Вперед в прошлое 9 (СИ) - Ратманов Денис

Донесся протяжный вздох.

— Ладно. Займу очередь с утра в среду, а ты подходи к трем дня.

— Договорились. В среду в три дня в центре, — повторил я, и мы распрощались.

И снова мне нужна мама. Как и дачу, оформим участок на меня, а мама выступит представителем. С большим удовольствием я попросил бы более адекватную бабушку, но она пожилая, с ней может случиться что угодно в любой момент, а ушлые наследники в лице тети Иры могут протянуть загребущие лапки к тому, что принадлежит мне. Отнять не отнимут, а нервы попортят. Или только родители имеют право меня представлять?

Эх, скорее бы совершеннолетие или хотя бы получение паспорта!

Положив акции в рюкзак, я вышел из дома, закрыл его, отнес бабушке ключ. Она собралась меня накормить, но было некогда, я простился с ней и поехал в центр прощаться с акциями.

Но на въезде в город меня ждал сюрприз: огромная пробка, которая не двигалась. Наверное, авария, и не могут растащить машины. Но мне проще, я на мопеде, и обочина тут широкая. Потому я неторопливо покатил вдоль фур, водители которых смотрели на меня с ненавистью и завистью. Хотелось ехать побыстрее, но встречались ямы — влетишь в такую, ногу гарантированно сломаешь, я и не спешил. Где проеду, где пешком пройду…

В голове крутились мысли о том, поскорее бы новый год — столько всего запланировано на это время! А пока барахтаюсь в болотце, и ни туда, ни оттуда…

И вдруг из-за самосвала, который я только что проехал, резко высунула морду «девятка» с грохочущей в салоне попсой. Удар по колесу мопеда. Земля рванулась навстречу, небо сместилось вбок…

«Сука, обочечник. Хана», — все, что я успел подумать, сгруппировавшись.

Удар об асфальт. Скрежет мопеда. Боль пронзила все тело, и потемнело в глазах. Поначалу я не мог понять, что болит больше: колени, бок, локти… Голову я закрыл, голова невредима.

— Ты че без шлем, да? — с кавказским акцентом прокричал тот, кто меня сбил. — Охренел, собака?

Я чуть повернул голову и открыл глаза. Возле меня сел на корточки молодой носатый армянин, злющий, как черт. Второй пнул Карпа и упер руки в боки. «Девятка» так и стояла, мордой выехав на обочину.

— Харэ симулировать, — прорычал второй. — Вставай и пошел отсюда.

Меня захлестнула злость. Адреналин заглушил боль. Ну не сволочи? Думают, что раз их больше и они взрослее, им закон не писан? От ярости перед глазами потемнело, зазвенело в ушах. Захотелось вскочить и раскурочить их «девятку». Но я подавил это желание, продолжая лежать и лихорадочно думать, как наказать этих двоих и не подставиться.

Мне помогла народная ненависть к обочечникам.

— Я все видел, падла! — крикнул красномордый дальнобойщик из кабины КАМАЗа. — Теперь не отвертишься, урод. Диарейщик, блин! Все обсираетесь, летите куда-то.

Армянин не слушал его, думая, что это просто болтовня.

Так, значит, лежу и притворяюсь тяжело раненым, сбегутся люди, и эти быковать не посмеют. Если бы ехал чуть быстрее, возможно, меня и в живых не было бы. А так…

Шлем надо купить, а то некогда, то забываю. Нельзя пренебрегать правилами безопасности!

Кстати, а не сломал ли я себе чего? Я вдохнул-выдохнул, проверяя, не поломаны ли ребра. Нет, дышать не больно. Посмотрел на руки: ладони ободраны до крови, куртка продырявлена на правом локте, джинсы на коленях испачканы кровью и грязью, но не разорваны. Боль понемногу утихала, расползалась по очагам.

— Пошел отсюда! Чего разлегся? — не унимался армянин.

— Мопед целый, — говорил второй. — Бери его и вали.

К месту моего падения стали стягиваться заскучавшие в пробке дальнобойщики.

— Совсем охренели? — возопил красномордый водитель, вылезая из кабины. — Следы заметаете? Я все видел!

Он попер на армянина-водителя, тот вскинул руки, бормоча:

— Пацан целый, да! Он сам нарушал, он без шлем, — последнее слово нарушитель произнес неразборчиво.

— Сам ты без члена! И без яиц. Петух, блин! Как вы, сука, обочечники задрали! Я бы вас на месте расстреливал!

Отойдя от шока, я сообразил, что относительно цел, если не считать разорванную куртку, расцарапанные ладони и джинсы, которые, скорее всего, не отстираются. Вспомнил, как я-взрослый ненавидел обочечников, особенно — несущихся по пыльным обочинам летом, а ты стоишь в пробке, пыль сосешь и стараешься этого козла не пустить в поток. Но он без мыла пролезает, кто-то да пропустит, отблагодарит за пыль и за то, что из-за них пробка стоит намертво.

Положив мой мопед, второй армянин преградил дорогу дальнобойщику, но тот ка-ак двинет со всей дури его в солнечное сплетение, как схватит за патлы.

— Будешь, падла, нарушать? — рыкнул он, собравшиеся водилы, а их было пятеро, зааплодировали.

Армянин вытаращил глаза и хватал воздух разинутым ртом.

— Пошел отсюда, да? — прошипел я, сел, думая, как правильнее поступить.

Если буду прикидываться травмированным, дальнобои прибьют армян. Они, конечно, заслужили, но потом ведь вызовут гаишников, и я потеряю кучу времени. Взгляд перекочевал на Карпа, и я заметил, что погнут обод переднего колеса и поцарапан бензобак. Один из зевак поднял мой мопед, попытался его катить, но колесо заклинило.

К тому моменту краснолицый отпустил жертву, и тот валялся рядом со мной.

Похожий на Леонова дальнобойщик с арматуриной шагнул вперед и заключил:

— Мопед не едет. Короче, так, черти. Выплачиваете парню ущерб и катитесь куда хотите. Если не согласны — сперва ломаем вам ноги, потом вызываем гаишников, и все равно придется платить парню.

— Сколько? — спросил водитель, скривившись.

— Сколько? — обратился ко мне «Леонов».

— Пятьдесят, — сказал я и сразу же передумал. — Нет, столько было бы, если бы вы мне не угрожали. Сто тысяч.

Водитель «девятки», воздел руки и заголосил:

— Ты обалдел? У меня нэт столько!

— Куртка — двадцать тысяч, джинсы — двадцать, ремонт мопеда… Остальное — моральный ущерб, — подвел итог я, потирая ушибленное колено. — В следующий раз побоитесь беспредельничать и угрожать.

— Они еще и угрожали? — взревел «Леонов». — Ну уроды!

Рваную куртку я носить не буду, а джинсы вряд ли отстираются. Обочечники должны ответить за свои поступки, я — тоже. Сегодня же куплю перчатки, шлем, позже — накладки на локти и колени и байкерскую косуху.

— Нет столько! — повторил пассажир, который огреб от дальнобойщика вместо водителя.

— Крутая тачка есть, денег нет, — покачал головой краснолицый, сделал шаг вперед, хищно улыбнулся и протянул руку ладонью вверх и растопырив пальцы. — И перстень есть золотой, вот им и плати.

— Ладно-ладно. Мы поищем, — забормотал пассажир. — По сусекам поскребем, может, найдем что.

Он сел в салон, засуетился там. Водитель, жалобно глядя на «Леонова», принялся шарить по карманам своей громоздкой кожаной куртки, выгребая оттуда смятые купюры. Его руки дрожали, и он ронял то рубли, то мелкие доллары.

Пассажир вылез из «девятки», забрал у него деньги, пересчитал, зыркая на меня недобро. Все это время «Леонов» ему рассказывал, как ему до́роги обочечники, и на чем он их вертел. Учил быть вежливыми на дороге и не обижать слабых.

— Сорок четыре тысячи и тридцать два доллара, — отчитался пассажир, сделал жалобное лицо.

— Нэт больше. Прости засранцев, да? — заблеял водила, подходя к приятелю и готовясь держать оборону.

Дальнобойщики начали брать их в кольцо.

— Домкрат эст! — воскликнул водитель. — Хороший! Насос есть, аптечка. Все бери!

«Леонов», которого дальнобойщики признали лидером, скосил на меня глаза.

— Ну?

Я молчал. Армяне тряслись, ожидая расправы. Дальнобойщики сжимали кольцо.

— Как мне домой попасть? — спросил я. — Пешком далеко, нога болит. Мопед не едет.

— Довезу тебя до остановки, — сказал Леонов. — Деньги берешь?

— И домкрат.

Я протянул руку и забрал пресс из мятых купюр, пересчитал, мысленно усмехаясь, что мироздание позаботилось обо мне таким экстравагантным способом, подкинуло недостающую сумму. Армяне положили домкрат в авоську и отдали мне.