Евгений Красницкий - Отрок. Внук сотника.
— Юля?
— Да, тело ему уже не подчинялось.
— Какие молитвы он читал, помнишь?
— Не слышно было, но, по-моему, "Символ Веры".
— Какие там слова?
— "Верую въ единого Бога Отца, Вседръжителя, Творца небу и земли и видимыимъ и невидимыимъ.
И въ единого Господа Иисуса Христа, Сына Божиа, Единочадааго, от Бога истинна, рождена, а не сътворена, единосущна Отцу, Имже вся быша".
— Хватит! Мама, не чувствует он ничего, для него это только слова, а поп этим спасался. Наверно, дело не в словах а в вере.
— А я тебе что говорю все время? Дураки заклинания заучивают, и ничего не выходит, потому, что дело не в словах! Надо всего себя в нужное состояние привести, хотя бы, как этот поп. Для него каждое слово — не только звук, но и образ, чувство, ощущение. Он весь меняется, когда свои заклинания произносит, другим становится: сильнее, умнее, прозорливее. Ему такое открывается, о чем в другое время он и помыслить не мог, и в себе открывается, и в окружающем мире.
А так, вон Минька: пробубнил по заученному и ни уму, ни сердцу. Надумал бы спасаться такой молитвой и не вышло б ничего. Потому тебе и говорю все время: наговор лечебный, сам по себе, ничего не лечит. Надо, чтобы больной в него поверил всем своим существом, а для этого в наговор лекарь верить должен. И не важно, какие слова ты говоришь, лишь бы они на тебя и на больного нужное действие оказали.
Тут, конечно, все важно: и ритм, и чередование звуков, и смысл слов, тоже — не последнее дело. Только слов ведь много, можно и другие подобрать, лишь бы все остальное не разрушилось. Христиане — дураки, перевели все с чужого языка, ритм утратили, музыку стиха, игру смыслов и намеков. Только такие исступленные, как наш поп, этими молитвами и могут спасаться, а остальные — как Минька: бу-бу-бу, бу-бу-бу, и ничего.
"А она, ведь, права! Сколько переводов выдержал исходный текст? С иудейского на греческий, с греческого на русский. Или не с иудейского? Ну что за наказание: ни хрена толком не знаю! Вроде бы там еще и арамейский язык присутствовал с какого-то боку. И вообще в качестве одного из исходников Библии, кажется, назывался кодекс царя Хаммурапи. А он-то на каком языке был?
Помню, еще пацаном, в шестидесятые годы, читал статью в журнале "Советский Экран". Писалось там про эксперимент по переводу текстов кинофильмов на иностранные языки. Взяли одну фразу из Гоголя, кажется: "По утрам она ела вареные бураки и сплетничала". Перевели последовательно на десять языков, а потом обратно на русский, и получилось: "Она выкидывала из шалаша ненужные вещи, а он радостно бил в там-там".
Вот так и мы "бьем в там-там". Вчера Михаил читал семнадцатый псалом — песнь победителя. Какая там песнь — на каждой строчке спотыкаешься, а в исходнике, наверно, действительно петь можно было…".
— О чем задумался, Миня?
— А что это вы делаете?
— Потерпи, Миня, все поймешь. Юля! Отдохнула? Давай дальше. Подчинила Нинея попа, а дальше?
— А дальше я как-то у них третьим оказался и все Нинее испортил.
— Сам-то понял, как это у тебя вышло?
— Кажется, понял. Они друг друга ненавидели и презирали, а я их обоих любил, ну, так на так и вышло — все рассыпалось.
— Юля?
— Все так.
— Нет, не так! Чувства правильные, а слова нет!
— Какие слова?
— "Ненавидели и презирали". Ненавидят только того, кого боятся! А того, кого боятся, не презирают. Понятно?
— Это Нинея-то боялась? Да если б не Минька она его бы… Ой, мама, страшно-то как!
— Ну, поняла наконец?
— Это же не для лечения, это для убийства… Вот стерва, чему же она меня научила?
— Вижу, что не поняла. Это не для лечения и не для убийства. Это для полного подчинения. А с тем, кого ты под себя подмяла полностью, ты можешь делать все, что захочешь: вылечить, убить, сделать рабом, заставить других убивать — все, что захочешь!
— Мама, прости, я думала лечить… Я не знала…
— Прекрати реветь! Должна была знать! Наше ведовство от Макоши, а Нинеино — от Велеса! Чего ты тут не знала?
— Зачем она меня так? Мама, за что?
— Зачем? А сама не понимаешь? Миня, а ты?
— Может, ей помощница нужна? Внучки-то еще маленькие, а все остальные перемерли.
— Кто перемер? Одна деревня? Да Нинея в округе на семь дней пути в любой деревне любую девчонку себе забрать может! Она волхва! Она умереть не имеет права, пока смену себе не вырастит. А тут такой подарок — знахарка в шестом поколении выпестованная, с первого показа науку усваивает. Знаешь сколько нужно учиться тому, что ты с Минькой сделала? Полжизни! А к кому прибежала? К парню, который с попом дружит, а не христианин, в Светлых богов не верит, а они его любят. Да где такое еще найдешь?
— Тетя Настена, так она теперь за Юлькой охотиться станет, надо же как-то ее защитить!
— Юлька! Хватит ныть! Слышала, что Михайла Фролыч сейчас сказал?
— Да как он меня защитит?
— Ты СЛЫШАЛА, что он сказал?
— Ой, он же и вправду… Минька, ты что? Мама, а что же мне теперь?..
— А ничего. К Нинее — ни ногой, науку Нинеину забудь, а в остальном — живи, как жила. Ты сейчас редкий случай увидела: в мальчишке мужчина проклюнулся: он понял, что ему есть кого защищать. Никто его не заставлял, никто ему ничего не обещал, он сам решил, а ты это решение почувствовала.
"Вот это номер! Нинея мне совсем недавно о том же самом толковала. А ТАМ считается, что мужиком становишься, когда первый раз трахнешься. Теперь понятно, почему у рыцаря обязательно должна была быть дама сердца. Это, как бы, свидетельство зрелости и независимости — готовность сложить, если нужно, голову, защищая не свою семью или собственность (это естественно), а того, кого ты сам выбрал. Кхе, как говорит дед Корней. А что тут еще скажешь?".
— А теперь, Михайла, поговорим о том, что я сразу сказать тебе хотела. Я, правда, думала, что поп наш от Нинеи живым не вернется, но все равно, он долго не протянет.
— А помочь ему можно? Я видел, что он кровью кашляет, ты можешь с этим что-нибудь сделать?
— Чтобы больному помочь, он сам должен этого хотеть. При его болезни надо хорошо питаться и скоромной пищей не пренебрегать, жить в тепле, чистоте и покое. А ты же знаешь как он живет: постами себя изнуряет, на холодном полу часами на коленях стоит, в доме у него холодно, не прибрано, неуютно. Плоть он, видите ли, умерщвляет! Если уж создал вас Бог по образу и подобию своему, так зачем же такую хорошую работу портить? Не могу я ему помочь, и никто не может, потому, что он сам этого не хочет.
Настена произнесла последнюю фразу с ожесточением, но было видно, что злится она не на попа, а на то, что приходится произносить ненавистные для любого лекаря слова: "Ничем не могу помочь".
А теперь слушай, Михайла, что я тебе скажу! После Михаила сюда обязательно другого попа пришлют, и никто не знает, как он ко мне и Юльке отнесется. Ты, может, и не знаешь, но во многих местах знахарей и лекарей попы изгоняли, а бывало и убивали. Не своими руками, конечно, людей натравливали, но, все равно, убивали они. Если со мной что-нибудь случится…
— Тетя Настена! Да у нас…
— Не перебивай! Я сказала: ЕСЛИ со мной что-нибудь случится, позаботишься о Юльке ты. Она тебе сейчас покажет, как из нашего дома можно незаметно уйти. Уведешь ее сначала в лес, ты уже доказал, что в лесу выжить сможешь. Потом… Потом она тебе скажет, куда дальше, но на самый крайний случай или если понадобится на короткое время укрыться, отведешь к Нинее.
— Мама, ты же сама сказала…
— Знаю, но случиться может всякое, это — на самый крайний случай. Нинеи не бойся: это ты раньше ничего не знала, а теперь ей с тобой управиться трудно будет, а отказать в помощи она не посмеет. Ну а через год или два, когда ты первую кровь уронишь, она с тобой уже и не совладает, не по силам ты ей станешь.
— Значит, отец Михаил еще года два прожить может?
— Не знаю Михайла, не знаю. За ним смерть два раза в год будет приходить — весной и осенью, когда сыро. Переживет осень, переживет и зиму, если не застудится сильно. Переживет весну, переживет и лето. Все! Юля, одевайся, покажешь Михайле путь к броду.
— Подожди, тетя Настена, я еще спросить хотел.
— Ну, спрашивай.
— Почему у нас от этой болезни только старики умерли, а у Нинеи все? Она, ведь, травы тоже знает, а ничего сделать не могла.
— Как тебе сказать… Тут какой-то одной причины нет, много всякого… Перво-наперво, жили мы и они по-разному. У нас в селе жилья с земляным полом, наверно, и нет уже ни у кого, а в Нинеиной деревне?
— Почти везде — земляной, и топят по-черному, в некоторых домах даже не печи, а очаги.
— Вот: старые обычаи блюли, а на земляном полу болеют чаще, это тебе не только любой лекарь, но и просто здравый человек скажет. И пищу по-другому готовили, да и сама пища отличалась. А Нинея… Да, травы она, конечно, знает, но я вот, лекарка, больше ничем другим не занимаюсь — только лечу, а Нинея — волхва. Волхвы не только лечением, а сразу всем занимаются, бывает, что это — не всегда хорошо.
