Нил Стивенсон - Золото Соломона
На миг промелькнула мысль: уж не Исаак ли — не иначе как в соответствии с принципом дальнодействия — повлиял на принцессу Каролину в Ганновере и подстроил его возвращение в Лондон?
— Так в чём ваша загадка, Даниель?
— Сегодня я встречался с человеком, который знает о деньгах много больше моего. Он пытался оценить гинею.
— Или монету, выдаваемую за гинею, — поправил Исаак.
— Согласен. Я сказал «гинея», потому что в конце концов она оказалась гинеей.
— Он должен был её взвесить.
— Так он и сделал. И вес монеты не вызвал у него нареканий. Казалось бы, вопрос решён. Однако дальше он сделал очень странную, на мой взгляд, вещь: положил монету в рот и надкусил.
Исаак не ответил, но, кажется, вновь слегка порозовел: по всей видимости, история его заинтересовала. Он сцепил руки на столе, подобравшись, как кошка.
— Даже я, — продолжил Даниель, — знаю, что монетчики частенько изготавливают фальшивки из золотой фольги, заполняя середину сплавом, который и легче, и мягче золота. Соответственно, чтобы проверить монету, её надо либо взвесить, либо попробовать на зуб. Годятся оба способа. Если монета прошла проверку взвешиванием, то её подлинность доказана! Нет ничего тяжелее золота. Подделка выявляется по недостатку веса. И всё же этот человек — исключительно сведущий во всем, что касается денег — счёл нужным надкусить монету. Есть ли тут какой-то резон? Или мой знакомец просто глуп?
— Он не глуп, — сказал Исаак, устремляя на Даниеля ледяные кометы глаз.
— Вы подразумеваете, что глуп я?
— Связавшись с таким человеком? Глупы или наивны, — отвечал Исаак. — Поскольку вы двадцать лет прожили в глуши, я готов допустить второе.
— Так развейте мою наивность, скажите, что это за человек.
— Весовщик.
— Безусловно, поскольку он взвешивает, но вы вкладываете в это слово некий смысл, который мне, пришельцу из глуши, совершенно непонятен.
— Несмотря на все мои старания улучшить работу Монетного двора и сделать все гинеи полностью одинаковыми, разница в весе сохраняется. Некоторые гинеи чуть тяжелее остальных. Эту погрешность можно уменьшить, но нельзя устранить совсем. Я уменьшил её настолько, что для честного человека разницы нет. То есть большинство лондонцев — включая искушённых коммерсантов — без колебаний обменяют одну гинею на другую, иногда даже не утрудившись её взвешиванием.
— Я прекрасно помню времена, когда всё было иначе, — заметил Даниель.
— Вы говорите о нашем визите на Сторбриджскую ярмарку перед началом Чумы, — тут же ответил Исаак.
— Да, — подтвердил Даниель после мгновенного замешательства.
Они как-то пошли на ярмарку покупать призмы, и по дороге Исаак отпустил несколько замечаний касательно флюксий — начало анализа бесконечно малых. Во время долгого плавания через Атлантический океан Даниель выудил из глубин памяти тот разговор, припомнив некоторые частности, вроде формы водорослей в реке Кем, изгибаемых её течением. Теперь стало понятно, что Исаак в последнее время напряжённо думал о том же самом.
Продолжать болтовню о монетах, когда истинная тема беседы уже практически всплыла на поверхность, было слегка нелепо. Однако англичанин всегда предпочтет лёгкую нелепость мучительной прямоте. Итак, дальше о нумизматике.
— Затем она — денежная система — пришла в ещё больший упадок, — сказал Исаак.
— Позвольте напомнить, что я уехал лишь в середине тысяча шестьсот девяностых, когда в стране практически не осталось денег, и наша экономика превратилась в конфетти расписок.
— Теперь Англия купается в золоте. Наша денежная единица тверда, как адамант. Успехам нашей коммерции завидует весь мир, и даже Амстердам уступил нам первенство. Тщеславием с моей стороны было бы приписывать это только своим заслугам. Однако простая честность требует сказать, что такое не стало бы возможным, не знай каждый англичанин, что одну гинею можно смело обменять на другую. Что все гинеи одинаковы.
Внезапно всё, что Даниель знал о мистере Тредере, выстроилось в новую, неожиданную, но чрезвычайно связную картину: как будто груда щебня у него на глазах сложилась в мраморную статую.
— Позвольте догадку. Весовщик, — (Даниель едва не сказал: «мистер Тредер»), — это человек, который делает вид, будто, как всякий честный англичанин, верит в одинаковость гиней, однако тайно взвешивает каждую попавшую ему в руки монету на очень точных весах. Лёгкие и средние он возвращает в оборот. Тяжёлые — откладывает. Накопив, предположим, сотню таких, он получает достаточно металла, чтобы отчеканить сто и одну гинею. Он создал новую гинею из ничего.
Исаак сказал «да» медленным движением век.
— Конечно, то, что вы описали, лишь самая простая из их уловок. Те, кто её освоил, быстро переходят к более преступным махинациям.
Однако Даниеля, всё ещё переваривавшего новость, заклинило на самом простом.
— Такое возможно, — предположил он, — только если через руки этого человека, по роду его деятельности, проходит большое количество монет.
— Разумеется! Вот почему практика взвешивания столь распространена среди денежных поверенных. Я чеканю гинеи и отправляю их в оборот; эти люди распускают ткань, с таким трудом мною сотканную — возвращают самые тяжёлые монеты в Лондон, где те неизменно оказываются в сундуках у самых гнусных изменников королевства!
Даниель вспомнил, как они проезжали мимо казнённых на Тайберне.
— То есть весовщики связаны с монетчиками.
— Как пряхи с ткачами, Даниель.
Мгновение Даниель молчал, припоминая всё, что знал о мистере Тредере.
— Вот почему я был потрясён — до глубины души, если желаете знать, — увидев, что вы путешествуете в обществе такого человека! — проговорил Исаак, и впрямь слегка дрожа от переизбытка чувств.
Даниель так привык к загадочному всеведению Исаака, что почти не удивился.
— На сей счёт, — сказал он, — у меня есть объяснения, которые, знай вы их, показались бы вам неимоверно скучными.
— Я озаботился навести справки и соглашусь, что в вашем временном знакомстве с упомянутым господином нет ничего недолжного, — отвечал Исаак. — Будь я склонен к мнительности, как Флемстид, я бы истолковал ваше продолжающееся с ним общение наихудшим возможным образом! Однако я вижу, что вы, не ведая истинной сущности этого человека, подпали под его обаяние, потому и предостерегаю вас сейчас в надежде, что вы сделаете самые серьёзные выводы.
Даниель чуть не расхохотался. Он не знал, какое утверждение смешнее: что Исаак не мнителен или что мистер Тредер наделён обаянием. Лучше сменить тему!
— Вы так и не ответили на мой вопрос, зачем он надкусил монету, если уже её взвесил.
— Есть способ обмануть проверку взвешиванием, — сказал Исаак.
— Невозможно! Нет ничего тяжелее золота!
— Я открыл, что есть золото тяжелее двадцатичетырёхкаратного.
Даниель на мгновение задумался.
— Абсурд.
— Ваш мозг как логический орган отвергает подобную мысль, — сказал Исаак, — поскольку чистое золото, по определению, соответствует двадцати четырём каратам. Чистое золото не может стать чище, а следовательно, не может быть тяжелее. Разумеется, мне это известно. Однако, говорю вам, я собственными руками взвешивал золото, более тяжёлое, чем достоверно чистое.
В устах любого другого человека на земле — включая натурфилософов — фраза означала бы: «я напортачил со взвешиванием и получил неверный результат». В устах сэра Исаака Ньютона это была истина евклидовой непреложности.
— Мне вспомнилось открытие фосфора, — проговорил Даниель после некоторого раздумья. — Нового природного элемента с невиданными прежде свойствами. Может быть, есть и другие. Может быть, существует вещество, во многом сходное с золотом, однако обладающее большим удельным весом, и золото, о котором вы говорите, имело примесь этого вещества.
— Отдаю должное вашей изобретательности, — с лёгкой иронией проговорил Исаак, — но есть более простое объяснение. Да, золото, о котором я говорю, содержит примесь: флюидную субстанцию, заполняющую промежутки между его атомами и придающую металлу больший удельный вес. Я полагаю, что субстанция эта — не что иное, как…
— Философская ртуть! — Слова сорвались с языка под влиянием искреннего чувства, отразились от тёмных дубовых стен и, вернувшись через уши, заставили Даниеля вздрогнуть от собственного идиотизма. — Вы считаете, что это философская ртуть, — поправился он.
— Тонкая материя, — проговорил Исаак без тени волнения, но с суровой торжественностью Радаманта. — Цель алхимиков с тех самых пор, как тысячи лет назад царь Соломон увёз знание на Восток.
— Вы искали следы философской ртути, сколько я вас знаю, — напомнил Даниель, — и ещё каких-то двадцать лет назад все ваши поиски были безуспешны. Что изменилось?
