Инверсия (СИ) - Богородников Алексей Владимирович

Два деда поржали над бедолагой, Эйв улучил момент и подошел поздороваться. В его памяти эпизод остался незначительным моментом истории. В моем — внезапно осветил дальнейший путь. Дольф остался собой, собираясь в последний бой за семью, за меня.

Я коснулся губами холодного лба. Пусть я не чувствовал себя его внуком, скорее он был для меня старшим братом, но его преданность заслуживает уважения.

— Жизнь всегда билет в один конец. Но комфорта последнего путешествия, причастных к твоей смерти, я лишу. — пообещал стоя над ним.

*Братство фениев — боевое крыло Ирландского республиканского братства, борющегося за независимость.

** Катлас — морская сабля, Веблей — английский револьвер.

***Имеется в виду с кассой лицензионной комиссии штата Перт в городе Кулгарди, собирающей деньги за разрешение на добычу, со старателей ищущих золото.

****Уоррент-офицер, отвечающий материальную часть орудий и принадлежностей к ним.

*****Подругажена моряка.

******Первая наждачная бумага.

Дорогой читатель, поставь лайк, если еще не сделал этого и оставь пожелание комментом. Как бы ты хотел: три главы сразу в пятницу или (почти)каждодневные обновления?

Глава 18

«Соединённое Королевство — шутки сбываются!» — Примерно так я иронизировал стоя перед зачуханным классом школы Бромптона. Шелуха тыквенных семечек, окурок самокрутки с налипшим на ней ката*, плевок на дощатой двери. Указатели школы для бедных были недвусмысленны.

Вздохнув, я поправил галстук и постучался. Хор нестройных голосов за дверью затих, а какой-то замученный, женский устало ответил: «Войдите».

Я распахнул дверь. Серая унылая комната, битком набитая партами по четыре и больше человека. Вопиющий аскетизм: два свисающих газовых рожка светильников, помост с училкой и её столом, школьная доска, портрет королевы, грязный пол. Слухи не врали: в этом классе было человек восемьдесят. Уже немолодая, массивная женщина с указкой, стоящая у доски, с некоторым испугом посмотрела на меня.

— Вы из школьного совета Бромптона? Директор на втором этаже.

Я вздохнул в очередной раз. Пусть на щеке у меня была свежая царапина, галстук слегка помят, на полу-пиджаке полу-фраке, том самом, в котором я откатывал произвольную программу в Альберт-холле, еле заметно, но остался отпечаток чьего-то ботинка, одет я был лучше всех, а мои модные полуботинки испускали щегольские лучики превосходства всему классу, включая училку. Немудрено, что она приняла меня за… подвыпившего помощника школьного инспектора округа что-ли?

— Я новый ученик этой школы Эйвер Дашер, миссис…?

Она поглядела с недоверием на меня.

— Мисс Кулстоун. Откуда ты взялся?

— Перевелся. — уклончиво сказал я.

Класс, осознав, что я новенький загудел. Кто-то плюнул в меня жеваной бумажкой из трубочки, которую я поймал ладонью. С задней парты пять разбитных девиц заорали: «давай к нам, красавчик!» Какой-то упырь, с тремя своими шестерками на предпоследней парте, показывал «фак». Свиноподобный мужик — реально мужик, судя по фигуре и роже, по-орангутански тряс кулаками, задевая свой подбородок. Видимо намекал на неминуемое обогащение новыми синяками моего лица. Как же меня, с первых секунд в Бромптоне, это задолбало.

На «Вечер иллюминации»** в этой школе я точно не пойду.

— Откуда перевелся? — не отставала училка.

— Из гимназии Беллингема.

Класс затих, осознавая сказанное, затем взревел с новой силой. «Тебе конец!», «Красавчик будет только моей куколкой!», «Принесешь сегодня шиллинг, если хочешь жить!».

— Мисс Кулстоун, можно мне с классом пообщаться? — вежливо спросил учительницу, на которую все забили болт.

— А? — не веря своим ушам, переспросила она. — Попробуй.

— Заткнулись мрази! — взревел я сержантом Хартманом из «Цельнометаллической оболочки». — Ты, свиная рожа, перестань трясти своими копытами. Ты, поганый метис цыгана и жабы, еще раз покажешь мне фак, оторву палец по локоть! А ты, мерзкая пародия на Робин Гуда с трубочкой, я тебе её в трахею вставлю, если не подойдешь извиняться на перемене! Вы думаете вы тигры? Вы щенки водяной крысы, тигр здесь я! Ну спроси: «на каком основании?» — ткнул я пальцем в забитого тощего мальчугана в очках на передней парте.

— На каком основании? — прошептал тот, завороженной моим страстным ором.

— На каком основании, СЭР! Мычишь как баба во время случки! Повтори, что я сказал!

— На каком основании, сэр? — чуть не заплакал он.

— Потому что, подходя к школе, я отметелил банду «пушеров», забиравшую у вас ежедневно еду, вещи и монетки. На перемене раздам ваше имущество обратно.

Я потряс вытащенной из рюкзака пачкой ремней. Это был опознавательный знак банды: тяжелые, начищенные бляхи, вытравленные «П» на металле и коричневая толстая кожа. Лупить им хорошо. По манекену. Трудно по себе не попасть, когда промахиваешься.

Сломав сценарий своего гнобления, я подошел и сел за переднюю парту рядом с тощим ботаником. Вообще-то пушеров было всего трое и, баюкая помятые конечности, сквозь слезы они обещали прийти основным составом. Не стоило наверно связываться, но смерть деда меня серьезно из колеи выбила: уработал бы всю банду, ну или лег бы там, но выход эмоциям был необходим.

На самом деле у меня и запасной вариант есть. Дедовский «Бейби». Но это уже настолько крайняя мера, что думать об этом не хочу. На звуки выстрелов много кто набежит. Я же не революционер-ликвидатор, мне для такого валенок сначала надо найти для аутентичности, в качестве самодельного глушителя. Наши борцуны при «акциях» именно так баловались.

— Извините мисс Кулстоун. — вежливо обратился к ней. — Был бы не против продолжить урок.

Она руками протерла глаза, но я никуда не растворился с передней парты.

— Луна и грош, — забормотала она беспомощно, — должен ли человек творить вопреки обстоятельствам или остановиться, не растворяясь в страсти? Шестипенсовик под ногами или Луна на небе? Исследование художественной натуры в романе умирающего от туберкулеза…

Здорово, я попал на последний урок, литературу. Как ножом по сердцу, вспоминая последний такой, в гимназии Беллингема, вместе с Глэдис. Интересно, что она сейчас делает?

Я загрустил, предавшись ноющим в сердце нотам. Хотя распрощался с Глэдис всего час назад. День мой выдался скорбным и суматошным. Сначала с утра мне пришлось двигать к местному доктору, для заключения свидетельства о смерти деда. Затем в похоронное бюро, договариваться о похоронной церемонии. После, я отправился в кафедральный собор к его Преподобию: не знаю, насколько близко Мартин Монтейт дружил с дедом, но не поставить декана Уолсингемского собора в известность — верх неприличия.

Совершеннолетие в Соединенном Королевстве наступало с шестнадцати лет. Паспорт выдавали для зарубежных поездок, но его никто не стремился получить. Не развит внешний туризм. В своей стране британцы не обязаны иметь с собой удостоверение. Для сделок или обращения достаточно хоть выписки банковского счета, хоть документа избирателя.

Мой ай-ди выглядел простой картонкой-прямоугольником: с указанием имени-фамилии и адреса регистрации, черно-белой фотографией. Другая сторона его была полностью черной. Конечно, никто его и не просил показать. Такое только продавцы алкоголя спрашивают, если покупатель сильно молодо выглядит.

Традиционное британское свободолюбие позволяет легко разобраться с бумажными формальностями. Но всё равно, забирать гимназический переводной лист пришлось около двух часов дня. Как раз к перемене между пятым и шестым уроком. Привратник Джонс завидев меня знатно растерялся. Никто не осмеливался опаздывать на пять уроков с утра. Смятения ему добавила черная траурная карточка, поданная с приличествующими случаю скорбными выражениями.

— Как же так? — горько сказал он, разглядев имя деда на карточке. — Такой был крепкий джентльмен.

Что на такое ответить? Неизвестные враги, не сумев одолеть в бою, забрали ветерана ножом клеветы в спину?