Владислав Русанов - Гонец московский
Заржали лошади, вырываясь из постромок.
Конь под Никитой встал на дыбы так, что седоку пришлось двумя руками схватиться за его шею, дабы не вывалиться из седла. Чубарый Вилкаса прижал уши и рванулся в сторону.
Возницы закричали, натягивая вожжи.
Одни сани подались назад, наваливаясь на идущие следом. Хрустнула оглобля. Гладила, вскочив на ноги, заорал что-то зло и неистово, размахивая кулаками.
А из лесу на дорогу выплеснулась толпа голосящих, рычащих, размахивающих дубинами людей.
Никита, вцепившись в поводья двумя руками, боролся с конем, порывающимся сбросить его и умчаться куда глаза глядят. В голове билась одна мысль: «Достать клинки и сражаться!» Но как это сделать, если мышастый, словно обезумев, бил задом и хрипел, выбрасывая клубы пара из распяленного удилами рта?
Время будто остановилось.
Нападающие, одетые в рванье и облезлые шубы мехом наружу, налетели на сгрудившиеся сани.
Замелькали дубины.
Купцы ответили кистенями и палицами.
Добрян, привстав на стременах, наотмашь рубанул по шее ближайшего к нему врага. Широким веером брызнула кровь.
– Босеан!!!
С этим кличем брат Жоффрей врубился в рычащую толпу. Рыцарь бросил повод и сжимал эфес меча двумя руками.
– Non nobis Domine, non nobis, sed nomini Tuo da gloriam!!!
Улан-мэрген перепрыгнул с седла на кучу товаров, высящуюся на санях, и пытался натянуть тетиву на лук. Петля все соскальзывала и соскальзывала, не слушаясь трясущихся пальцев.
– Бей-убивай, друзья!!!
Вилкас направил коня прямо на врагов. Одного свалил ударом палицы, двое попали под широкие копыта чубарого.
– Прыгай! Прыгай! – кричал ордынец.
«Куда прыгать?» – не мог сообразить Никита. Тут и так все усилия прикладываешь, чтобы не свалиться. Да еще, кажется, нога в стремени застряла!
– А-аргх! – Оскаленная морда, которую трудно было назвать человеческим лицом, появилась у самого колена Никиты. Скрюченные пальцы потянулись, чтобы схватить парня за полу. Он отмахнулся кулаком, не выпуская повода. И тут старания мышастого увенчались успехом. От сильного толчка ездок нелепо взмахнул руками и полетел в снег.
Глава пятнадцатая
Грудень 6815 года от Сотворения мира
Смоленская дорога, Русь
Небо приблизилось и вновь стремительно отдалилось. Заснеженные ели смазались, будто сорвались в стремительный бег.
Еще не долетев до земли, Никита понял, что правая нога так и не высвободилась из стремени, и испугался по-настоящему. В считаные мгновения он представил себе, как волочится за конем, как крепкие, гладкие копыта на каждом прыжке бьют ему в грудь, живот, голову, как ломаются кости, лопается череп, как кровь его горячими каплями падает на снег…
Спасла подпруга. Старая была, должно быть.
Она порвалась с громким щелчком, а следом за ней – вторая, не выдержав рывка.
Никита покатился кувырком, отбрыкиваясь от прицепившегося, как репей к коровьему хвосту, седла.
Снег набился в рот, глаза, уши, за шиворот.
Едва разлепив глаза, парень увидел над собой огромного, лохматого, словно медведь, мужика, который двумя руками занес над головой дубину. Он возвышался против сапфирно-синего неба высоченной, бесформенной башней, увенчанной корявым шпилем.
– Га-ах!
Если мужик надеялся на легкую победу, он просчитался. Никита откатился в сторону. Сделанная, похоже, из цельного ствола молодого дерева дубина взрыла снег. Клубы пара от резкого выдоха почти заволокли лицо с нечесаной бородой и торчащие в разные стороны засаленные волосы.
Никита рванул одной рукой клинок из-за пояса, а другой попытался скинуть намертво застрявшее на ноге стремя.
Лохмач вновь замахнулся дубиной, которая в его ладонях, казалось, ничего не весила. Иной и веником так резво не помашет.
– Га…
Сероперая стрела воткнулась великану в шею.
Он как будто не заметил ее.
Еще одна в плечо.
Третья высунула клинышек наконечника около ключицы.
Мужик пошатнулся, но устоял.
Ухнул, посылая дубину вниз…
Чубарый конь врезался ему в бок. Жалобно заржал. Никита был готов поклясться, что это конь отскочил от человека, а не наоборот.
– Держись, друг!
Палица Вилкаса ударила дважды.
Здоровяк медленно разжал пальцы – дубина ухнула в снег не более чем в вершке от плеча Никиты – и упал на колени. Потом на бок. Дрыгнул ногой и затих.
– Дерись, не зевай! – Вилкас мелькнул над головой и исчез.
Проклятое стремя! Ведь захочешь нарочно так прицепить, ничего не получится.
Никите наконец-то удалось избавиться от обузы. Он вскочил, выхватывая второй клинок.
На дороге творилось нечто невообразимое.
Дикого вида оборванцы бросались на купцов и охранников, падали под ударами, но то один, то другой успевал захватить с собой кого-то из смолян.
Прямо на глазах у парня рухнул купец с редкой бородкой – самый старший из обозников. Дубина разлохмаченного мужика, одетого в шубу с оторванными рукавами, размозжила ему висок.
Улан-мэрген, стоя на санях, посылал в толпу стрелу за стрелой. Не целясь.
Ордынец стрелял – любо-дорого поглядеть.
Раз! Пальцы почти нежно выуживают стрелу из колчана.
Два! Древко ложится на кибить, а большой палец захватывает тетиву.
Три! Оперение уже возле уха.
Четыре! Неумолимая, как сама смерть, стрела срывается в полет, а пальцы уже ищут следующую.
Его заметили. Полдюжины лохмачей рванулись к саням, люто выкрикивая что-то и размахивая дубинами. Но дорогу к саням перекрыли Добрян и Гладила. Старший охранник успел потерять коня и вовсю рубился топором, сжимая его в обеих руках. А купец дрался мечом, да так умело, что если у Никиты и были какие-либо сомнения о прежней жизни Гладилы, то они развеялись окончательно.
Возвышаясь над толпой, сражался брат Жоффрей. Крыжак на каждый удар выкрикивал свое: «Босеан!» – а его конь рвал врагов зубами не хуже ученого пса.
Бился, не покидая седла, Вилкас.
Остальные обозники дрались пешими, прижимаясь спинами к саням. Но их оставалось слишком мало – сказались внезапность нападения и звериная ярость атакующих.
Никита пошел по кругу – что толку стоять и глазеть?
Течи с едва слышным шелестом кружились в его пальцах.
Парень без труда увернулся от седого кряжистого мужика с лицом, обезображенным грубым шрамом, – похоже, следом от давнишнего ожога. Нырнул под широкий, но не слишком быстрый взмах дубины, полоснул одним клинком по предплечью, вторым уколол в ногу, чуть повыше колена. Бедняга взвыл и выронил дубину. Никита пинком сбил его с ног и устремился дальше.
Несмотря на горячую, клокочущую ненависть, которая исходила от нападавших, он не хотел пока убивать. Отпугнуть, обратить в бегство, но не убивать. Уж чересчур несчастными и оборванными выглядели обсевшие санный обоз разбойники. Будто с голодухи за ослопы взялись. Кто знает, что за нужда их в лес выгнала?
Следующий мужик оказался более шустрым. Он вертел даже не ослопом, а цельным бревном, стараясь достать парня.
В голову!
По ногам!
В голову!
Когда дубина в очередной раз пошла низом, стремясь подсечь ему ноги, Никита подпрыгнул и, оттолкнувшись от бревна, взлетел высоко вверх, в полете «приласкав» мужика пяткой в лоб.
А вот и новый враг. Скалится, таращит безумные глаза и тянется грязными пальцами к горлу. Несколько мгновений потребовалось Никите, чтобы сообразить – перед ним женщина. Растрепанная, простоволосая, во рту чернеют провалы на месте выпавших зубов. Так должна выглядеть Баба-яга из детских сказок.
Парень отмахнулся клинком. Нападавшая даже не попыталась увернуться. Лезвие прочертило кровавую полосу поперек чумазой щеки. А баба уже вцепилась в одежду Никиты. Толкнула. Клацнула по-волчьи зубами возле самого носа.
Ударить снизу, под ребра?
Нет… Как можно? Женщина как-никак…
Никита попытался сбить захват, но она держалась мертвой хваткой.
В ноздри ворвалась жуткая вонь: смесь прогорклого жира, пота, прелых шкур…
– Дерись, дурень! – орал Добрян, отбиваясь сразу от двух мужиков.
Парень вырывался, как попавший в силки заяц.
– Дерись! – Вилкас развернул чубарого, пытаясь пробиться на подмогу.
Чьи-то сильные руки стиснули локти Никиты. Над ухом послышался басовитый рык.
Он ударил назад головой. Попал. Но хватка не ослабла.
Парень изо всех сил оттолкнул наседавшую спереди бабу ногой. Она отлетела, упала на четвереньки и, не вставая, быстро-быстро поползла обратно, скалясь щербатым ртом.
Ордынец шарил в колчане и все никак не мог понять, что стрелы кончились.
Горячее, смрадное дыхание обдало ухо Никиты. Клацнули зубы.
Он еще раз ударил головой.
Здоровенный серый зверь ужом вывернулся из мешанины лохматых шуб и в длинном прыжке рванул зубами яремную жилу на шее чубарого. Конь упал как подкошенный. Вилкас едва успел выскочить из седла. Попытался достать волка палицей, но зверь легко ушел от удара. Скалясь, развернулся…
