Здесь вам не равнина.. (СИ) - Тыналин Алим

Они зашли за вторую ширму и вышли, готовые к любым неожиданностям. Тимофеев сжал кулаки и приготовился дать отпор.

Но вместо новых издевательств их встретили дружелюбно. К ним подбежали милые девушки в купальниках, вручили букеты из полевых цветов. Потом подошел Крылов, пожал руку, сначала Тимофееву, потом Кате.

— Поздравляю, вы теперь альпинисты!

— Спасибо! — улыбнулся Тимофеев. — Я давно хотел сказать, что горы — это…

Ему за шиворот вылили кувшин с ледяной горной водой. Катя едва успела обернуться, как ей тоже вылили воду сзади. Ощущение такое, будто вырвали позвоночник.

Тимофеев взвыл от досады.

— Что же вы делаете, ироды!

Но девушки уже ласково подталкивали дальше, за третью ширму.

— Идите, ваши испытания еще не закончились.

Едва они прошли третью ширму, как перед ними снова возникли крепкие парни-индейцы.

— А ну-ка, идите сюда, мы вас пропечатаем! — закричал один.

Двое схватили Катю, еще двое — Тимофеева. Потащили к высокому разряднику и тот от души влепил им чем-то по лбам.

Когда отпустили, Катя пощупала лоб. Что это такое? Глянула на Тимофеева и увидела, что это какая-то надпись. Схватила друга за руку.

— Ну-ка, погоди.

На лбу у парня была пробита надпись «Годен». Катя ощутила слабый запах зеленки. Вот зараза, теперь долго смывать придется.

— Эй, они тебе надпись «Годен» поставили! — закричал Тимофеев и пощупал лоб. — Мне тоже, что ли? Это что, зеленка? Да я вас после этого!..

Но разрядник указал за ширму.

— Идите дальше. Ваши испытания почти закончились.

Ворчать под нос, Тимофеев пошел дальше, ведя Катю за собой.

Они вышли на площадку, где обычно зажигали лагерные костры. Огонь горел и сейчас, а перед ним стоял высокий мужчина в маске, похожий на вождя краснокожих. Увешан ледорубами, карабинами и крючьями, обмотан веревками.

Катя решила, что он олицетворяет дух гор и узнала в нем Гущева. Рядом стояли крепкие парни и еще девушки в купальниках. Впрочем, большинство были одеты снизу в спортивные штаны.

Перед этим идолом стояли на одном колене другие новички, уже прошедшие первую часть ритуала.

— Встаньте на одно колено перед духом гор! — провозгласил один из парней и Катя узнала голос Чижова.

В этот раз Тимофеев не стал сопротивляться. Они опустились на одно колено и ждали, пока площадка не заполнится остальными новичками, вышедшими из-за ширм. Мокрыми и с печатями на лицах.

Гущев зачитал «Клятву альпиниста», основное содержание которой сводилось к тому, что новички должны уважать горы и людей, которые любят вершины. Все новички, стоящие на колене, после каждого пункта громко говорили:

— Клянусь!

Когда бог гор закончил читать клятву, все разрядники улюлюкали и кричали.

— А теперь — шампанское! — провозгласил бог гор.

Катя вовсе не хотела пить и оглянулась, стараясь поесть, откуда принесут шампанское. Но вместо этого парни и девушки разрядники схватили припрятанные ведра с водой и окатили новичков.

— Встаньте и получите значки! — закричал Гущев. — Теперь вы — альпинисты. Больше никто вас не обидит!

Когда радостная Катя взяла значок альпиниста и пошла к своему домику, чтобы переодеться, то встретила на пути незнакомую женщину.

— Послушайте, вы не скажете, где я могу найти Сохатого Ивана? — спросила женщина. — Дело в том, что я его мама.

Глава 19. Новая гора

Когда я пришел в лагерь Ошхамахо, наступил вечер. Моя палатка показалась среди кустов, забытая и заброшенная. Но мне на все было плевать.

Один из самых лучших моментов в походе — это когда ты, наконец, возвращаешься из него. Ты можешь прийти в свою палатку или дом, или номер в отеле, никого не боясь, не опасаясь, что тебя может унести лавина или ты можешь сорваться со скалы и свалиться в бездонную пропасть. Главное, что сейчас ты можешь завалиться на диван, рухнуть на пол, в любое другое место, где можно лежать, скинуть сапоги или ботинки и швырнуть в угол тяжеленный рюкзак, от которого на твоих плечах уже натерты жуткие ссадины, как у ломовой лошади.

Ты можешь сказать «Уф!» и напиться чая, компота, сока или любого другого напитка. Ты можешь спать, сколько угодно, не опасаясь, что тебя разбудит вой ветра или злющая метель.

Но в этот раз все получилось по-другому. Палатка мирно дремала среди кустов. Никто ее не трогал.

Впрочем, я и не опасался. Знал, что сейчас преступность на низком уровне. В городе, уходя, можно оставить ключ от квартиры под ковриком. И никто не тронет.

Поэтому я ожидал, что шатер будет пустой. И закрытый. Как я его оставил. И я смогу попить воды из ручья, перекусить, чем бог послал и спать.

Спать мертвым сном. Спать беспробудно. Не просыпаться, даже если пушки будут палить над ухом. Даже если меня будут резать на…

Стоп. А почему шатер открыт нараспашку? Кто это там внутри засел? Ну вот. Не успел уйти, как здесь уже поселился кто-то чужой.

Настроение у меня сейчас не ахти какое. Даже наоборот. Я устал и очень зол. Если кто-то внаглую забрался в мою палатку, он сейчас пожалеет об этом. Горько пожалеет.

Я откинул полог. Ворвался в шатер, кипя от бешенства. И остановился в недоумении.

На моем спальнике не было никаких толстых туристов, как я думал. А вот за рабочим столом, рядом с верстаком, сидела женщина. Лет тридцать-сорок, не разобрать в полумраке. Смутно знакомая.

Увидев меня, она вскочила и бросилась ко мне на шею. С воплем:

— Ванечка мой!

Обняла, поцеловала в щеки и в лоб. Уткнулась в волосы.

— Миленький ты мой, сыночек! Жив! Наконец-то вернулся! Я так ждала!

Эге, вон оно что. Теперь я вспомнил. Это же моя мать. Вернее, мать парнишки, в чье тело я угодил.

Пока она билась в радостной истерике, я украдкой осмотрел ее. И одновременно думал, как быть дальше.

Высокая, статная женщина. Начала полнеть с возрастом. Лицо округлое, симпатичное. Шатенка. Хм, пожалуй, мои пухлые губы и большие глаза получены от нее.

Что касается дальнейших действий. А что мне остается? Только играть роль любящего сына. Больше ничего. Да, будет неловко, но что поделать.

— Миленький ты мой, Ванечка! — всхлипывала женщина. — Я уж думала все, потеряла тебя! Ни весточки от тебя, ни письма. Ни звонка. Уехал в горы и пропал с концами.

Бедняжка. Исстрадалась вся. Надо бы приободрить. Я похлопал мать по спине.

— Ну, с чего ты это взяла? Со мной все в порядке. Просто сходил в горы.

Всхлипнув, мать указала в сторону лагеря.

— Да вот он, этот ваш Гущев сказал. Контрольный срок, говорит, три дня. После этого в горах ждать кого-то бесполезно. А ты уже неделю как ушел.

Вот скотина этот Гущев. Убить его мало. Это уже переходит все границы.

Разборки со мной я бы ему спустил. Но зачем обижать женщину? Мою мать? Которая вообще не при делах. Не в курсе, что тут да как, в горах.

— Он напутал, — сказал я успокаивающе. — Все в порядке… Мама.

Мать отстранилась от меня. Вгляделась в лицо.

— Исхудал-то как, Ванечка! Кожа да кости. Скелет ходячий. Разве же можно так? Вас что там, в горах, не кормят, что ли? Ах, у меня же там гостинцы из дома!

Слезы высохли. Теперь началась кипучая деятельность. Женщина отскочила к столу, достала сумки, принялась вытаскивать из них свертки и пакеты. Сухофрукты, сушки, баранки, палка колбасы.

Ммм, какая вкуснятина. Против воли мой рот наполнится слюной. Я уже две недели на консервах. Забыл, что такое нормальная пища. А о настоящем мясе и не мечтал.

Но идти сейчас в лагерь не вариант. Я слишком устал. Все, что мне надо, это поужинать и рухнуть в постель.

— Ну, давай, рассказывай, — мать быстро постелила газетку на стол, накрыла всякие вкусняшки. — Где ты пропадал? Я тут с одной девушкой познакомилась. Такая хорошая. Катя зовут. Она мне все про тебя рассказала. Какой ты стал сейчас спортсмен. Как ты помогаешь другим, какие механизмы изобрел.

Я не заставил упрашивать себя дважды. Уселся за стол. Принялся за еду так, что за ушами трещало. Одновременно рассказал, что делал эти дни. Начиная с того дня, как прибыл в лагерь.