Николай Берг - Лёха
Боец Семенов
Положение было куда хуже архиерейского. То есть какое может быть положение у архиерея, боец не знал, но часто слышанная в детстве поговорка была привычной. Паскудное было положение, чего уж там. Больше всего тревожило то, что германцы дело свое знали четко, конвой службу нес умело и старательно. Колонну военнопленных пасли так, что удрать пока возможности не было никакой, тем более если бежать втроем-вчетвером. Трое конвоиров были на лошадях и всякий раз, когда колонна шаркала мимо более-менее удобного для побега места, это место сразу же перекрывалось этими всадниками, будь они неладны. Семенов лихорадочно прикидывал один вариант за другим – и все они совершенно не годились. Немцы были бдительны и караульную службу исполняли без поблажек.
Общая картинка складывалась очень неприятной, в этом боец был полностью согласен с Жанаевым: не нужны они немцам живыми. Не плен это, а балаган смертный, особенно жуткий своей спокойной механичностью. Глупый потомок с горечью заявил, что, дескать, гонят их как скотину, но это только потому ляпнул, что никогда сам скотину не гонял и не представлял, какое это тонкое дело – гнать скотину так, чтобы она не покалечилась, не переутомилась, не голодала и не страдала от жажды, чтобы после перегона не заболела и не сдохла. Так гнать, как их гонят, можно только для того, чтобы постепенно ослабить, заморить и потом чтоб перемерли. Чтобы за три дня пленных не напоить и не накормить – такого в пунктуальном немецком порядке быть не могло. Предусмотрительные люди так не сделают. Значит, что? Значит, у них приказ – пленных не кормить, потому как немцы все по приказу делают. Ну вообще разумно: еще день-два – и, как сказал Жанаев, бежать уже сил не будет. В это как-то не верилось – ну не могут же нормальные люди так поступать с другими людьми! И умирать, тем более так по-дурацки, – жутко не хотелось.
Хотя… с одной стороны, на политзанятиях много раз говорили, что капитализм бесчеловечен, с другой – совсем недавно лектор из штадива долго разглагольствовал про то, что немецкие рабочие и крестьяне оченно страдают под страшным гнетом своих капиталистов и только и ждут, чтобы обратить штыки на своих угнетателей. Что-то не видно такого было: те же фрицы, что чинили автомобиль и чистили пулемет в деревне, были совсем не барчукового вида, сразу понятно, что работяги, привычны к железу. Да и конвоир, который как раз шел неподалеку, явно был не буржуй – крепко сбитый, прочно стоявший на ногах, и ручонки у него, как разглядел Семенов, с такими же мозолями, что были на лапах у самого Семенова или Жанаева, да и покойного Петрова. Странно все это – тот же курчавый брюнетистый лектор из политотдела штадива очень профилем был похож на жидов с немецких листовок, а толковал о братстве с немецкими трудящимися. Но на немецких листовках – на всех – писалось черным по белому, что, дескать, весь этот поход – только для того, чтобы таких лекторов замогилить, очистить от них Россию, и всем наступит счастье даром. В общем, все это непонятно, понятно одно – кормить или не будут вовсе, или очень мало, с водой ровно так же, а вот гнать маршем будут всерьез, до изнурения. Значит, еще день-два – и будешь тащиться с потухшими глазами, пока не загнешься.
Разбитый танк, названный в честь антилопы какой-то – видно, коровы африканской, как подумал постеснявшийся расспрашивать Семенов, тоже никакой радости не доставил, так, мелкое злорадство разве, что еще добавилось германцам хлама на дороге. Заботясь о моральном состоянии своих, Семенов, естественно, не стал распространяться о том, что, может, и валяются оба танкиста в леске. Жанаев бы, пожалуй, понял все нормально, а вот в том, что потомок не скиснет, уверенности никакой не было. Потому и не стал толковать боец про то, что к «дегтяреву» полагался ЗИП[48] со сменным стволом, и поменять в принципе ствол можно, и если бы этим стали заниматься Логинов со Спесивцевым, то вполне могли и не успеть удрать. Правда, самому Семенову как-то ни разу ствол менять не пришлось, но в ЗИПе ствол был. И в наставлении по стрелковому делу на ДП, каковой Семенов учил-читал, про смену ствола было. Но это все в теории, как говаривал взводный. Не меняли его практически в боевой обстановке, надобности не было. Меняют ствол при повреждении или по износу и по перегреву. А до этого у пулеметного расчета Семенова дело не дошло. Его пулемет искалечило близким взрывом, а второй номер с ЗИПом остался в соседней ячейке навсегда. Так то, по уму если, запасной ствол – вещь в хозяйстве не лишняя. При грамотном подходе он позволяет починить пулемет после попадания в ствол, например, что и в танке может случиться, – от любого рикошета по торчащему из брони стволу. «При варианте применения его в доте, там он прям как по заказу – вещь архинужная», – вспомнил слова взводного боец. Но дот – это дело неизвестное, а вот в танке, даже таком несерьезном, как этот плавающий, в укладке внутри есть запасной ствол. В зажимах на стенке боевого отделения. Там и пружины и всякая мелочь, упоры боевые, прицел и мушка, и, кстати, сошки для применения в пехоте тоже должны быть. Менять его хлопотно, но тем не менее опытный пулеметчик может поменять стволы, хотя и не быстро. В отличие от ДП там не фиксатор, а винт. Возни, значит, больше. И нервы нужны как канаты пеньковые. Ствол ДТ чуть толще и тяжелее и к перегреву устойчивее. Потому менять все же сложно. Пулемет снимать надо и внутри менять. Сидя в танке, который на такой момент безоружен. Так что если танкистам жизнь стала не дорога – то могли заменить ствол на холодный. И удлинить возможное время интенсивной стрельбы еще на один ствол. Остальное в пулемете не так сильно перегревается.
Конвоир внимательно осмотрел колонну и переместился к жидким кустикам на обочине. Тут совсем надо было быть дураком, чтобы убегать: за кустиками – ровное поле, но какой-то белобрысый мальчишка решился и рванул, как на дивизионных состязаниях; Семенов только вздохнул огорченно. Мальчишка бежал, даже не виляя, потому конвоир попал ему в спину вторым выстрелом. Пленный выгнулся, как в кривом зеркале, потом словно стал поворачиваться лицом к колонне и свалился пыльным комочком. Один из верховых не торопясь подъехал к телу и добил парой коротких очередей. Конвоир презрительно сплюнул, закинул винтовку на плечо, постоял у кустов, но больше никто не попытался так глупо бежать.
Семенов вернулся к своим думкам. Отогнал вертевшееся в голове неприятное понимание того, что фронт и так черт-те куда ушел, так сейчас они еще и сами от фронта все дальше уходят, – не надо было об этом пока думать, расстраиваться. Лучше что-то не такое грустное. Как бы он поступил сам? Выскочил бы из танка с перегретым пулеметом? Ствол бы заменил, перед тем как из танка бежать, чтобы отходить не безоружным? Или все же спрятал ЗИП в лесу? И как поступили танкисты? Наверное, прихватили бы запасной. Потому как все же не совсем безоружные, на пару-тройку очередей хватит даже перегретого ствола. А потом – сменить. Хотя скорее лупили, пока плеваться не стал, и с запасным побежали – в упор и плевалка сойдет, а потом можно испоганенный ствол просто выкинуть. Тут вопрос – насколько была внезапна встреча и насколько подготовлен был драп-комплект. Вроде место для засады выбрано с умом, цель тоже вполне достойная, значит, не с бухты-барахты действовали. В данном случае разумнее запасной ствол припрятать на опушке, вместе с другими «резервами». Менять непосредственно в танке – железные нервы нужно иметь. Не могли они всех обозников сразу перестрелять, а так германцы борзые и нахрапистые – как убедился уже Семенов. Очухались бы и полезли по обочинам с гранатами. Попробуй отбейся со слепого танка, да еще и угол стрельбы для пулемета ограниченный. Нет, все-таки – скорее отошли. Из пулемета перегретого даже с сотни метров дать жару врагам вполне можно. И похрену, что не попадешь – того и не надо. Главное – никто не пожелает выяснять, попадешь или нет. Огнем прижал – и отходи. А в упор на пистолетной дистанции можно и попасть и убить точно так же, как и из неперегретого. Оно, конечно, в мирное время такое бы запретили командиры. Но сейчас уже не так все. Ствол, если из перегретого много плевались, – на выброс, конечно. И износ у перегретого просто дикий, и повести может легко, но тут как раз запасной выручит, главное – ноги унести живыми. А убить вполне убьет. И на подавление работать – вполне. Когда по тебе сыплют – поди пойми, перегрет или нет. Хотя вроде говорил инструктор, что «чуфыкать» пулемет начинает – звук выстрела меняется. Но для этого не обозником надо быть, чтоб расслышать такие тонкости.
Семенов перевел дух. Он наврал доверчивому Лехе, что идти проще, если по сторонам смотришь и думаешь. На длинном марше идти проще тупо и ни о чем не думая вообще. Не думать ни о чем – не так просто, для этого надо повторять какую-нибудь чушь – стишок, пару строк песни, просто фразу тупую. Но естественно, что внимание в таком виде – на ноль. И когда в РККА были утомительные марши, сам Семенов шел и мысленно повторял кусочек детской считалки:
