Лед (СИ) - Панченко Андрей Алексеевич
— Арсений — Я отвел Фролова в сторону — Если я не вернусь, делай всё по плану, выход к полюсу не отменяй! Нельзя допустить, чтобы всё было зря! Я в это дело не только деньги вложил, но душу. Не подведи меня дружище, иначе я тебя с того света достану и прибью к чертям собачим!
— Может давай я пойду, а ты останешься? — Арсений выглядел потерянным, наверняка он чувствовал себя виноватым передо мной, хотя и сам не знал за что — В качестве врача возьму с собой Галицкого вместо Ричарда.
— Ты же знаешь, что идти должен именно я — Я криво усмехнулся — Если я останусь, то все газеты потом раструбят, что я, как руководитель экспедиции не принял должных мер по спасению этих царственных дебилов! Скажут, что отправил на поиски самых не подготовленных членов команды, чтобы сохранить костяк для рывка на полюс. То есть поставил свои личные амбиции выше жизни царского брата и сына, чтобы их черти на адской сковородке забывали переворачивать! Именно мне придётся своей жизнью рискнуть, сам должен понимать. Хотя зря всё это конечно мы затеяли, будь моя воля я бы никуда не пошел…
— Думаешь они погибли? — Арсений не возражал против приведенного мною довода. — Шансов по-твоему нет?
— Я не думаю, я знаю наверняка — Я кивнул головой в сторону нар, на которых лежали пострадавшие — На них посмотри, они едва дошли, и то, не факт, что живы останутся. А выжить на льду без подготовки, снаряжения и припасов практически невозможно, если ты конечно не родился инуитом типа нашего Тупуна. Ладно, пошли вместе помозгуем перед выходом, куда и как идти будем.
Я, Арсений и Паншин склонились над картой, которую расстелили на обеденном столе.
— Итак, — я нарисовал пальцем на карте схему, — четыре собачьи упряжки уходят к предполагаемому месту крушения, пока не найдут следов людей, лагеря или обломков. Каждые двадцать минут пути останавливаемся, осматриваем местность и отмечаем пройденный путь пирамидой, в которую втыкаем флажок. Если атмосферное давление упадёт ещё ниже и метель усилится, группа немедленно возвращается. Рисковать нельзя. Потерять ещё четырех человек — значит похоронить всю экспедицию. Игорь, составь примерный маршрут, подумай, где могло затереть льдами «Полярную звезду». Мы этот маршрут по морю уже проходили, у тебя должны быть все данные о течениях. Думай, на тебя вся надежда.
Я сделал паузу и посмотрел на лица своих друзей. За нашими спинами толпились остальные члены экспедиции.
— И запомните, мы идём не умирать, а вытаскивать живых. Помните об этом… — я сделал паузу, намереваясь сказать ещё чего-нибудь пафосное, поднимающее дух, но слов не находил. Нечем мне парней обнадежить! Сплюнув с досады на дощатый пол, я закончил свою речь — Всё, сборы начинаем немедленно. Через два часа поисковая группа выходит.
Сборы начались сразу же. Кто-то укладывал одеяла и меха в мешки, кто-то наполнял бидоны керосином, кто-то проверял ремни упряжек. Ветер завывал всё сильнее, хлопал дверями и вырывал из рук лёгкие вещи, словно пытаясь заранее помешать нашему выходу.
Я внимательно следил за тем, чтобы на каждые нарты легла одинаковая нагрузка. На первые погрузили палатки, запасную упряжь, парус, и деревянные шесты для флажков, которые мы готовили для выхода на полюс. На вторые — котёл, примусы, запас топлива и мешки с пеммиканом для людей. На третьи — медицинский сундук, спирт, инструменты. На четвёртые нарты пошли одеяла, меховые мешки и собачья еда, в качестве которой мы взяли с собой тюленье мясо.
— Еды мало, — недовольно заметил Паншин, закрепляя ящики на своих нартах. — На три дня, не больше.
— Этого достаточно, — отрезал я. — Наша задача — найти и вернуться, а не устраивать пикник. Главное скорость, перегружать нарты нельзя, собакам и так нелегко придаться. В крайнем случае пару дней поголодаем на обратном пути, ничего страшного.
Собаки, чуя состояние своих каюров, возбуждённо тянули поводки. Инуиты, привычно переговариваясь короткими выкриками, проверяли сбрую и лапы животных. Мороз крепчал, дыхание псов тут же превращалось в густой пар, который мгновенно замерзал инеем на шерсти.
— Нарты готовы — ко мне подошел Тупун. — Можем идти начальник.
Я оглядел людей — лица суровые, упрямые, побледневшие от мороза. Никто не улыбался, но и страха не показывал. Ричард поправил очки и одобряюще кивнул мне. Парни готовы, да и я тоже, тяни не тяни, а идти надо.
— Ну что же — сказал я, — Присядем на дорожку!
Все полярники как один уронили пятые точки на свои нарты. В приметы на полюсе верят все, и в бога тоже, даже атеисты. Если есть шанс получить хоть малейшую помощь, даже от потусторонних сил, настоящий полярник им всегда воспользуется.
— Выходим. — я встал и натянул на голову капюшон — С богом господа!
Мы опустили головы, пригнулись к земле и повели собак вперёд. Флажки на первых нартах дрожали и хлопали, и в тот момент я впервые отчётливо почувствовал: нас ждёт не просто трудный путь, а гонка со временем и самой смертью.
Первые часы пути дались тяжело. Как только мы вышли из защищённой бухты, ветер ударил с новой силой, и снег мгновенно превратился в сплошную белую стену. Горизонт исчез, линии льда и неба, и так едва различимые в темноте окончательно слились, и казалось, что мы идём не по льду, а внутри какой-то белой пустоты. Термометр, закрепленный на моих нартах показывал почти небывалые для севера минус пятьдесят три градуса…
Собаки, тянули упряжки уверенно, но слишком быстро уставали: снег был рыхлый, местами глубокий, приходилось тормозить, чтобы они не надорвались. Мы двигались короткими переходами: двадцать минут в пути — и остановка. Каждый раз на привале двое быстро складывали из снега пирамиду в человеческий рост, втыкали сверху длинный шест с флажком. Так мы оставляли за собой цепочку меток — единственную нить, способную вывести нас обратно.
Свет керосиновых ламп, как я и предполагал, был бесполезен: пламя то и дело тухло от порывов ветра, даже несмотря на защитное стекло, а если и горело, то освещало лишь снежный вихрь прямо перед лицом. Ориентироваться приходилось почти на ощупь — по компасу, по направлению ветра и редким разрывам в облаках, когда в небе показывались звезды и луна.
— Тормози! — закричал Паншин, и я увидел перед его нартами торос — нагромождение ледяных глыб, метра в три высотой. Пришлось всем вместе выпрягать собак, подтаскивать их в сторону и перетаскивать нагруженные сани через ледяные валуны. Дышали хрипло, пар клубами падал на мех и замерзал инеем. Наши бороды быстро превратились в сосульки.
Через три часа пути я понял — усталость и лютый холод начинают бить по людям. Руки сводило от мороза, дыхание стало тяжёлым, собаки покрылись ледяными панцирями, от тающего и тут же снова замерзающего на шерсти снега. Я поднял руку, останавливая изможденных спасателей.
— Привал! Осматриваемся и ставим палатку! — крикнул я. — Греемся полчаса, пьем чай и снова выходим. Нужно осмотреть собак и очистить их ото льда!
Преодолевая порывы ветра, мы быстро вбили колья в лёд, натянули брезент, и в небольшой палатке зажгли примус. Котёл быстро наполнили снегом, и в воздухе появился долгожданный запах пара и горячей воды. Пока топилась и кипятилась вода, мы занялись измученными псами. Еще через десять минут мы уже сидели в гремящем от метели и мороза хлипком укрытии и жадно пили кипяток с сухарями.
Сидя в палатке, я смотрел на усталые лица своих товарищей и думал: если нам уже так тяжело здесь, когда мы только вышли, то что же ждёт впереди?
Мы сидели плечом к плечу, слушая, как порывы ветра бьют по брезенту и стонут в растяжках палатки. Котёл тихо булькал, и каждая кружка кипятка казалась подарком, за который можно было бы душу продать.
Паншин молчал, хмуро уставившись в огонёк примуса. От его былого энтузиазма ни осталось и следа. Тупун аккуратно резал на полосы заледенелый кусок тюленей шкуры, распуская его на тонкие ремни и шепча что-то на своём языке. Может молитвы, а может и проклятия в мой адрес. Ричард по привычке делал записи в походный блокнот простым карандашом.
