Владимир Поселягин - Комсомолец
К моему удивлению, в лагере оказалось достаточно людно. Пограничник с сумкой, на которой был красный крест, бегал от одного раненого к другому, делал перевязки. Все раненые лежали на траве, в границах лагеря.
— Возвращай пукалку, — велел я бойцу и забрал ПТР, убрал его на дно повозки, туда же положив и винтовку, и прикрыл их мешковиной, засыпав сеном. В руки я взял «Суоми» — сейчас он предпочтительней.
Пока я возился с повозкой и оружием, оба пограничника, с которыми я вел бой, исчезли. Как я понял из объяснений санитара, они ушли в расположение основного состава заставы, то есть к окопам. А я даже не узнал, как их зовут.
— Сколько взять сможешь? — устало утирая рукавом потный лоб, спросил санитар.
— Троих. Если четвертого, то только сидячим, на задок. В ноги. А этих валетом положим.
— Как раз четверо.
— Этого не возьму, — указал я на одного из пограничников с ранением в живот. — Судя по ране, час ему осталось, не больше. Ему все равно, где умирать, а другим нужно дать шанс. Понимаю, что это бесчеловечно, но у других раненых появится шанс, а у этого его никогда не будет.
Санитар явно хотел поспорить, но тут двое бойцов принесли еще одного бойца с осколочными ранениями ног.
— Теперь нормально. Грузимся, — велел я.
Пока повозка была не загружена, я достал свой медицинский чемоданчик и щедро поделился с санитаром своими запасами. Особенно перевязочными материалами, а то у него уже к концу подходили.
Я помог погрузить четвертого раненого, бойцы, что принесли его, сразу после этого убежали обратно, поэтому, пожав руку санитару, сказал:
— Удачи.
Шмель все это время жался у моих ног, мелко дрожа от стрельбы и разрывов, но вел он себя уже не так, как в самом начале, привыкал. Подхватив его и посадив на скамейку, повернулся назад:
— Как вы?
— Нормально, — откликнулся тот, что полусидел.
— Вези осторожнее, хорошо? — негромкой попросил второй, с ранением в грудь.
Откликнулись только эти двое пограничников, двое других находились без сознания. Стегнув поводьями по крупу Красавца, я заставил его развернуться, причем так, чтобы он не зацепил повозкой деревья, и через тридцать метров вывел на дорогу, по которой вчера вечером прогнали полуторку пограничников, найденную в каком-то овраге. После этого, поглядывая по сторонам и оставляя за спиной все более удаляющуюся перестрелку и артиллерийскую стрельбу, хотя тут везде гремело, я тихонько, чтобы не растрясти раненых, двигался по лесной дороге в сторону нашего тыла. Нужно успеть отъехать как можно дальше, чтобы немцы меня не обогнали. Хотя бы завтра утром хотелось бы оказаться в Луцке.
Двигались мы по лесу часа четыре. Я трижды останавливался, чтобы дать попить тем, кто в сознании. Остальным я смачивал губы. Пока хватало. В основном шум был именно от них, стонали. Те, что были в сознании, держались и терпели, хотя изредка скрежетали зубами. Это еще повезло, что у меня повозка мягкая, не особо трясет на корнях деревьев. Как тут только полуторка ездила?
Когда появился впереди просвет, то есть опушка, я остановился и, скомандовав Шмелю охранять повозку, а то он навострился за мной, побежал вперед, осмотреться.
Держа автомат наготове, я осторожно скользил к опушке, время от времени замирая и прислушиваясь. Укрывшись за деревом, я достал бинокль и оглядел то, что было видно с моего места. Честно скажу, не очень видно. Я тут проезжал вчера и знал, что кустарник на этом открытом пространстве идет рядом с дорогой еще метров триста, а потом уже нормальные поля с полевой дорогой от деревушки до деревушки.
В это время недалеко от нас прошло двенадцать немецких самолетов, двигаясь вглубь страны. Время было девять утра, а самолеты я увидел впервые. Во время боя и бега было не до того, чтобы смотреть в небо, ж…у бы унести. Когда ехали по лесу, слышать слышали, как гудят, но деревья их закрывали, а сейчас я увидел их воочию. Шли они примерно на тысяче метров.
Вздохнув, я повесил бинокль на шею и, перевесив автомат за спину, стал взбираться по осине, которую еще на подходе заприметил, чтобы осмотреться с высоты. Очень уж мне не нравились дымы впереди. Тут буквально в пяти километрах дальше танковая часть стояла, как бы не они горят. Когда мимо проезжал, видел бочки с бензином, закрытые маскировочной сеткой. Не для маскировки, а от солнца.
Кроме этих дымов, своей чернотой показывающих, что горит техника, были еще, но пожиже. Осмотрев ближайший, я задумался, а не там ли стоял отряд, к которому была приписана двенадцатая застава. Надо у раненых спросить, уж они-то должны знать.
Когда я вернулся к повозке, раненный в ноги пограничник подтвердил мое предположение. Именно там находилось село, где располагался отряд. Весело. Придется стороной обходить.
Предупреждать местных мне задача не поставлена, к тому же Москалев по-любому отправил посыльного в отряд. Только двигался он по одной из подчищенных мной тропок. Думаю, и помощь заставе там же прошла.
Выкатившись под открытое небо, я прибавил скорости. Дорога тут не было убитой, можно. Трясло не сильно.
К моему удивлению, так мы преодолели километров двадцать, остановившись на час у одной из речушек — мне требовалось напоить раненых, в сознании теперь были все четверо, а также уставшего Красавца. Набрав воды, я помог раненым оправиться, потом завел коня в воду и помыл его, охлаждая. Сегодня жаркий день будет. Не забыл и сам окунуться.
Прежде чем двинуться дальше, я проверил повязки раненых. Кровило у двоих, не сильно, но все же, поэтому обоим наложил дополнительные повязки.
Народа на дороге хватало, но в основном гражданских. Дважды видел сгоревшие машины. По следам вроде с верха обстреляли. Если военные и встречались, что шли в одном с нами направлении, то раненые. В основном потрепанные войсковые колонны шли навстречу. Не сказать, что много, но попадались. Однажды, где-то к обеду, когда я уже хотел останавливаться — раненым питание требовалось, а то только сухари да вода, — рядом притормозила полуторка с красными крестами на тенте.
Она вырулила неожиданно с боковой дороги и почти сразу встала как вкопанная.
Дверь пассажира распахнулась, и оттуда выглянула испуганная молодая женщина лет двадцати пяти на вид со знаками различия военфельдшера.
— Вы куда раненых везете? — спросила она у меня.
— В окружной госпиталь под Луцком, — ответил я, внимательно ее разглядывая, не забыв изучить и водителя, который вышел из машины и копался под капотом.
— Мы их заберем. У нас три свободных места. Кто это и откуда?
— Пограничники двенадцатой заставы. Прежде чем передать вам раненых, хотелось бы посмотреть на ваши документы.
— Да, конечно, вот, смотрите.
Кроме ее документов я глянул в красноармейскую книжку водителя и заглянул в кузов. Действительно, раненых везут.
— Дивизия Кириленко?
— Да.
— Хорошо, вот их документы. Давайте помогу перенести в кузов.
Одного бойца пришлось усадить на пол, но я ему сена две охапки подстелил, чтобы помягче было. Эти медики фактически спасали меня, теперь я мог чуть ли не галопом скакать в Луцк. Скорость моего движения изрядно увеличится.
Буквально через две минуты машина скрылась за складками местности, а надо мной, завывая моторами, пронеслась пара аппаратов с тонкими фюзеляжами и крестами на крыльях.
— Нет, — тихо сказал я, привставая на ступеньке. — Нет… Суки, что вы делаете?!
Стегая Красавца по крупу, я заставил его гнать туда, где два «мессера» выходили из атаки. Когда я выскочил на косогор, стал в отчаянии натягивать поводья в попытке остановить коня, но тот никак не слушал меня, хотя и начал переходить на рысь, потом на шаг. Сзади скулил испуганный Шмель.
Впереди горела лежавшая на боку полуторка, а «мессеры» вернулись на высоту. Как оказалось, они сопровождали бомбардировщиков.
Остановив разгоряченного Красавца у горевшей машины, я соскочил на землю и подбежал ближе, но жгучее пламя заставило отшатнуться. На дороге лежало три тела. Видимо, их выкинуло из кузова, когда машина на скорости легла набок. Однако все трое были мертвы. Один из них был тот паренек-пограничник с ранениями ног. От удара о землю он проломил себе голову.
— Простите, парни, не довез вот, не смог, — чувствуя, как текут слезы по грязным щекам, пробормотал я.
Не знаю, наверное, я минуты полторы простоял так на коленях рядом с погибшим пограничником, когда меня отвлек чей-то наглый молодой возглас:
— Бать, гля, сколько краснопузых побило. Этот тоже из них, смотри, как горюет.
Обернувшись, я посмотрел на двух мужиков, по виду горожан. Тот, что постарше, уже по-хозяйски примеривался к моей повозке, заглядывая в кузов, а ко мне шел тот, что помоложе, играя ножиком в руке. Одет я был как крестьянин, и было понятно, что они хотели поиметь с меня повозку, вот только я думал иначе. При взгляде на них у меня мелькнуло воспоминание, что я обогнал их на дороге, когда спешил к машине.
