Александр Владимиров - Золотарь его величества
– Ну, что? – спросил он.
– Дым.
– Знаю, что дым, – молвил князь, – где он твой дым?
– Сейчас шар воздухом наполним. В небо поднимемся, вы сами ваше сиятельство увидите.
– Увижу, – прошептал Ельчанинов и нервно заходил от шара к домику и обратно.
Между тем второй «Андлар» медленно стал опускаться. Когда он коснулся земли, князь подскочил к выбиравшемуся из него родственнику князя-воеводы.
– Что скажешь Семен? – спросил он.
– Над морем, в районе Крестового острова с утра начал подниматься густой черный дым. Словно что-то там горит…
– А не может это быть, что охотники там или поморы. – Перебил его, Силантий Семенович.
– Да откуда там охотники. Поморы эти могут в районе тех островов быть. Так ведь они дядькой моим почти все в крепости закрыты.
– Вот то-то почти все. А если кто не послушался и ушел в море… Семен взглянул на Ельчанинова.
– Даже если и ушли, то вряд ли от них был бы такой дым. Это или надо лодку сжечь, или лес подпалить. Вот вы меня не дослушали ваше сиятельство, – проговорил с укором в голосе паренек, – перебили. А я вам хотел доложить, что видел сейчас в море силуэты семи кораблей. Что движутся со стороны пожарища к Ново-двинской цитадели.
– Так что же ты… – Начал, было, князь, да замолчал. Ведь племянник воеводы в чем-то был прав. Это он сам, не выслушав донесение до конца, перебил летчика. Князь вздохнул, направился, было к домику, когда его окликнул Егор.
– Ваше Сиятельство, – проговорил тот. – Шар готов.
Вернулся. Забрался в корзину. Стоявший внизу монах (этот даже и не подумал переодеться в камзол) медленно стал стравливать веревку. Шар потихоньку стал подниматься в небо. И князь вновь ощутил те же самые ощущения, что были у него в тот день, когда они втроем: он ремизов и Золотарев, поднялись в первый раз в небо.
Шар замер. Егор достал из коробочки, что была прикреплена к корзине подзорную трубу. И показал в ту, сторону, где над лесом поднимался черный дым.
«А ведь его с земли, и даже с дерева и не узришь, – подумал Силантий Семенович, – Ай, да Золотарев, ай да эстляндец».
Дым действительно был такой густой, что казалось, будто он затмит собой солнечный свет.
– А ты как считаешь, – спросил вдруг князь у Егора, – Что горит?
– Если допустить, что сие устроено злодеями, – молвил летчик, – я считаю какой-нибудь корабль. Шведы на него наткнулись. Рыбаков поубивали, и подожгли.
– Оно конечно верно, – согласился Силантий Семенович, – но есть одно но. Живы рыбаки.
– Как это живы?
– Я думаю, когда шведы на их корабль наткнулись, вполне возможно те на острове были. Увидели шведов, не вышли. Те пождали чуток, а потом подожгли. Как бы те не сообщили об их появлении.
– Но дым… – начал, было, Егор, но Ельчанинов перебил:
– Дым с земли не виден. Мы и то, только благодаря шарам и разглядели.
Князь замолчал и стал вглядываться в черные силуэты кораблей. Их увидеть можно было пока только в подзорную трубу. Определить, что это за типы, даже с помощью нее было трудно.
Тем временем шар медленно стал спускаться. Когда он коснулся земли. Монах закрепил его прочно веревкой. Затем помог выбраться князю и летчику.
Ельчанинов подозвал к себе Семена. Когда тот подошел, сказал обоим пилотам:
– С кораблей глаз не спускайте. Смотрите у меня. Поднимайтесь по очереди. Сказал, вскочил на коня и умчался в сторону города.
II
«Двадцать пятого в четыре час по полудни мы миновали селение, у которого стояло на якоре несколько русских ладей; из опасения, что приятель прознает о нашем прибытии, не решились на них нападать. Продолжили свой путь».
Записал в журнал Карл Лёве. Вышел на палубу и закурил трубку. Подошел к нему лейтенант Юхан Алин, протянул подзорную трубу, командор отрицательно помотал головой. Вот уже сутки, как Лёве глодали сомнения. Он все думал, а правильно ли поступил, когда отдал приказ сжечь лодку. Может, стоило оставить одну из яхт, глядишь и поймали бы ту «дичь», что скрылась в лесной глуши острова. Карл вздохнул тяжело, чем вызвал удивление у лейтенанта.
«Пусть думает, что о родине тоскую, – подумал он, – а ведь у меня на душе кошки скребут. Такое ощущение, что на гибель эскадру веду. Будем надеяться, что дым от горящей ладьи не виден был. Слава всевышнему, – вновь вздохнул командор, – русские заставы далеко. В лучшем случае до них сутки идти. А на таком расстоянии, не то, что дым, остров то не разглядишь».
– Собрать в моей каюте всех офицеров, – скомандовал Карл Леве, развернулся и направился в сторону кормы. Затем остановился и добавил, – часа через два. Лейтенант засуетился и убежал.
Через два часа, когда корабли бросили якоря в миле от острова Сосоковец. Шлюпки с двух фрегатов, двух яхт, шнявы и галиота подошли к «Варбергу». Одним за другим капитаны поднялись на палубу. Перешептываясь, они прошли в каюту командора. Там кроме Карла Лёве были: лейтенант Юхан Алин и голландский штурман Петер Андерсен, служивший шведской короне вот уже восемь лет. Причем голландец частенько раньше бывал в Архангельском городке, но был изгнан оттуда. Причина, по которой русские это сделали, Петер умалчивал.
– Господа присаживайтесь, – приказал командор. Когда офицеры выполнили его просьбу, поинтересовался, – знаете ли вы господа, что мы в миле от архангельского речного бассейна? Одобрительный гул. Карл поднял руку и шум прекратился.
– Посему приказываю, по прибытию на свои корабли поднять полотнища английских, голландских и бременских флагов. Это нам позволит получить на борт русских лоцманов. – Леве закашлял, все-таки курение да холодный северный ветер давали о себе знать. – И еще господа, у русских, как утверждает господин Андерсен, – добавил командор, – скоро будет таможня. Голландец кивнул и промычал:
– Ja, ja.
Лёве с недовольством взглянул на штурмана. Тому достаточно было просто кивнуть. Петер ехидно улыбнулся и закурил. «Будь моя воля, не взял бы тебя», – подумал командор.
Улыбнулся в ответ. Тут он был бессилен. Сам государь посоветовал этого штурмана, утверждая, что тот неплохо знает корабельный путь в Архангельск.
– Так, что господа, – продолжил Лёве, – спрячьте лишние пушки, подальше от русских глаз. Ни русскому лоцману, ни таможенникам их видеть не надобно. Пусть считают, что мы обычные негоцианты. А теперь господа можете быть свободны.
Переговариваясь, офицеры вышли из каюты. Долго что-то обсуждали у бортика, прежде чем спустились в шлюпки и отплыли к своим кораблям.
Медные и железные пушки на верхней палубе прикрыли чехлами, искусно построенных из пустых бочек, фальшивых кулей и корзин. Флаги на кораблях эскадры были заменены. Боцманы вынесли из хранилищ аглицкие, голландские и бременские флаги. И теперь, когда они гордо реяли на морском ветерке, военная флотилия все более походила на караван мирных негоциантов. Офицеры сдали форменные мундиры и шпаги, до времени корабельным оружейникам. И только тогда флот двинулся в путь.
В час ночи двадцать шестого июня у острова Сосковец эскадра вновь стала на якорь.
Командор, на котором сейчас был теплый голландский кафтан, открыл окно каюты. Холодный злой ветер ворвался внутрь, попытался сорвать с головы Карла Лёве парик, затем раскрыл журнал и опрокинул глобус.
– Вот дьявол, – выругался командор, понимая, что его попытка проветрить каюту ни к чему хорошему не привела. Только переполох поднял в этом маленьком помещении.
Леве захлопнул окно и подошел к журналу. Немного подумал, взял перо и записал:
«26 – го в 1 час ночи мы бросили якорь у острова Мудьюгского, расположенного у бара при архангельском речном бассейне. Я приказал на кораблях поднять английский флаг. Полагаю, что с помощью его привлеку на борт несколько лоцманов».
Захлопнул книгу, расстегнул пуговицу на мундире. И не снимая сапог, грохнулся на кровать. В три часа ночи его разбудил лейтенант Юхан Алин.
Командор протер глаза, хотел, было отругать того, но служивый был расторопный, и успел, прежде чем послышалась брань, сообщить, что к «Варбергу» подошел русский бот, который поморы именуют не иначе, как коч.
На сердце у Карла повеселело. Он приказал поднять флаг, ударить в барабаны и встать в ружье. После чего сам отправился встречать их у фалрепа.[43]
Прошло больше надели, как Иван Емельянович Рябов да Дмитрий Горожанин находись на острове Сосковец. Почти каждый день выходили они ловить рыбу, и почти всегда пареньку казалось, что лоцман чего-то ждет. Иногда он доставал свою подзорную трубу, подаренную государем Московским в тысяча шестьсот девяносто третьего году, и вглядывался в синюю гладь моря.
Иногда помор возвращался в реальность и направлял свой коч, туда, где кружили чайки. А рыбы было так много, что Рябов вздыхал и ругался. Проклинал шведов зато, что их экспедиция, сим словом назвал капитан-командор флот злодеев, срывал рыбные промыслы. Митя частенько слышал, как он шептал:
