Дмитрий Щёкин - Страна городов
Пока мы таким образом общались, к нашим друзьям подкрался «культур шок номер два», если считать первым — знакомство с иглами и зеркалами, то мужиков повергло в очередной ступор знакомство с нашим оружием и инструментами. Лезвия копий и ножей для лучшей сохранности в пути были помещены в ножны и чехлы, луки размещались в тулах. Когда сын вождя, тот самый помощник, взятый в свой первый торговый поход, гордо продемонстрировал Степину, как он своим каменным ножом отрезает ствол прямой рябинки, видимо на древко для копья, аккуратно надрезая по кругу, тот, пожав плечами, достал из ножен кхукри, несильным с виду ударом перерубил стволик. Несколькими точными движениями Сережа освободил ствол от ветвей, и выжидающе поводил лезвием по тонкой вершинке, дескать, где конец делать будем? Получив указание, он опять же одним ударом срезал в нужном месте вершину и протянул полученное для дальнейшей обработки. Парень ухватил полученную заготовку ратовища[14], дунул к отцу.
— Мдя. Теперь точно его назовут как-нибудь типа: «Обалделый Олень», или «Опупевший бизон»… раздумчиво протянул Степин.
Наша неспешная беседа с участием подтанцовки в лице Елены прервалась бурным прибытием к Мудрому Кремню сына. К сыну прилагались — обалдевшая физиономия — одна штука, заготовка для древка из рябины — один экземпляр. Бурно жестикулируя и показывая на Сергея, малый в нескольких движениях поведал о чудо-орудии на поясе нашего пацана. Виновник обсуждения спокойно стоял стороной, почесывая покусанную комарами шею. Вождь остановил отпрыска, и разразился бурной речью, смысл которой был в том, что главного, де мы ему не показали, и он готов обменять еще десяток девок на один нож, если, конечно тот не в единственном экземпляре… И прямо сейчас он пошлет человека догнать ушедших за учениками. Я понял, что ни ножей, ни копий с подобными наконечниками в регионе еще не видели — эпоха меди еще не дошла на эту часть территории Урала. Правда, время показало, что это не совсем так, но вина в том была не наших знакомых и их соседей. Поэтому предложил вождю отправить с нами на учебу его сына — этого нервного молодого человека, за которого мы оставим в залог и такой же нож, и даже — еще вот какое сокровище.
— Смотри, — я расчехлил свою пальму, и несколькими движениями снес пару верхушек кустов, потом снял с древка лезвие пальмы, и то же действие повторил, пользуясь орудием как мачете. — Опять же, сын будет старшим над своими соплеменниками, и научится управлять людьми, совсем как Мудрый Кремень! Мы научим его и делать такие же предметы для племени. Вождь боролся с противоречивыми чувствами — с одной стороны стать владельцем невиданного сокровища, с другой — расстаться с отпрыском, может быть навсегда — кто их знает, этих пришельцев? С другой стороны — если пришельцы не обманут, то через три зимы его сын, вооруженный этими орудиями, сможет поднять могущество племени на небывалую высоту, и ему будет кому передать бремя власти… А если нет… он еще молод, и у него успеет появится не один наследник. Вождь пообещал поразмыслить до прихода посланцев, но было видно, что и на эту сделку он внутренне готов.
С вождем было, несмотря на языковой барьер, тающий с каждым часом общения, разговаривать просто. Как любой дельный руководитель, Кремень думал не только о дне сегодняшнем, не только о личном благе, хотя и его не упускал из виду, но и о благе тех, кто доверился ему, и искал выгоду для племени там, где возможно. Причем по своему, он был благородным человеком. Можно привести кучу примеров, как не только люди, но и государства грядущих времен, увидев у соседа то, что им понравилось, в первую очередь, пытались это отобрать, и только потом, крепко получив по сопатке, задумывались о конструктивном диалоге и торговом обмене. Вождь был, повторю, благороден в отличие от таких потомков — он понимал, что владеющий тайной изготовления этой вещи, может ее изготовить еще не раз. А раз так — есть возможность понравившееся обменять на то, что ты можешь делать лучше, или сделать, допустим, часть работы, которая необходима владельцу вещи. Важным результатом было то, что племя знало начатки земледелия и выращивало ячмень и окультуренную рожь. Семена ржи и ячменя люди высаживали в пойме реки — притока Урала, в землю после спада воды, в ямки, сделанные палкой-копалкой. Урожай потом собирали вручную, срезая колосья, вручную же провеивали и растирали в примитивных каменных терках. Терки для зерна, ступки хорошего качества и каменные песты умельцы племени делали сами, и наравне с оружием они были хорошим средством обмена с соседями.
Из муки готовили пресные лепешки. Небольшие запасы муки и зерна Кремень согласился обменять на горшки по объему, сколько войдет, и довольно заулыбался в предвкушении очередной доходной сделки.
Прибытие другого племени — охотников на мамонтов ожидалось со дня на день. Это племя не отличалось особой толерантностью и соблюдением общечеловеческих принципов общения. У них как раз в первую очередь на повестке дня стояло — вначале попробовать контрагента «на зуб», а потом уже искать пути взаимовыгодного обмена. От людей Кремня они уже получали по шее, но кто знает, с какими силами придут сегодня, и какое у них будет настроение… Поэтому Кремень предложил заключить союз на время торговли и выступать единым фронтом, как в случае торговли, так и нападения, возможного со стороны охотников. Я согласился.
Я спросил, разумеется Кремня, стоят ли такие торговые отношения того, что бы их вообще поддерживать, на что тот ответил уклончиво — мол, в жизни не так уж много развлечений, стит пользоваться каждым шансом развеяться… Ню-ню.
Охотники прибыли на следующий день. Вначале на галечник выскочило с воинственными воплями два десятка полуголых индивидуумов, до глаз заросших буйным волосом, с копьями и копьеметалками в руках. Впереди бесновался с солидных размеров мэн с дрыном в полтора его роста. Люди мамонта были приземистей, но шире в кости. И тем не менее, это были те же кроманьонцы, с европеоидными чертами лица. Если племя Кремня не отпускало бород непомерной длинны, обрезая излишки, то «мамонтятники» свои холили и лелеяли, украшая косицами, вплетая цветные камешки и перья, закрепляя полученную красоту глиной и салом. Прически на головах охотников тоже присутствовали, так же закрепленные салом, а может и прутьями даже, они изображали рога и гребни. На лицах, и без того не блещущих красотой, и чистотой, синей глиной были нарисованы клыки мамонта, по всей видимости, — закрученные вверх полосы от ушей. Ожерелья зубов на груди показывали достижения каждого из приплясывающих на пляже «очаровашек». Вождь буркнул что то наподобие — ну вот, опять драться, и скинув безрукавку, покрепче стиснул копье. Как только он собрался шагнуть за край щитов, предусмотрительно выстроенный нами, его остановил Антон Ким.
— Дмитрий Сергеевич! А можно я этому троглодиту, гному-переростку табло начищу? Спросите у вождя, так можно?
— Антон, что за тон? Возмутился я.
— А что, каменный же век, бескультурие полное, сами понимаете — с троглодитами жить — по троглодитьи выть. Ну спросите же, страсть как хочется силой померяться!
— Ладно. Иди — Илья Муромец русско-корейского производства!
Я быстренько уточнил у Кремня, есть ли какие препятствия в подобной замене, или принципиально сражаются только вожди? Кремень ответил, что нет таких обязательств, но в успех молодого человека он не верит, вот если бы вышел я, как самый здоровый по виду, то он бы не возражал, а так — во избежание, так сказать, напряга в торговых делах, пойдет он.
— Ага, станет еще наш учитель на каждого балбеса размениваться! Много чести! Врежь ему, Антошка, а не то я сама пойду ему накостыляю — завизжала Ирка.
Пока Кремень озирался, пытался понять, что за разговор у нас происходит, Антон изящным сальто перемахнул через щиты, и оказался — боже ж мой! С тем самым ратовищем без наконечника в руках, которое намедни сделал сыну вождя Сергей Степин. Не останавливая движения, плавно отвел летящий к нему кремневый наконечник копья, и на противоходе врезал комлем по «хозяйству» оппонента. Когда тот ожидаемо согнулся, Ким добавил уже рукой в район почек. Иппон. Чистая победа. Лежа на галечнике, гражданин первобытного общества держался руками за поврежденное хозяйство, открывал и закрывал рот, но стойко удерживал крик внутри — охотнику не положено. Он, бедолага, видать рассчитывал на долгие пляски с бубном, но сам же в бубен получил без лишних экивоков, и лишнего членовредительства — разве что самое дорогое слегка пострадало. Поединщика отволокли соплеменники в задний ряд, и вперед вышли, то же без лишних слов женщины, которые разложили на гальку шкуры бизонов — целиком, мамонта — большими кусками. Шкуры были как с волосами, так и без, начисто выскобленные и продублённые. Кремень обменял десяток наконечников для копий и каменные ножи, исполненные вместе с рукояткой из камня целиком, каменные топоры с отверстием для топорища, костяные иглы. В обменный фонд со своей стороны я предоставил выменянные мной у Кремня кремневые ножи и наконечники, оставив пару для образца, и пяток глиняных кувшинов большого размера. Кремень ревниво смотрел за мной, но убедившись, что ни волшебных зеркал, ни иголок, а тем паче — ножей я к обмену не предлагаю, успокоился и вздохнул с видимым облегчением. Наши сокровища на виду не находились. Ножи лежали в ножнах на поясах, лезвия пальм — закрыты чехлами. На взгляд и не определишь — что там, драгоценная медь, или обычная кость с камнем — ножны оружия «мамонтовых» были отделаны нисколько не хуже, но содержали в себе лишь камень и кость.
