Владимир Поселягин - Комсомолец
Вытерев слезы рукавом, я зло оскалился, вставая на ноги и разворачиваясь.
— Вы-то мне, твари, и нужны. Ох, как же вы вовремя!
По дороге брели люди, неся в руках, везя на велосипедах, в тачках и телегах свой скарб. Уходили они от войны, от той, что громыхала у границы, что находилась в тридцати километрах позади. Шли как могли, покрытые слоем пыли, они вели за собой детей и скотину, уставшие, голодные. Шли навстречу военные колонны, проскакивали в разные стороны машины, мотоциклы, изредка броневики, однажды прошла танковая колонна, внося свою лепту в поднятие пыли над дорогой. И это еще на обычной полевой, что же творится на шоссе Владимир-Волынский — Луцк?
Почти все смотрели, как двое горожан, активно работая лопатами, копали общую могилу для одиннадцати тел, трех целых и восьми обгоревших. Некоторые командиры подразделений подходили и, козыряя, справлялись о причинах работ двух гражданских под дулом автомата. Получая ответ, когда мысленно, а однажды и реально плюнув в противников советской власти, шли дальше к границе.
Вот и сейчас, посигналив крестьянской телеге, что медленно двигалась посередине дороги, влекомая старой худой клячей, под управлением на удивление упитанного крестьянина, на обочине остановился броневик с сорокапятимиллиметровой пушкой в башне. Как и ожидалось, очередная проверка.
Из броневика вышел еще один командир, в этот раз младший лейтенант, и, оправив форму и фуражку, направился ко мне.
— Военный патруль, младший лейтенант Зоркий, — козырнул он. — Что тут происходит?
— Да вот, радовались, что погибли наши раненые под атакой «мессеров». Учу уважать советскую власть и граждан трудотерапией… Эй! Вам кто-то разрешил останавливаться?!
— Так, пан офицер, полтора метра, как и сказали.
— Ладно, сейчас хоронить будем.
— А что у них рожи побитые? — поинтересовался лейтенант.
— Нечего было под руку попадаться.
— Документы? — вопросительно спросил у меня лейтенант, покосившись на висевший на ремне автомат.
— Сразу надо спрашивать, — вздохнул я, в седьмой раз доставая документы.
— Документы у вас в порядке, — возвращая лист бумаги, подтвердил лейтенант. — Наша помощь нужна?
— Воинский салют поможете сделать? Тут недолго.
— Задержимся, — серьезно кивнул командир патруля.
Отец и сын Михайлеченко отошли в стороны, наблюдая, как мы сами укладываем погибших в могилу. Их сторожил водитель броневика с карабином в руках, что стоял у открытого люка и недобро поглядывал на местных жителей. Я знаю, что скоро буду проезжать мимо десятков, а то и сотен таких тел, но этих я похороню со всеми воинскими почестями.
— Это что? — спросил лейтенант, наблюдая, как я кладу в могилу алюминиевую пластину.
— Для потомков. Я тут только четверых пограничников знал, водителя и женщину-врача, успели познакомиться. Нацарапал их данные и кто где служил.
— А-а-а. Ну ладно.
Мы дождались, когда Михайлеченки закопают могилу и подровняют холмик, после чего по команде Зоркого произвели салют.
— С этими что делать будем? Подозрительные личности, — спросил лейтенант, наблюдая, как я выдергиваю из земли деревянный колышек и переношу поводья к повозке.
— У тебя есть время ими заниматься? Вот и у меня нет. Отпускать их неохота, — протянул я. — Может, расстрелять?
Семейка Михайлеченко, устало сидевшая у могильного холмика, взвыла и стала кричать, что они самые ярые приверженцы советской власти.
— Ты им веришь? — скептически поглядывая на ползающих и воющих укров, спросил лейтенант.
— Нет, — коротко ответил я.
— М-да, я тоже… О, смотри, сотрудники милиции идут, вот им их и сдадим.
По дороге действительно шли шестеро сотрудников РККМ в бело-синей форме. У трех были карабины, у остальных пистолеты в кобурах. Лейтенант направился к ним и стал что-то втолковывать старшему в звании капитана. Тот покивал и с одним из своих сотрудников подошел ко мне. Прежде чем задавать вопросы, капитан попросил документы. Я тоже решил проверить капитана. Оказалось, он был из Владимира-Волынского. Начальник райотдела. Странно. Почему он со своими подчиненными тут, а не на своем рабочем месте, хотя бы не участвует в обороне города?
— Доложите, как все было, — велел капитан.
После моего рассказа с комментариями Зоркого, он покивал и сказал:
— Разберемся.
Мы направились к дороге, я вел на поводу Красавца, когда лейтенант спросил, кивнул на милиционеров:
— Как думаешь, разберутся?
— Отпустят, скорее всего, — рассеянно ответил я, ища взглядом щенка, куда-то он запропастился. — Но это уже будет на их совести… Шмель! А ну иди ко мне, ты где пропадал?
— Да, будет на их совести, — также посмотрел на капитана лейтенант.
— Ну, давай, лейтенант. Надеюсь, у тебя все будет хорошо.
— Бывай, — кивнул Зоркий и, пожав мне руку, забрался в машину, приказав водителю начать движение. Стегнув Красавца по крупу, я направился следом.
Дальше я двигался в темпе, стараясь наверстать упущенное время, однако как ни пытался добраться до Луцка до наступления темноты, не успел. Остановился на ночевку в десяти километрах от окраины города. За все время езды ко мне трижды подсаживались попутчики, но большинству я отказывал. Только тех, у кого были дети, подвозил. Вот и в этот раз была молодая женщина с ребенком, на мое предложение переночевать в поле она отказалась, ответив, что отдохнула и с дочкой дойдет до села. Мол, там у нее родственники. Настаивать я не стал.
На этом месте я уже устраивал лагерь. Поэтому, заметив нужный луг, свернул к нему и после поля выехал на берег речушки.
Пока еще не совсем стемнело, обиходил своих животных, напоив и накормив их, после чего на разгоравшемся костре начал готовить похлебку. Хотелось не есть — жрать, вот близкое слово.
Артиллерийская канонада уже не была слышна, да и не стреляли немцы ночью, разве что только разрывы бомб в Луцке изредка были слышны. Немецкие летчики и ночью летали. Поэтому удивился, когда услышал хруст винтовочного выстрела совсем рядом, а за ним сразу еще два.
— Это еще что такое? — пробормотал я.
Уже почти совсем стемнело. Однако достав из повозки «браунинг», я взбежал на косогор, что находился в сотне метров от лагеря, и, бросив рядом разгрузку с запасными магазинами, что до этого нес в руке, установил пулемет на сошки и приник к прицелу. По лугу бежало с полтора десятка человек, их преследовали трое в нашей форме и в фуражках. Изредка то один, то другой приседал и с колена производил выстрел. Судя по трем телам, стреляли они не безрезультатно.
Удивительно, но я узнал одного из бойцов. Как-то во время наших лесных приключений, когда мы брали хутора, за задержанным приезжали бойцы из роты НКВД. Судя по всему, преследователи были из 233-го конвойного полка войск НКВД, что осуществлял также охрану луцкой тюрьмы. Массивную фигуру младшего сержанта Прокопенко не спутаешь ни с кем, особенно его поглаживание усов.
— А это, значит, бандиты рванули в бега? Ну-ну, — пробормотал я.
С момента опознания сержанта прошло около секунды, когда, проверив прицел, я открыл огонь короткими очередями, фактически выкашивая ряды беглых задержанных.
Через полминуты, когда закончился второй магазин, живых, кроме сотрудников НКВД, на лугу не было, ни один из бежавших до спасительных кустов не добрался.
Пока двое бойцов проверяли тела, спокойно, на моих глазах добивая раненых штыками, ко мне направился Прокопенко. Теперь требовалось нам с ним опознаться. Дело в том, что тот меня не видел, я находился в хате, это Леший сообщил мне, кто приехал в очередной раз за задержанными. Вот я и запомнил.
— Кто такие? — спросил он на подходе. Видимо, сержант подумал, что я тут не один.
— Не ори, Прокопенко, свои, — ответил я вставая.
— Фамилию мою знаешь, значит, действительно свой. Ты один?
— Один, — ответил я и тут же сообщил: — Ты приезжал на хутор в лес шесть дней назад. Ну, где еще баба над убитым хуторянином убивалась.
— Это я помню, тебя там не видел, — подходя ближе, ответил сержант.
— Я в хате был.
— Документы есть? — осветил он меня фонариком.
— Есть.
Через минуту сержант вернул бумажку и хмыкнул в усы:
— Свой, значит?
— Верно, с луцким отделом работаю. Что это сейчас было? Задержанные бежали?
— То не. Немцы тюрьму разбомбили, часть заключенных в бега подались. Нас отправили следом, приказали, если нет возможности задержать, уничтожать на месте. Это третья группа беглых за сегодня. В город им не дали уйти, в поля отжимали, а тут мы. Этих вот долго ловили. Большая часть из банд, знают, как себя в лесах вести. Вот, перед самой темнотой нашли.
— Понятно.
— Твой пес?
Обернувшись, я разглядел остроконечные уши щенка, что прятался в траве.
