеллигенция. Но чтобы вернуть его на «Рубена Симонова» в одном куске.
Андрей не был уверен в том, что Антонина оставит их в покое. И допускал, что, кроме Алика, чужого в этом городе и потому малоэффективного, здесь есть подручные Аркадия Юльевича. Уж очень Антонина равнодушно отнеслась к тому, что курица, которая вот-вот снесет золотое яйцо, намерена бунтовать на улицах шведской столицы.
Андрей догнал Ильича в двух шагах от ворот, тот как раз закутывал себе горло шарфом — ветер был морозным и сырым.
— Вы на теплоход? — спросил Андрей.
— А вас послали следить за мной?
— Сомневаюсь, — ответил Андрей. — Я не пользуюсь у них доверием.
— А у них никто не пользуется доверием. Кстати, я перчатки не взял. Это легкомысленно.
— Давайте купим вам перчатки, — предложил Андрей.
— Что вы говорите! Откуда у меня деньги? Я работаю за стол и койку.
— Фирма платит, — сказал Андрей. — У меня есть деньги.
— Отлично, я расплачусь с вами, как только все это завершится.
Подходящий магазин попался скоро — это был универмаг, и там было тепло.
Ленин оживился, он долго копался в длинном ящике, куда были свалены недорогие перчатки. Потом вдруг замер и сказал Андрею, указывая на него выхваченной парой перчаток:
— Вот именно в этом и заключается главный порок капиталистической системы, порок, который наши любезные демократы стараются внедрить в Советском Союзе. Вам никогда не приходило в голову, Андрей, как это приятно: схватишь килограмм колбасы по два двадцать и идешь домой, счастливый свершением желания. Здесь же я должен выбирать из двадцати почти одинаковых пар перчаток. Мыслимое ли дело? Я останавливаюсь в тупике и не могу принять решения. Тут и бери меня голыми руками. Именно поэтому, батенька, капиталисты всех мастей навалили на нас так называемое изобилие, и наш народ потерял способность принимать решения.
— Но вас-то они не смогут одурачить, — сказал Андрей.
— Ну, ты дипломат, — рассмеялся Ильич, — ну, ты даешь!
— Какие берем?
— А можно взять две пары? Ведь я обязательно одни потеряю. Вы не представляете, товарищ, насколько я бываю рассеян.
— А Надежда Константиновна жива?
Ильич замер. Почуял подвох.
— Надежда? — получился знак вопроса.
— Вот именно.
— Надежда умирает последней, — туманно сообщил Ильич.
— Я имею в виду Надежду Константиновну.
— Надежда Константиновна умирает последней, — сказал Фрей.
— Вы с ней незнакомы?
— С буддийской точки зрения, если рассматривать существование как бесконечную череду перевоплощений и стремление к нирване, — то да!
— А вы буддист?
— Ни в коем случае!
— Откуда же стремление к доктрине?
— Я ищу понятные для вас формы, — признался Ильич. — И это не означает, что я разделяю заблуждения буддистов. Я — коммунист.
Они остановились на мосту через горную речку, которая неслась посреди города к холодному морю. От нее исходил негромкий, но тревожный шум, как музыка в боевике.
— Странно, — сказал Андрей. — Но спутники ваши не производят впечатления коммунистов.
— Ничего. — Ленин повел в воздухе рукой в новой меховой перчатке, любуясь собственным жестом. — Они станут коммунистами, — продолжил он после красноречивой паузы. — Или погибнут… Но я не теряю надежды.
— Значит, вы нарочно искали таких людей?
— Каких?
— Беспартийных.
— Ах, батенька, как вы еще слабо разбираетесь в людях! Можно ли назвать коммунистами Максима Горького, Савву Морозова или Шмидта? Разумеется, нет. Но для партии, для нашего дела они сделали куда больше иных преданных большевиков. Наша задача, наш талант — использовать людей, даже если порой они об этом не подозревают!
— Это касается и меня?
— В первую очередь вас, Андрей Сергеевич.
Ленин замолчал, словно мог сказать нечто более важное, но пожалел собеседника. Впрочем, Андрею это могло показаться. Лишь возвратившись в каюту, он додумался до простой вещи: если Бегишев добывал сведения об Андрее, то он узнал его фамилию и, конечно же, имя его жены. Тогда Ленину ничего не стоило сложить двух Берестовых и понять, что встречался он с обеими половинками семьи. Причем драматически.
