Андрей Саргаев - Е.И.В. Красная Гвардия (СИ)
Может, у него и перехватить тысяч десять-пятнадцать? Или напоить до изумления, да на игру уговорить?
— Никак не можно до вечера ждать, ваша светлость! — сутулый старик с бородой и голосом, более подходящими дьякону, чем истопнику, почтительно поклонился. — Ить по субботам добры люди в баню хотят, а как без денег-то? Никак не можно ждать.
Князь сердито засопел и принялся расстёгивать широкий ремень с кобурами, пытаясь добраться до карманов. Вдруг там завалялись рубль али два? Лучше, конечно, сто. Прислуга, неправильно поняв движение, отпрянула.
— Ваша светлость, мы подождём!
— Цыть, ироды! — Трубецкой вытащил откуда-то из-под шубы тонкую золотую цепочку — она осталась после продажи часов, оцененных ровно в две сотни рублей, отданных за кобуры. — Хватит?
— Да тут с лихвой будет!
— Так наперёд возьмите. И прочь с глаз моих все, кроме кучера. Почто до сих пор не запряг, дубина стоеросовая?
— Дык не заплачено было!
— А сейчас?
— Дык заплачено.
— Что же ты стоишь, дурак?
Сей пренеприятный разговор окончательно испортил князю наладившееся было настроение, и весь путь до бульвара он проделал в полном безмолвии, вспоминая прекрасное время своей молодости. Это сейчас не приведи Господь больше одной лошади в выезд запрячь, а тогда… Никто и не покидал двора иначе, чем на четверике или шестернёю, с двумя лакеями на запятках. «Берлины», «купе», «визави»…[5] А дослужишься до генерал-аншефа или фельдмаршала, то и вершников в сопровождение позволительно. В Петербурге закону следовали неукоснительно, в Москве же иные полковники с полуэскадроном из собственной дворни езживали.
Меняется век, меняются нравы, меняются доходы. И если с первыми двумя переменами вполне можно смириться, то последняя вот-вот заставит впасть в отчаянье. И как же другие люди умудряются устроить жизнь? Ведь куда ни взгляни, везде кипит бурное веселье — балы, приёмы, крестины, пышные похороны, сговоры, свадьбы, званые ужины. Неужто и остальные тайком распродают остатки былой… былой…
Тут князь запнулся мысленно, не сумев подобрать нужного слова. Но откуда-то люди деньги берут, это точно. Иначе с чего бы бульвару каждый день быть полну праздными гуляками, а число желающих посетить Вокзал[6] не убывает?
— Ба, князь Сергей Николаевич пожаловали! — сухой дребезжащий голос с обгоняющего возка принадлежал Ивану Андреевичу Муравьёву, человеку сволочному с точки зрения Трубецкого, но весьма богатому. Доходные дома тоже не противоречили новой политике государства. Короткий взгляд на пистолеты. — Не на войну ли собираетесь?
Сам он ещё не решался следовать петербуржским модам, и был по обыкновению одет в распахнутую хорьковую шубу с хвостами, из-под которой выглядывал непременный фрак. Наверняка и в розовом атласном жилете со множеством карманов и часами в каждом, а свисающие крест-накрест цепочки мерзко звенят, ударяясь об… Впрочем, обо что там ударяться? Полвека молодится старикашка, пытаясь выглядеть записным ловеласом, а толку-то? Всё равно не ловеласом смотрится, а сущей прошмандовкой — лицо набелено, брови насурьмлены, щёки нарумянены… Верно Долгоруков писал:
Вот они, что тянут тоны,
Сильна рвота модных слов,
В точь французски лексиконы,
В кожу свёрнуты ослов.
Или вот ещё лучше, почти про него:
Ходячий косметик, простёган весь на ватке.
Мурашки не стряхнет без лайковой перчатки.
Чинится день и ночь, напудренный скелет,
Поношен как букварь, и стар как этикет!
Трубецкой окриком попридержал кучера и, безуспешно борясь с появившейся неизвестно почему злобой, ответил:
— Нет, любезный Иван Андреевич, не на войну, всего лишь к Его Высокопревосходительству Христофору Ивановичу. А вы, судя по всему, едете жёлтый билет выправлять?
— Что? — Муравьёв задохнулся от возмущения и с угрозой поднял трость. — Я вот вас сейчас…
— Так подойди поближе, ослица валаамская! — князь поманил пальцем. — За пять аршин каждый геройствовать умеет.
Тут же стала собираться публика. Привлечённая шумом разгорающегося скандала — подобное на люди выплёскивали редко, и следовало успеть насладиться зрелищем. Некоторые даже начали заключать пари о том, сколько времени продержится домовладелец против княжеских пистолетов.
— Дуэль! — кричал Иван Андреевич, не решаясь, впрочем, покинуть возка. — С пяти шагов стреляемся! Нынче же пришлю секундантов!
В толпе зашушукались и принялись с некоторой опаской оглядываться по сторонам, дабы успеть вовремя ретироваться при появлении военных с голубыми петлицами на вороте мундиров. Москва, конечно, город патриархальный, и многие петербуржские строгости обходят первопрестольную стороной, но о кое-каких вещах лучше не заявлять вслух. О дуэлях, например.
Оные находились под строжайшим запретом, и само намеренье дуэлировать попадало под действие закона «О покушении на жизнь и свободу подданных Российской Империи», которым участники будущего поединка приравнивались к иностранным интервентам. Рискует Иван Андреевич, ох как рискует! Настолько смел, или настолько глуп?
— Перчатку можешь себе оставить! — продолжал насмешничать Трубецкой. — От неё шлюхами пахнет!
Тут уже Муравьёв не стерпел и полез из возка. Сегодня спустишь такое, а завтра поползут слухи про позорное поражение в словесной баталии. И хуже того, появятся глумливые стишки, коими балуется половина московского общества, ославят трусом, и целый год из дому носа лучше не высовывать. И куда там кулакам Трубецкого до злых языков!
Князь, при первом движении противника выпрыгнувший на дорогу, принял удар щегольской, но тяжёлой трости на рукоять забранного у кучера кнута. Отбил, сбросив вправо, и сильно пнул провалившегося вслед за собственным оружием Ивана Андреевича в колено. В валенке это получилось чуточку неудачно, но оказалось достаточным для потери противником равновесия.
Может быть и не случилось бы ничего, но того подвели сапоги. Обыкновенные такие сапоги с красными каблуками в пядь высотой, с пышными кистями на шнуровке… Муравьёв взмахнул руками, пытаясь устоять, неосторожно вступил в два свежих конских яблока разом, гладкие подошвы проскользнули, и он упал, уткнувшись носом в валенки Трубецкого.
— На говнах станцевал да награду выпрашиваешь? — князь решил нанести добивающий удар и поворотился к толпе. — Люди добрые, не оставьте фигляра без достойного вознаграждения, помогите копеечкой!
— Сегодня же стреляемся! — закричал Иван Андреевич одновременно с попыткой подняться. Его ярость увеличивалась с каждой упавшей перед ним копейкой. — С пяти шагов!
Крикнул, и поразился собственной грозности — дождь из монеток мгновенно прекратился, послышался торопливый топот разбегающихся зевак, а Трубецкой отпрянул назад. Испугался, щучий выкормыш?
Сержант Министерства Государственной Безопасности возвышался над Муравьёвым и Трубецким словно утёс. Сам росту немаленького, да ещё провинившиеся скандалисты втянули головы в плечи…
— А теперь, господа, постарайтесь объяснить мне суть происходящего! — Что ответить? Патруль появился ровно в тот момент, когда Иван Андреевич громогласно объявил на весь Тверской бульвар о намеренье сегодня же убить князя на дуэли. Наверняка сержант всё слышал, и вопрос свой задал исключительно для составляющего протокол солдата. — Ну что же вы молчите, сказать нечего?
Ага, скажи тебе. Может, и есть что сказать, но молчание много безопаснее, и рёбра целее будут. Сопротивление властям, и всё такое… Дерут их, конечно, за превышение полномочий и прочие злоупотребления, но утешит ли чужая поротая задница собственные отбитые бока? Были бы обычные полицейские — совсем другое дело, тут и откупиться можно, а от этих… Как говорится — не всё коту яйца вылизывать, когда-то и пинка по ним получит.
— Я жду.
Ждёт он… В былые времена такие сержанты сусликами скакали перед грозным генерал-поручиком Трубецким! Или суслики не скачут? Они, может, и нет, а вот самому поскакать придётся. Вроде бы малый чин у господина из госбезопасности, но…
— Мы тут немного заспорили с Иваном Андреевичем, — попытался объясниться князь. — Но дальше разговоров, разумеется, пойти не собирались. Ну, вы понимаете?
— Кое-что, — усмехнулся начальник патруля. — Но мне достаточно, а остальные откровения приберегите для суда — в его обязанности входит выслушивание вранья. Вы арестованы, господа, прошу сдать оружие.
— Разрешите кое-что секретное сказать, господин сержант? — Трубецкой посмотрел с отчаяньем. — С глазу на глаз.
— Извольте, — обернулся к солдатам и указал на Муравьёва. — Этого пока в возок, не пешком же доставлять.
