Игрок 2 (СИ) - Риддер Аристарх

Багаж мой, кстати, никто и не думает досматривать. Не принято это. Нет всех этих унизительных фильтраций, в ходе которых заставляют раздеться до трусов. Не зря рядом с лайнером стоит автобус с надписью «Аэроэкспресс».

Такие привозили пассажиров прямо с аэровокзала в центре города к самому вылету.

Едва я захожу в салон, как за моей спиной поднимают трап.

Як-40, труженик внутренних авиалиний не нуждается ни в терминальном «рукаве» ни даже в обычном механизированном трапе.

Всё своё вожу с собой, как говорится. Этот удивительно практичный самолёт больше напоминает мне рейсовый автобус с крыльями.

К полосе нетребователен, собственный трап откидывается позади салона. Внутри два ряда кресел, совсем как в обычном «Икарусе» или «ЛиАЗе» на два с половиной десятка пассажиров.

Такие вот самолёты сделали перемещение между городами Союза настолько доступным, что процветающим западным демократиям даже не снилось.

Керосина, правда, они жрали немерено. Но кто в те времена об этом думал?

Улыбчивая стюардесса раздаёт карамельки. Питание нам не положено, в воздухе нам быть чуть более часа.

— Девушка, девушка! — пытается привлечь её внимание какой-то остряк, — а вы «Посадочные» карамельки раздавать будете?

Девушка в кокетливой розовой униформе дежурно улыбается. Даже самые ярые критики советского сервиса не могут и слова дурного сказать про «Аэрофлот».

Даже на внутренние рейсы брали лучших из лучших, умниц и красавиц, прошедших строгий отбор. Форму для них шил Московский дом Моды.

Конкурс был огромным, привлекала и романтика профессии, и возможность повидать страну, а если повезёт, и весь мир.

Я беру из предложенной горки пару карамелек и прячу их в карман.… угощу при встрече. «Взлётную» можно получить только в самолёте, отчего эти конфетки считаются жуткой редкостью, а девушкам нравится всё необычное.

Вновь я ловлю себя на том, что думаю о студентке из симферопольского МЕДа. Странно это и непривычно для человека, чьи отношения с девушками были скорее поверхностными.

Даже в манекенщице Алёне меня привлекала внешность и зависть окружающих, когда нас видели вместе, а вовсе не богатый внутренний мир. А здесь, надо же…

— А правда, что мы сейчас к Турции ближе, чем к Советскому Союзу? — сбивает меня с мысли вопрос соседа по креслу.

— Неправда, — отвечаю ему, — с чего бы вдруг?

— Но мы ведь уже над нейтральными водами, — не успокаивается он. — Чисто технически, за пределами родной державы. В небе ведь нет границ.

Только после этих слов приглядываюсь к моему соседу внимательнее. Самый обычный мужчина. Поношенный пиджак, под ним клетчатая рубашка, полинявшая от многочисленных стирок. Лысина на половину головы, с несколькими, отчаянно цепляющимися за кожу волосками в середине.

Навскидку ему лет сорок с небольшим, но чувствуется, что многого от жизни человек уже не ждёт. Вот только глаза за толстыми стёклами очков выглядят не то испуганными, не то изумлёнными.

В руках он отчаянно сжимает потёртый чемодан-дипломат. Так, что даже пальцы побелели. Самый обычный, в таких и документы носят и перекусы на работу. Что угодно можно в такой положить. И в аэропорту его не досматривали, как и меня.

— Я бы всё-таки предпочёл Крым, — говорю ему уклончиво.

— Почему же? — отвечает он мне с каким-то отчаянным вызовом. — Вам так нравится жить в клетке, где душат свободу?

Угоны самолётов в СССР отнюдь не были редкостью. Какие-то случаи широко освещались в СМИ в назидание тем, кому в голову придёт подобная мысль.

Другие, особенно успешные, замалчивались.

Совсем недавно в семидесятом, здесь же в акватории Чёрного моря угнали… отец и сын Бразаускасы. Застрелили стюардессу и, угрожая оружием, приказали лететь в Турцию.

Они до сих пор ещё сидят в турецкой тюрьме. Много позже, уже освободившись и переехав в США, отец пристрелит сына в бытовой ссоре. Как по мне, собаке — собачья смерть.

Запретный плод сладок, и учитывая сложность выезда за рубеж, идея покинуть пределы Страны Советов на угнанном самолёте приходила во многие лихие головы. Заканчивалось это, чаще всего, плохо. В том числе и гибелью самолёта вместе с пассажирами.

Так что хрен его знает, что там в чемоданчике у моего соседа.

Предположим худшее. Тогда он сейчас, как маятник в точке равновесия. Малейшее влияние может качнуть его в любую сторону. Если бы мой сосед твёрдо решил устроить угон самолёта, то не лез бы ко мне с дурацкими вопросами.

А так, не исключено, что просто боится. Поэтому сам себя накручивает, чтобы решиться.

— А вы бывали в Турции? — спрашиваю равнодушным тоном, — неужели понравилось?

— Нет, а вы? — ведётся странный пассажир.

— В командировку ездил, — отвечаю. — И доложу я вам, таким как мы там точно ничего хорошего не светит.

— Это почему? — он даже хватку ослабляет от удивления.

— Мир капитала, — отвечаю, — волчьи законы. А женщины⁈ Им подавай миллионеров с виллами и мерседесами. На простых тружеников вроде нас с вами они даже не глянут.

— А у нас, думаете, по-другому⁉ — вспыхивает мой собеседник. — Я пятнадцать лет учителем химии проработал. Да, гвоздиками не торговал, деньги домой чемоданами не носил. Зато честным трудом! А она…

Химии, значит. Час от часу не легче. Не зря шутили, что в советское время можно было из набора «Юный химик» ракетное топливо сделать. Прикладная наука сейчас на очень достойном уровне.

— Что, она? — поддерживаю разговор.

На щеках у собеседника хотя бы румянец появился. Уже добрый знак. Надеюсь, у меня получится уболтать его и отвлечь от разных нехороших мыслей.

Вполне возможно, что я сейчас на воду дую, и нет у него в дипломате ничего, кроме бутерброда с колбасой да пары сменных плавок.

Но, как говорится, лучше перебдеть, чем лететь к земле вместе с горящими обломками.

— Развелась, и за боксёра замуж вышла! — чуть ли не выкрикивает он. — Сказала, что я мямля. А я не такой… я настоящий… Скоро все обо мне заговорят, и тогда она поймёт, каким я был!

Глава 19

— Скорее всего, — произношу я, аккуратно подбирая слова, — если с нами в воздухе что-то случится, то уже никто ничего про нас не поймёт.

— Это ещё почему? — мужчина с вызовом вскидывает подбородок.

Он впивается в меня взглядом, словно хочет удостовериться, не вру ли я.

— Так, мы над морем сейчас летим, — поясняю, — обломки после даже водолазы не найдут. Пропадёт точка с радаров, и всё. А ваша супруга, уж простите, ничего, кроме облегчения, не почувствует. Вы ей, можно сказать, освободите дорогу к дальнейшему личному счастью.

— Да как же так-то? — на лице у моего соседа борются сразу несколько эмоций, главная из которых какая-то детская обида.

— Вот так, — припечатываю я, — с глаз долой, из сердца вон.

Не давая ему времени на раздумье, я достаю из кармана подаренный Багратионом коньяк и решительно сворачиваю винтовую пробку.

— Вот, хлебните.

Мужчина опасливо оглядывается, как троечник на экзамене. Только что угрожал нас к Нептуну в гости отправить, а сейчас стюардессу застеснялся. Но та занята чем-то в буфетном отделении за шторкой. На рейсе она всего одна, самолёт небольшой, справляется.

Так что он принимает бутылку и делает глоток. Чуть поразмыслив, повторяет процедуру и замирает, уставившись в пространство. На его бледные щёки потихоньку возвращается румянец.

«А жизнь-то налаживается», — вспоминаю я старый анекдот.

Словно опомнившись, сосед передаёт бутылку мне.

— И как же быть? — спрашивает он, словно ждёт от случайного попутчика каких-то серьёзных жизненных откровений.

И я его, разумеется, не разочаровываю.

— Жить, — говорю я, — вы уже развелись?

— Вчера! — он зачем-то лезет в карман, видимо, за паспортом, но я останавливаю его, возвращая коньяк.

— Это надо отметить! — провозглашаю я, — Так вот она, настоящая свобода. Прилетишь в Крым, там девчонки, как на подбор, умные, красивые! Самый лучший способ отомстить своим бывшим знаешь какой?