Игрок 2 (СИ) - Риддер Аристарх

Но в результате всё равно: вот оно дежавю во всей своей ублюдочной красе.

Табуретка к которой меня примотали? Есть.

Кляп во рту? Имеется.

Пара амбалов самого криминального мира надо мной? Тоже в наличии.

Вся разница в том, что в моём прошлом амбалы были самой что ни на есть славянской наружности, а эти дети гор. Но в моём положении это сущий пустяк.

Тут поневоле задумаешься о высоких материях. О судьбе и неисповедимых путях господних. Как там ещё говорят? Кому суждено быть повешенным, тот не утонет? По-моему так.

Вот только времени думать о всякой мистики у меня нет совершенно.

Жорж вынимает у меня изо рта кляп и спрашивает.

— Где мои деньги, гнида? Ты выиграл у Ирины целое состояние. Деньги, драгоценности, валюта. Где они? Мы обшарили всю твою каюту и нашли только это.

Мне под ноги летит мой же чемодан с деньгами. Жорж какое-то даже исступлённо пинает его и склонившись к моему лицу буквально орёт. И орёт так, что слюни летят.

— Здесь даже не четверть из того, что ты выиграл, ублюдок! Где остальное? Отвечай или я тебе прямо сейчас яйца отрежу!

Угроза, конечно, серьёзная, нечего сказать. Не знаю, правда, насколько она реальна. Всё-таки одно дело сказать, а другое дело сделать. Хотя, может быть, он неточно выражается, и для такой работы у Жоржа есть специально обученные люди? Я ничего не удивлюсь.

— Слюни подотри, смотреть противно, — отвечаю я Жоржу, а потом говорю, — подумай сам, придурок, — оскорблять его сейчас это, конечно, не лучшая идея, но наглость второе счастье и мне нужно что есть силы блефовать, — подумай и вспомни, как дело было.

Он явно не это ожидал услышать, и его реакция на «придурка» вполне ожидаема.

Жорж, что есть силы, бьёт меня, целясь в солнечное сплетение. Ну не сука? Больно.

Хотя нет. В принципе терпимо. Удар у него не поставлен. Бить он не умеет. Потом он правда решает предоставить дело специалистам и уступает место одному из своих подручных амбалов.

Тот подходит. Разминает пальцы… а потом достаёт кастет. Твою мать! Это очень плохо. Но нет, пронесло. Кастет отправляется обратно в карман, и амбал бьёт меня голым кулаком.

И вот у него с техникой всё в порядке. Меня буквально отбрасывает назад после его удара. Хорошо хоть падая я не впечатался ни во что затылком.

— Ну что, урод, и кто тут придурок? — спрашивает меня Жорж.

— По-прежнему ты, конечно. Вернее, даже не придурок. Ты просто идиот, клинический. Тебе лечиться надо. Хотя от идиотизма вроде не лечат.

Амбал снова бьёт меня, и я снова лечу вместе с табуреткой на пол. Снова меня возвращают в первоначальное положение, и Жорж продолжает.

— Ещё раз рот раскроешь не по делу, и следующий удар будет по яйцам. Где мои деньги?

— А ты подумай, Жорж. Подумай. И вспомни, как я обыграл твою Ирину. Тут её нет, кстати? — кручу головой как бы в поисках.

— Мужские дела для мужчин, — высокопарно отвечает мне грузин.

— Вот как? А когда она выигрывала драгоценности у сотрудника французского посольства это, значит, были женские дела? — Мой вопрос явно застал его врасплох и на меня уставились два глаза навыкате.

Есть контакт. Надо добивать.

— ЧТо ты на меня уставился? Да, я знаю, что тот француз, дипломат. И знаю, что помимо тебя у Белогорской есть ещё и крыша в КГБ. Кто её куратор я тебе конечно не скажу. Но задам тебе вопрос. Вспомни, как дело было. Я, перед тем как Ирина стала играть с итальянцем по большим ставкам, отлучился. Так?

— Так, — зачарованно отвечает мне Жорж.

— И вернулся я с сумкой, в которой было сто кусков. Так?

— Так, — давай-давай, поддакивай мне.

— Итак. С карточным шулером работающим под прикрытием КГБ садится играть ещё один шулер. У которого совершенно случайно находятся аж сто тысяч рублей. Вот так вот, они у меня в багаже лежали, ага. И этот шулер, то есть я, знает о том что его оппонент только что обыграл в покер французского дипломата и знает что сделал он это с молчаливого согласия ребят из КГБ. Так?

— Так.

— И у меня снова к тебе вопрос, Жорж. Кто ты если не придурок? Мне деньги для игры с твоей Ириной передал товарищ с точно такой же причёской как у её куратора. Ботинки и костюм у него тоже точно такой же. И ты понимаешь, что с тобой сделают уже мои кураторы? Или тебе надо во всех подробностях рассказать, что они тебе сначала отрежут, а что потом?

Ай да я! Ай да Фёдор Михалыч, ай да сукин сын! На Жоржа любо дорого глядеть! Поплыл он, как есть поплыл. Его амбалов можно не считать, они сейчас мебель. В этой скрытой сумраком комнате мы вдвоём. И именно я хозяин положения. Даже несмотря на то, что всё ещё сижу на этой убогой табуретке связанной.

— Ну что, Жорж? Так и будем играть в партизана на допросе? — учитывая, что связан именно я этот вопрос звучит потрясающе убедительно в своём абсурде, — или будем разговаривать?

— Будем, — раздался откуда-то новый голос, — только не с ним, а со мной.

Глава 18

Новый участник моего дежавю невысок ростом и даже горбат. Чем-то он похож горбатого из бессмертной классики Говорухина и братьев Вайнеров. Только плечи у него куда уже и голова не седая.

Но голос, голос очень похож на тот, которым наградил своего героя, вернее, наградит, гениальный Джигарханян. Такой же глубокий, чуть надтреснутый и угрожающий. И судя по тому как дернулся Жорж и как занервничали его амбалы именно горбун тут главный и Жорж его очень сильно боится. Буквально до колик.

Да твою мать! В животе у моего грузинского пленителя предательски заурчало, а потом он издал ещё более позорный звук.

— Жоржик, — хоть это и опасно, но я не мог проигнорировать такое поведение Жоржа, — ты чего? Держи себя в руках и даже не думай тут обделаться! Вам-то что? Взяли и вышли. А мне сиди тут потом да наслаждайся букетом ароматов твоего кишечника.

— Георгий, выйди, не позорь себя окончательно, — сказал горбатый.

Бледный как смерть Жорж бочком пробрался мимо него и выскочил за дверь, — а вам что? Особое предложение нужно? — Это уже к амбалам моего похитителя, — вон! Все вон!

Пять секунд и вот уже в комнате я наедине с горбатым. Ну и, само собой, отголосок последней трапезы Жоржа. Но горбатый с ним справился очень просто. Подошёл к дальней стене и что-то включил. Тут же откуда-то сбоку потянуло свежим воздухом. Неплохо живут грузинские урки, кондиционер у них тут.

Хотя учитывая то, какая коррупция опутывала в советские времена Закавказье и то, что производство этого буржуазного излишества налаживается на Бакинском заводе то ничего удивительного. На холмах Грузии уважаемые люди всегда умели жить.

Горбатый меж тем взял стул, поставил его передо мной спинкой вперёд и сел, облокотившись на неё.

— Значит, это у тебя деньги, которые должен мне Георгий, — сказал, именно сказал, а не спросил он, — сам отдашь или сначала на ремни тебя порезать? Смотри, москвич, если будешь кочевряжиться, то смерть тебя ждёт страшная, лютая.

— Что-то вы с Жоржем, уважаемый товарищ, плохо свои роли отрепетировали. Он был плохим полицейским, а вы, стало быть, хороший. Но что-то я не вижу этого. Всё те же угрозы. И я, пожалуй, повторю вопрос, вернее, его суть, который задал Жоржу. Вы хоть понимаете, с кем связались? Вы понимаете, что с вами будет, если со мной что-то случится?

— Да ладно тебе москвич, хватит комедию ломать. Никакой ты не КГБшник и ты не работаешь на комитет. Если бы ты работал на КГБ, то знал бы кто я такой. Все, кто работает на Чёрном море, знают, кто такой Пётр Багратион. Абсолютно все. Но не ты. Так что можешь прекращать свою бутафорию и отвечать на вопрос. Где мои деньги?

— Я так думаю, что они в сберегательной кассе, — ответил я, — ну не все, конечно, но часть точно там. Насчёт остального не уверен. Наверняка что-то вы храните у себя под кроватью, что-то в сливном бачке унитаза или, мы же в Грузии, в подвале вашего наверняка большого дома. Я буквально вижу эту картину, сырой каменный подвал, покрытые благородной плесенью бутылки вина, разлитого ещё во времена отца народов, а может быть и раньше и совершенно обычные, наши советские трёхлитровые банки. В которых закатаны материальные ценности. Драгоценности, камешки, валюта и родные советские рубли. У какого-нибудь калужского колхозника в погребе огурцы с помидорами, а у тёзки, у вас отчество случаем не Иванович, золото. Думаю так.