Патриот. Смута. Том 7 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

— Дальше. — Проговорил, зубами скрипнул.

— Ну и, раз ты на трон сесть сам то не планируешь, значит… Шуйского вместе скинем, а там… Там может быть она за тебя…

Ух, мерзость-то какая.

Оно и в мое время такое поведение по продаже себя от одного мужа к иному считалось весьма зазорным и отвратным, а уж в Смуту. Век семнадцатый такого вообще не прощал. Это же блуд в чистом виде. Нарушение всех канонов и традиций.

Хотя, если так подумать.

Под иным углом посмотреть, для пользы дела как-то повернуть.

А что — она же невинная душонка, чтоб ее черти разорвали. Выходила дева за Царя. Ее, выходит, обманули, мужа убили, похитили саму и начались скитания и ужасы. Заступника не было, приходилось терпеть и мириться. Дело-то такое, женское. Умереть нельзя — грех. Отбиться силы нет никакой. А как появился защитник, то вот и на престол можно садиться. Как законная супруга, законного царя. А при ней регент — тот самый, что спас ее. Видимо, так девка все рассчитала и видела. А как иначе?

Но нет. Такие дела у нас не пройдут. В монастырь.

Только… Верно сказал Трубецкой, за ней же ляхи. Не все, конечно. Многие за Жигмонта. Но некоторые магнаты, уверен, продолжают питать некие надежды на ее восшествие на трон.

— Скажи, князь, а вот эти все ваши польские паны и Заруцкий. Они же ушли. Думаешь вернутся, если она им письма писать начнет?

Он почесал затылок.

— Вернутся, если… — Вздохнул. — Если силу почувствуют и шанс все отыграть, это раз. И если Жигмонт их начнет в бараний рог крутить. А он же может. Он жесткий, злой государь. Это два. Выходит. — Он бороду погладил. — Сила у тебя есть, король их прижмет, и по ее письму могут к нам вернуться. Если дело начнет пахнуть победой и троном.

— Ясно.

Зрел у меня некий план, в котором Мнишек могла пригодиться. Но с такой хитрой бестией надо бы поговорить по душам, выяснить что и как. Только вот, расколоть девку будет непросто. Это же не мужик, не боец, здесь иной подход нужен.

Ладно. У меня на это дело Войский есть. Он с ней знаком. Будет козырем в партии.

— Значит так, Дмитрий Тимофеевич. Первое. Свадьбы не будет. Ни при каких обстоятельствах. Второе. Лжедмитрий. — При этом слове он навострился, необычно оно для него звучало. — Не колдун, не чародей. Человек простой. А то, что служили вы ему, так потому что… Что и Шуйский не царь.

Нашел я выход из всей этой сложной политической ситуации для всего его воинства. Некую установку, которая решала проблему предательства и всего этого дичайшего Тушинского разгула.

— А что. — Приосанился князь. — А в целом то да, так и есть.

— Вот и я мыслю. Шуйский Собор Земский со всей земли собрал? Нет. Как к власти пришел? Через смерть, ложь и убийство. Они же заговором после свадьбы того, первого Димитрия убили. Так?

— Так. — Князь кивнул.

— Выходит, что вы заступники земли русской и против узурпатора воюете. Верного царя посадить на трон хотите. Как и я. Ну а то, что запутались и за того, кого ляхи царем называли, пошли. Ну так. Это чтобы хитростью все провернуть, когда время придет.

— Что повернуть? — Трубецкой наморщил лоб.

— Шуйского с трона, а потом Земский собор. Так?

— Выходит. — Он кивнул, выглядел задумчиво.

— Вот и порешили. — Я улыбнулся.

Князь действительно сильно устал. Он был готов хвататься за любую ниточку, лишь бы обелить самого себя и людей своих. А во мне он видел, судя по всему, действительно значимую силу. Может быть, того самого Царя. Кто знает, почему там, еще в лагере он отпрянул и не поддержал решительные действия Петра Урусова.

Кстати!

Вроде бы Богдан говорил, что татарина касимовского этого они тоже отбили. Только ранен он сильно. Поговорить с ним тоже было бы весьма интересно. Понять, что, как и почему его хан решил Лжедмитрия прокинуть. И кто его на это надоумил.

Думалось мне, что здесь польская воля прослеживается.

Но лучше из первых рук все узнать.

— Дмитрий Тимофеевич, ты войско свое встречай, лагерем становитесь. — Продолжил я. — А поутру клятву от вас всех приму и сам ее всем вам дам.

— Клятву? — Не понял Трубецкой.

— Да. Все в моем войске знают, зачем и почему мы к Москве идем. Ради чего.

— Так это…

— Все мои бойцы, что за мной идут, дают клятву за Земский Собор драться. За то, чтобы всей землей выбрать сильного, истинного Царя. — Ухмыльнулся, смотря на недоумевающего собеседника. — И я им в этом клянусь. Что веду их лишь для этого. А не для того, чтобы трон занимать.

Он не верил моим словам. Хотя сам говорил, что не нужен мне трон, и Мнишек его на это надоумила. Это по глазам видно было. Что-то у них здесь у всех власть мозг разложила. Людьми править, это не просто так. Это не хлеб жевать и даже не мечом махать.

Это же какая ответственность-то. Огромная!

За страну, за дело, которое делаешь, за людей, которым приказы раздаешь.

Еще пару минут мы потратили на то, чтобы понять, сколько точно и чего привел и привез с собой в обозах Трубецкой. Выходило вполне хорошее, хоть и бедное пополнение. Снаряжения много, но оно все хуже среднего. Еда, кафтаны, пики, сабли, кинжалы. Немного аркебуз и мушкетов. Доспехов, как и везде — в запасе нет. На людях, в коннице у каждого десятого что-то. Железных — по пальцам пересчитать.

Все, как везде.

Вздохнул я, дослушал. После чего отпустил Трубецкого. Говорить еще было много о чем, но видел я, что служилые мои люди подводят к самоорганизованному как-то штабу Войского. Старик выглядел плохо. Скачка далась ему нелегко. Пыхтел, ноги сильно растопырил. Седло явно не его средство передвижения уже.

Как слез с коня, перевел дух, увидел выходящего Трубецкого, глаза обоих на лоб поползли.

— Ваше благородие — Проговорил бывший воронежский воевода.

— Ты… — Удивленно промолвил князь в ответ.

— Я. — Он неуверенно как-то плечами пожал.

— Живой значит. А я уж думал, когда тебя отправили в это богом забытое место, а потом, когда еще про татар сведения пошли, все. Мыслил, конец тебе настал.

— Нет. Все делами Игоря Васильевича. Господаря нашего. Все его деяниями. Жив, значит.

Я подошел неспешно. Уставились они друг на друга.

— Фрол Семенович. — Отвлек старика, дав возможность им наконец-то распрощаться.

Бывший особый лекарь войска Лжедмитрия дернулся подошел, поклонился.

— Оставь ты это, старик. — Улыбнулся я ему. — Рад видеть.

— Уверен, не только чтобы любезно встретить, позвал ты меня, государь. — Вновь поклонился он. — Чего изволишь?

— Знакомая твоя у нас здесь. Марина Мнишек.

Он вновь нервно дернулся, чуть побледнел, но почти сразу вернулся в свое прежнее обычное состояние. Но меня немного удивила такая перемена. Странной она показалась. Неуж-то старик боялся эту девку? У нее же сейчас нет никого и ничего. За ней нет никаких сил.

Только, пожалуй, те, с которыми она переписку ведет.

— Мне надо, Фрол Семенович, чтобы ты ее осмотрел. — Уставился на него пристально, холодно. — В полной мере осмотрел и дал свое заключение. Ждет она ребенка или нет. Была ли с мужчиной… — Черт, да, конечно, была, ну как иначе, то. Но, мало ли. — Или нет и если возможно понять, то как давно. Есть ли признаки каких-то болезней, может быть. И в целом…

Я сделал паузу.

— Поговори с ней. Успокой. Скажи, что господарь горяч, пылок, но отходчив. Что переживает о том, как повел себя и скоро, как от дел освободится, придет. Поговорить со столь прелестной особой.

Он воззрился на меня, глаза его расширились.

— Надо так. — Проговорил тихо, улыбнулся. — Я потом с ней в твоем присутствии потолкую.

Больше говорить ничего не стал. Нужно сделать так, чтобы Мнишек решила, что я повелся на ее кокетливость и красоту. Что запал на нее и готов согласиться на условия. А там в процессе диалога резко вывести в свою плоскость.

— Действуй, а я скоро буду.

Пара служилых людей сопроводила его к избе, куда поместили шляхтянку.

Я решил дать ему где-то минут тридцать — сорок на все про все, а сам занялся раздачей приказов. Воинство подходило и размещалось. Разведка доложила, что на стенах Тулы бойцы, увидев, сколько нас всего, начали все более активно суетиться.