Неправильный диверсант Забабашкин (СИ) - Арх Максим
Таким образом, казалось бы, совершенно простое дело — пошив необходимой амуниции, становится делом мало того, что рисковым, так ещё и, честно говоря, вряд ли возможным. К тому же и времени было в обрез. А такая задача, как пошив целого комплекта, при этом без необходимых лекал, примерки и подгонки, быстро точно не решается.
Какого-либо блошиного рынка, на котором, как правило, во все времена и во всех странах можно купить всё что угодно, я в городке не заметил. Онлайн интернет-магазина, разумеется, не было. Давать же объявление в газету я также посчитал бесперспективным и крайне опасным делом. Получалось, как ни крути, а советскую форму достать мне попросту не под силу. Тем более за столь короткий срок.
Присел на лавочку и задумался. Ситуация была печальная. Но я точно знал одно — личный состав карманного линкора «Адмирал Шеер» ни в коем случае нельзя было упускать. Такие возможности в жизни выпадают всего один раз. Я спать не смогу, зная, сколько бед людям причинит корабль, которым будут управлять те безжалостные существа. Следовательно, невзирая ни на что, выполнить задуманную боевую задачу я был просто обязан. А это в свою очередь означало лишь одно — мне предстояло стать вне закона, нарушив то самое пресловутое международное право.
Сейчас я очень жалел, что при приземлении сразу не проанализировал условия и все аспекты нахождения в Германии. А ведь если бы я перед тем, как предать огню самолёт, вспомнил бы про ту самую конвенцию, то форму красноармейца бы сжигать, естественно, не стал бы, а приберёг на такой вот случай. Да, она была старая и грязная, разорванная и вся в крови, но все же она являлась формой, а значит, все формальности были бы соблюдены. Но, увы, она сгорела вместе с потерпевшим крушение «Юнкерсом» и сейчас мне предстояло стать преступником.
Я не хотел, очень не хотел быть не в ладах с общепринятыми правилами, но, к большому сожалению, непреодолимые обстоятельства не оставили мне выбора. Уничтожение кровавой команды корабля было выше одной человеческой жизни — моей жизни. И я решил во благо людей и своей страны запятнать себя клеймом преступника на всю оставшуюся жизнь.
С этими горестными мыслями поднялся с лавки и пошёл к полицейскому участку, переключаясь на вопрос получения оружия. Пистолеты у меня были при себе, патроны к ним и к винтовке тоже были, а вот самой винтовки не было. Тут дело было в том, что пистолет рассчитан на ближний бой. Убойная дальность пули из-за количества пороха в пистолетном патроне, длины ствола и веса самой пули не рассчитана на эффективное поражение целей на дальних дистанциях, поэтому для будущей операции мне нужна была именно винтовка. Причём либо винтовка с большим количеством патронов, либо винтовка, к которой подошли бы те патроны, что были у меня в ранце. И если задать вопрос, где можно было взять такую винтовку, то ответов будет не так уж и много: либо на воинском складе, о существовании которого я, разумеется, не знал и не мог знать, либо в военной части, где много солдат. А ещё её, пожалуй, можно будет найти в комендатуре, где солдат врага значительно меньше, нежели в той же воинской части, либо в месте, где этих солдат вообще нет — в полицейском участке.
«Сейчас время военное, там у них, наверняка, целый арсенал должен быть, — двигаясь по мостовой уверенным шагом, выстраивал я логическую цепочку. — Зайду, осмотрюсь, о чём-нибудь поинтересуюсь, а затем уйду и буду разрабатывать план нападения. А как придумаю, то сразу и действовать начну. Но уже понятно, что стрелять в городе опасно, могут услышать. Поэтому придётся полицаев брать на мушку и связывать. Мороки, конечно, много, но зато всё пройдёт тихо и незаметно для окружающих».
И тут моё внимание привлекла вывеска, висевшая на небольшом одноэтажном белокаменном здании. На ней красовалась надпись «Музей».
Вначале я просто пробежал глазами название, она не привлекла моего внимания. Но потом в голове что-то щёлкнуло.
«Музей⁈ Гм, а это может быть интересно! Возможно, там удастся найти что-то, что сможет мне помочь решить мой вопрос с формой?»
Больше ни секунды не раздумывая, открыл дверь и зашёл внутрь. И тут же расстроился, поняв, что ничего полезного для меня тут нет и быть не может. Это была картинная галерея, а не музей. Не знаю, что тут было ранее, но сейчас везде висели не то картины, не то агитационные плакаты. Никакой классики, только новые веянья в виде извращённого искусства. Даже всматриваться в эту бредятину не стал и, чтобы не терять времени даром, хотел было развернуться и сразу уйти. Однако на секунду задумался и перед уходом решил подойти к смотрительнице.
— Здравствуете, — поздоровался я. — Вы не скажете, а в городе есть музей или что-то подобное, где выставлены экспонаты современных войн?
— Нет, господин офицер, — покачала головой женщина преклонного возраста. — Для текущей войны экспозиции только начинают формироваться в умах и на фронтах.
Такая информация, разумеется, меня расстроила ещё больше. Но сдаваться я не стал, потому что мне пришла в голову новая мысль.
— Скажите, пожалуйста, фрау, возможно, где-то неподалёку есть музей, где представлены экспонаты прошлой войны?
— Прошлой? Гм, — та задумалась, а уже через пару мгновений закивала: — А вы знаете, пожалуй, что есть. Музей войны находится в восточной части города. Его временно переместили сюда год назад из Берлина. Но, как вы понимаете, нет ничего более постоянного, чем временное.
Я согласился с женщиной, узнал точный адрес, поблагодарил её за неоценимую помощь и в приподнятом настроении буквально выбежал на улицу.
И тут дело было в том, что в ходе беседы с работницей галереи я кое-что придумал.
«Раз нет формы той, которая соответствует этому времени, то пусть это будет форма не Второй, а Первой Мировой войны. Нет сомнения в том, что раз в музее есть экспозиция, посвящённая прошлой войне, то там просто не может не быть формы противников кайзеровской Германии. А среди тех противников были, в том числе, и русские солдаты. А это мне как раз и нужно», — радовался я, шагая по нешироким улочкам города.
Разумеется, я понимал, что если мне удастся добыть форму тех лет, то она с натяжкой будет являться формой красноармейца. Всё-таки и форма с тех времён немного поменялась, да и политический строй в нашей стране тоже другим стал. Однако я рассудил так: СССР является преемником Российской империи. Это неоспоримый факт. А раз так, то хоть и с небольшой условностью, но форма русского солдата — это и есть форма бойца рабоче-крестьянской Красной армии, ведь большинство воевавших со стороны России солдат были крестьянами и рабочими. И воевали они за свою землю, как я сейчас. Как мы все сейчас.
«Да, я прекрасно понимаю, что это, конечно же, очередная сова на очередной глобус. Но неоспоримым фактом является то, что это лучше, чем вообще без совы, без глобуса и без военной формы», — в конце концов убедил я себя в оправданности данного вида экипировки и открыл дверь в музей, который, к счастью, работал.
Внутри прохладного помещения оказалось совсем не многолюдно. Настолько немноголюдно, что, кроме меня, посетителей и других людей тут вообще не было. За исключением старика лет семидесяти с белой седой головой и пышными усами, который, судя по всему, был смотрителем этого музея.
Он сидел за столом и, видимо, дремал, потому что, когда я открыл дверь, он открыл глаза, потёр их, кашлянул, пригладил ладонью усы, кряхтя, поднялся и направился мне навстречу.
— Доброе утро, господин офицер. Очень рад, что вы решили заинтересоваться нашей экспозицией.
— Здравствуйте! Господин, э-э? — тут я намеренно сделал паузу.
— Ханс Крис, — чуть вытянувшись, представился тот. Обвёл рукой вокруг и добавил: — Смотритель музея.
— Теодор Линдеманн, — в ответ представился я первым попавшимся в памяти именем и слегка кивнул.
Покосился на окружающее меня убранство и одобрительно крякнул. На стенах висели картины, портреты полководцев, мозаики. На полу, на полках и стеллажах стояли экспонаты прошлых эпох.