Юношество (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

И тут Лев повел своих людей в атаку. Фактически с тыла.

Пробежка.

И бросок шашки.

Одной.

Зато светошумовой. Просто мощная «петарда» с добавлением порошка магния. Его Лев привез с собой, закупив по линии университета, на опыты. Вот и «накрутил» немного «подарков».

Дернул простейший капсюльный детонатор[1].

Зашипел замедлитель.

И мужчину кинул ее на открытое место, а где-то за секунду-полторы до взрыва крикнул:

— Деус вульт!

Это было заранее оговоренное высказывание, на которое его бойцы отреагировали соответствующе. Зажмурились и опустили лицо к земле, по возможности прикрыв глаза руками или какими-то предметами. Ну и открыв рот, чтобы по ушам сильно не било.

Бах!

Не столько громко, сколько очень ярко. Для глубокой ночи, когда глаза привыкли к темноте — прям самое оно. Вон сколько слепыми котятами оказались. Кто-то за лицо схватился. Кто-то упал на землю. Но практически все заорали.

Секунд пятнадцать снова:

— Деус вульт!

Отряд же Льва быстро продвигался вперед, пользуясь практически исключительно белым оружием. Чтобы стрельбой не привлечь к себе внимания. Так-то темнота и взрывы. Мало ли? Может, с карниза того каменного что-то прилетает. Вдруг у драгун была какая ручная мортира или еще какая пакость? Дистанция вполне подходящая.

Минуту спустя Лев остановился за одной из повозок, где-то в полусотне метров от искомого шатра. Там толпились мужчины с оружием в руках, защищавшие ее. Скорее всего, мюриды и кто-то из наибов, которые просто не успели включиться в бой.

Подойти ближе было невозможно, не привлекая внимания. Сразу бы стрелять начали. Вон как вглядывались в темноту. А отблески почти потухших костров давали мало-мало освещения, достаточно, чтобы разглядеть в такой ситуации организованную группу на подобной дистанции.

Льва это не остановило.

Он достал дымовую шашку.

Дернул запал и кинул ее вперед самым осторожным образом. Почти что закатил. Чтобы она минимальное внимание в темноте привлекала.

Недолго ожидания.

И вот уже освещенная остатками костра площадка у шатра Шамиля оказалась не видна. Шашка поставила неплохую завесу, не видимую, впрочем, в темноте…

Граф с бойцами продвинулся ближе — практически к этой самой шашке. А потом одну за другой кинул туда — на площадку три светошумовые шашки. С небольшими паузами, чтобы никто не ушел обделенный.

— Деус Вульт!

Бах! Бах! Бах!

И рывок.

Вперед.

Толстого и его людей с револьверами в левой руке и саблями в правой.

А там…

Все вповалку катаются по земле, держась за лицо руками, и подвывают.

— Вяжи старшин! Вяжи! — крикнул Лев.

Телохранителей, разумеется, в плен брать никто не собирался. Много их. Здесь и с этими управиться бы…

Наибов и Шамиля удалось повязать и разоружить очень быстро. Никто из них не оказывал никакого сопротивления, так как был совершенно деморализован и не понимал, что происходит. Когда же они немного пришли в себя, оказалось уже поздно. У всех бойцов имелись заранее подготовленные веревки с петлей. Завели руки за спину, накинули петлю на запястья, а потом вторым концом притянули их к ногам. Не «ласточка[2]», конечно, но вертикально они только на коленях могли стоять. Ну и давит — не подергаешься.

Завершили.

Выставили их как витрину перед собой. И по команде графа дружно крикнули:

— Ура-а-а-а!

Привлекая внимание горцев.

И в лагере установилась тишина.

Шатер Шамиля стоял на некоторой возвышенности и был виден отовсюду. Так что, отреагировав на звук, горцы повернулись и… обомлели. Увидев то, что их предводитель с ближайшими соратниками взяты в плен.

С позиций эскадрона же спустя секунд двадцать донеслось ответное:

— Ура-а-а-а!

Протяжное такое. Искреннее.

Теперь предстояло самое главное — выйти из-под удара.

— Вас всех убьют, — прошипел один из наибов на русском языке. — Как псов шелудивых!

— Мы все умрем, когда-нибудь. — возразил Лев.

Этот наиб зыркнул нехорошо, дернулся, но получил подзатыльник и замолчал.

— Я сейчас ты будешь переводить им мои слова. — продолжил граф. — Хорошо переводить. Я ваш язык понимаю, хоть и не говорю на нем. Будешь шалить — мы будем резать Шамиля. За каждую глупость, один порез. Понял?

Он помолчал, буравя графа глазами.

— Чего смотришь? Нам терять нечего. Мы шли на смерть сознательно. Ваших людей от укрепления же видно. И того предателя мы давно вычислили.

— Врешь!

— Зачем? — оскалился Лев, крайне неприятным образом. — Мы шли на охоту. Ловля на живца. Не слышали о таком? Рыбаки о нем все знают. Да и охотники в курсе, что такое приманка. Или ты думаешь, что эти средства для ослепления мы взяли с собой просто так?

— Колдовство. — процедил наиб с презрением.

— Скажу по секрету, что все клинки наши смазаны особым образом проклятым свиным салом. Как и все наши пули. Посему каждый ваш убитый отправляется прямиком в ад. Что смотришь? Эти кинжалы и сабли тоже отравлены.

Бедолага сначала побледнел, а потом покрылся красными пятнами. Было видно, что этот наиб с трудом сдерживает свое желание броситься на Льва.

— Не зли колдуна. — прошипел ему Толстой на местном. С жутким акцентом, но разборчиво. Давненько он не пользовался этим языком.

Отчего вздрогнули все пленные.

Несколько секунд тишины и этот наиб хрипло произнес:

— Говори, я им переведу.

Шамиль что-то ему буркнул, неразборчиво.

Тот пояснил.

Он тоже побледнел и покрылся пятнами. Но возражать не стал…

Спустя час эскадрон двигался конным строем по дороге.

Сам.

Один.

А вместе с ним уезжал Шамиль и те его наибы, что были взяты в плен с ним. Сидя на коне, но со связанными руками за спиной. Рядом с каждым — два драгуна.

Кроме того, из шатра удалось взять кое-какие бумаги на арабском, турецком и английском, а также казну с турецкими золотыми монетами. Их, как знал граф, использовали для выплаты воинам и при крупных сделках.

Разумеется, здесь была не вся казна, а только походная ее часть. Достаточно ограниченная. Но для полка и такой улов — счастье…

— Страшно-то так, — прошептал Петров, подъехав в Толстому.

— Риск — дело благородное. — пожал плечами Лев.

— Они идут за нами. Я уверен. Хотя и не могу их приметить.

— Идут. А толку?

— Ты же видел сколько их.

— Я отдал им приказ от имени Шамиля сложить оружие и уйти. И они выполнили его. Недалеко. Но с глаз скрылись. А оружие мы в расщелину ручья скинули. Сколько они будут доставать его оттуда?

— Не уверен, что вообще смогут.

— Ну что-то точно достанут.

— Может быть. Да это и неважно. Оружия здесь у людей много. Уверен, что они уже вооружены и следуют за нами по пятам.

— И что с того? Боишься, что нападут и убьют?

— Тьфу на тебя! — разозлился ротмистр.

— Тогда что?

— Я слышал, что они творят совершенно жуткие вещи с пленными.

— В эту игру можно играть вдвоем. — оскалился Толстой. — Поверь, как только они узнают, что мы отвечаем им тем же — все это быстро закончится. В таких делах гуманизм неуместен.

— Может быть, может быть… — пробормотал Петров, повернувшись и поглядев на Шамиля, который смотрел на них с ненавистью и презрением. — Они ведь ближайшей ночью попробуют напасть.

— А мы не будем останавливаться.

— Как так?

— А вот так. Мы же спокойно едем, шагом. Если не гнать лошадей, то коротких привалов нам хватит. И двое суток выдержим в седле.

— Лошади же падут!

— Ну ты сам смотри: или лошади, или мы. Так-то непрерывным переходом с короткими привалами мы вполне сможет уйти. Встанем надолго — тут нам и конец. Шашек осталось всего-ничего. Две динамитные, одна светошумовая и три дымовые. Много не навоюешь. А без них ночная атака — и все, конец нам.