Телохранитель Генсека. Том 4 (СИ) - Алмазный Петр

Наконец, Удилову удалось переключить внимание подвыпившего Громыко на Вильму, которая подлетела к нам, цокая каблучками.

— Андрей, нам нужно поговорить. Есть ряд вопросов по нашему взаимодействию. Проводите меня к Раулю?

Она сменила охотничий костюм на вечернее платье и теперь была просто неотразима. Громыко расцвел и галантно предложил ей руку.

Тут же от группы беседующих политиков отделился Рауль Кастро и пошел к ним навстречу. Он взял супругу под другую руку и вся троица направились к отдельным столикам.

— А теперь расскажите по-порядку все, что случилось с Бобковым, и что сделали Вольф с Эскаланте? — выходя в фойе, на ходу спросил меня Удилов. Я шел рядом и кратко обрисовал ему ситуацию.

— Пойдем побеседуем с ним, пока не отошел от потрясения, — предложил Удилов. — А то, пока будем медлить, еще кто-нибудь отравит по-настоящему. Или сам попытается совершить самоубийство — в его стиле такой поступок.

— Я приставил к Филиппу Денисовичу охрану. Надеюсь, не проглядят, если что-то пойдет не так.

— На охрану надейся, но и сам не плошай, — хмыкнул Удилов. — В общем, пойдемте, побеседуем.

Мы вышли из главного здания, спустились с крыльца, и быстрым шагом направились к небольшому двухэтажному зданию больницы. Она находилась тут же, за гостевым домом, в котором жили ученые.

Удилов быстро прошел мимо сестринского поста в палату, возле дверей которой сидели на стульях два оперативника.

И все-таки мы не успели — случилось худшее. Бобков полулежал на полу, прислонившись головой к батарее. Длинная трубка от капельницы плотной петлей сжимала его шею. Другой конец был привязан к батарее.

Я кинулся к нему, принялся освобождать шею от удавки.

— Врача! Быстро! — закричал в коридор Вадим Николаевич.

Я ослабил петлю и аккуратно снял ее через голову Бобкова, второй конец остался болтаться на батарее. Приложил пальцы к шее — пульс не прощупывался.

Влетели врачи, тут же начались реанимационные действия…

— Бесполезно и уже бессмысленно. Даже если откачают, вряд ли он сможет говорить, — недовольно поморщился Удилов. — Останется овощем до конца дней. Если вообще откачают…

— Пока есть надежда, мы обязаны использовать каждый шанс, — расслышав комментарий Удилова, бросил в нашу сторону один из реаниматоров.

— Доложите о результатах мне лично, — распорядился Удилов. — И если будет утечка информации, вы у меня всей больницей даже дворниками не устроитесь, — зловеще пообещал он.

Мы вышли из палаты в коридор.

— Вы двое, — обратился Удилов к двоим проштрафившимся охранникам. Его холодный спокойный тон пугал оперативников, пожалуй, даже больше, чем если бы Удилов орал на них. — Как вам было приказано нести охрану?

— Не спускать с него глаз, — промямлил один из оперативников.

— Так что непонятного в словах «Не спускать глаз»? Что, я спрашиваю, непонятного?

— Мы думали, охранять от внешних воздействий… — попытался оправдаться второй опер, тот, что повыше. — Не пропускать посетителей и все такое…

— Мы ж не думали, что он решит с собой покончить… — добавил тот, что ниже ростом и плотнее.

— Вам разве сказали думать? Вы должны были выполнять приказ! А теперь пошли вон отсюда. Пишите объяснительные.

Вжав головы в плечи, оба оперативника поспешно удалились.

— Вот же дебилы… — я вздохнул, глядя вслед удаляющимся горе-охранникам. Теперь наверняка будут уволены из комитета. Но что поделать, виноват — отвечай.

— И что теперь делать будем? — впервые попросил моего совета Вадим Николаевич, когда мы с ним вышли из здания больницы на улицу.

— Что делать? Цвигуну докладывать. ЧП как-то приглушать, пока здесь зарубежные гости. Я сейчас доложу Рябенко.

— Лучше сообщить сразу всем. Обсудим ситуацию и решим, что дальше делать. Так что я к Цвигуну, а вы пригласите Рябенко и Цинева. Присутствие последнего не обязательно, но желательно — в первую очередь из-за его влияния на Леонида Ильича.

В банкетном зале по-прежнему играла музыка, веселились гости, велись разговоры. Я подошел к Рябенко, между делом отметив, что Солдатов и Григорьев следуют за Генсеком словно тени. Молодцы, парни, не то, что неумехи, недавно получавшие нагоняй.

— Александр Яковлевич, пройдите, пожалуйста, в ваш кабинет, — негромко попросил я.

Бросив на меня обеспокоенный взгляд, генерал Рябенко молча кивнул. Я направился к Циневу. Краем глаза заметил, как Удилов разговаривает с Цвигуном. Цинев это тоже заметил, нахмурился.

— Пойдем, — он кивнул мне и, не дожидаясь приглашения, первым направился к выходу из зала.

В кабинете, который в Завидово обычно занимал Рябенко, как начальник охраны Генерального секретаря, было тихо. Когда мы с Циневым вошли, Удилов обвел присутствующих долгим взглядом и тихо произнес:

— Товарищи, у нас ЧП.

Рябенко после этих слов вспомнил мой давний анекдот про Андропова, но тут же одернул себя, подумав: «Не к ночи помянутый!»…

Кабинетик был не очень большой, но пять человек в нем, конечно, разместились без труда. Правда, было такое ощущение, что мы заняли все свободное пространство. Причем создавалось это ощущение в первую очередь за счет Цвигуна. Большой и грузный председатель КГБ ходил из угла в угол, садился и тут же вставал, будто не мог найти себе места.

— Нет, ну как, как это могло вообще случиться⁈ Мой заместитель, человек, проверенный годами службы! У меня в голове не укладывается! — громко возмущался Цвигун. — Кто за этим стоит? Может быть, его завербовали американцы?

— Тогда враг проник на самый высокий уровень, и если ваше предположение верно, то американский шпион может сейчас находиться даже в этой комнате, — подал голос Удилов. — Но это не так.

— А как? Как, я вас спрашиваю⁈ — вопил Цвигун, потрясая в воздухе кулаками. — Почему вы не даете мне никакой информации? Почему действуете за моей спиной⁈

Он остановился перед Вадимом Николаевичем и в упор посмотрел на него.

— А если бы не было Владимира Тимофеевича? У нас бы сейчас, накануне шестидесятилетия революции, могла случиться смерть Генерального секретаря ЦК КПСС! Как вы себе это представляете⁈

— Семен Кузьмич, да не мельтеши ты уже, — спокойно произнес Цинев, пытаясь утихомирить разбушевавшегося Цвигуна. — Мало ли что там могло быть! Обсуждать надо то, что имеем, и что дальше делать. Я бы сейчас не рекомендовал выносить информацию из этой комнаты. Леониду Ильичу следует доложить, но уже после парада. И когда гости разъедутся.

— Согласен, — Удилов кивнул. — Сейчас официальная версия: гипертонический криз. Резкое повышение давления спровоцировало инсульт. Вполне правдоподобная версия.

В дверь постучали.

— Войдите! — рявкнул Цвигун.

Вошел врач — высокий, белокурый мужчина скандинавской внешности. Он посмотрел на нас уставшими голубыми глазами и доложил:

— Реанимационные действия прошли успешно, но пациент в себя не пришел. Находится в коматозном состоянии. Будем собирать консилиум, а сейчас вызываем реанимобиль и перевозим в Кремлевскую больницу.

— Хорошо. Работайте. Если будут сложности, обращайтесь сразу ко мне, — распорядился Цвигун.

— И, главное, никаких утечек информации, — мягко попросил Удилов, но мягкость его голоса никак не вязалась с жестким взглядом, которым он проводил врача. Когда тот вышел, Удилов встал, прошел к столу Рябенко и налил в стакан воды из графина. Медленно, по глотку, выпил, поставил стакан на место и, нагнувшись к Рябенко, попросил:

— Александр Яковлевич, вы можете устроить так, чтобы пища на столе Леонида Ильича постоянно и тщательно проверялась?

— Это стандартная процедура, — ответил Рябенко. — Но нужно брать пример с наших кубинских товарищей. Передвижная токсикологическая лаборатория нам бы точно не помешала.

— Решим в ближайшее время, — кивнул Цвигун. — Пока Фабиан Эскаланте здесь, думаю, он не откажется поделиться опытом.

— Товарищи, у нас нет времени на долгие совещания, пора вернуться в зал, — Рябенко посмотрел на часы.