Алексей Махров - Русские не сдаются!
А впрочем, ни хера это гансам не помогло – мы всё равно победили! Я усмехнулся, окинув Курта насмешливым взглядом, и принялся оглядываться по сторонам. В целом ничего интересного, кроме красиво стоящих палаток и походно-полевого сортира, здесь не было. Мало того – местные, так сказать, жители, вылезшие посмотреть, кто это тут приперся, уже убрались восвояси, и территория базы снова оказалась пуста. Только бродил вдоль воображаемой «линейки» часовой. Я припомнил, что по пути сюда никаких постов не видел. Это не означало, конечно, что их не было – наверняка были, причем в количестве больше одного, но я их не заметил. Здорово замаскировались, козлы!
Офицер не появлялся довольно долго – минут десять я наслаждался отдыхом, постепенно восстанавливая силы. Для фотосессии на плакат, рекламирующий здоровый образ жизни, мне, конечно, не дотянуть, но хорошенько въехать кому-нибудь в рыло я уже готов.
– Курт, тащи сюда пленного! Все остальные – разойдись! – скомандовал обер-лейтенант.
И только сейчас десантники начали снимать снаряжение. А рыжий толкнул меня в палатку. После солнечного дня там царила темнота. Только у дальней стенки горела небольшая карбидная лампа, освещая столешницу самодельного стола.
– Действительно, совсем молодой! – раздался высокий, как у оперного певца голос. И в круг света от лампы попали рукава мундира. А затем показалась и грудь. Ого, а этот тип при полном параде – даже ленточка какого-то ордена в петличке видна. – Развяжите ему руки и посадите к столу.
Курт, поморщившись, но не осмелившись перечить прямому приказу, достал нож и разрезал на мне веревки. Машинально потирая запястья, я сделал несколько шагов и присел на нечто вроде табуретки, сделанной, как сортир и стол начальства, из жердей.
– Что у него с собой было, Карл? – говоривший чуть подался вперед, и в световое пятно попало сухое костистое лицо с длинным раздвоенным подбородком.
– Вот, господин гауптман, его документы, – обер-лейтенант выложил на край стола мой комсомольский билет, удостоверение кандидата и конверт с деньгами.
Капитан молча развернул «корочки» и принялся их внимательно изучать. Видимо, с русским языком он не дружил, поскольку на чтение нескольких строчек потратил минут пять. Всё это время Курт возбужденно дышал за спиной, ожидая, видимо, некоего откровения, после которого меня можно вывести в расход. Но команды «фас» так и не прозвучало.
– Очень интересно! – своим неприятным голосом (я всегда ненавидел теноров) сказал капитан, аккуратно пересчитав купюры из конверта. – По крайней мере, по возрасту он реально не комбатант – ему еще семнадцати лет нет. Но при этом состоит в организации юных коммунистов и учится в специальной школе.
Здоровяк за спиной разочарованно вздохнул – прямо сейчас убить меня не выйдет.
– Какое при нем было оружие, Карл? – продолжил капитан.
Обер-лейтенант выложил рядом с документами мой «Парабеллум» в кобуре и трофейный нож в чехле. А Курт, немного повозившись, украсил всю эту кучу, положив сверху «АВС».
– Ого! – высокое (по местным меркам) начальство соизволило удивиться. – Вы правы, Карл, набор странный!
Первым делом капитан принялся возиться с винтовкой. Видимо, «живьем» такое оружие ему видеть никогда не приходилось, поэтому затеянная им за каким-то хреном неполная разборка заняла около четверти часа. Потом наступил черед пистолета – с ним капитан управился гораздо быстрей, чувствовался немалый опыт. Нож не вызвал особых манипуляций – его просто достали из ножен, покрутили перед носом и убрали. Всё это время я провел с максимальной пользой – незаметно напрягал и расслаблял мышцы, постепенно приводя себя в нужный тонус.
После этого капитан кивнул, и Курт аккуратно снял оружие со стола. Впрочем, уносить не стал – просто положил рядом у стеночки. И замер в ожидании дальнейших приказаний.
А капитан, поставив на стол локти и умостив свой раздвоенный подбородок (который очень украсила бы большая бородавка с пучком торчащих из нее волос) на сцепленных ладонях, принялся сверлить меня взглядом. Я в ответ начал рассматривать его ухо. Говорят, это очень неприятно для изучаемого субъекта – смотрят вроде бы на тебя, но как будто сквозь.
– Кто ты есть такой? – внезапно рявкнул капитан, устав ломать об меня глаза. В его исполнении это прозвучало так: «Кьто ти эст тьякой?»
– Простой советский человек! – пожав плечами, ответил я.
После такого ответа немец завис секунд на тридцать.
– Имя? Звание? Номер части? – После нестандартного начала допроса капитан решил вернуться к регламенту. Ну и правильно: орднунг – это же наше всё!
– Игорь. Школьник. Школа номер сто семьдесят пять, – монотонно сказал я, перенося взгляд с уха немца на его переносицу. Кто-то мне рассказывал, что при таком направлении взгляда глаза кажутся предельно честными.
– Что ти сказаль? – Капитан выглядел озадаченно. Зачем-то снова раскрыл лежавший на столе комсомольский билет, а потом растерянно посмотрел на обер-лейтенанта. Но тот только пожал плечами – видимо, владел русским не лучше своего командира.
– Я говорю: имя – Игорь. Звание у меня – школьник. Номер школы – сто семьдесят пять, – терпеливо повторил я.
– Так ты не солдат? – догадался капитан. Он даже улыбнулся радостно: мол, какой я молодец, сумел перевести такие сложные фразы чужого языка.
– Нет, конечно! – Я скорчил гримасу, призванную убедить немцев, что крайне удивлен таким предположением. – У нас в армию берут с восемнадцати лет, а мне еще семнадцати нет.
– Но ты в униформе! – зачем-то тыкая в меня пальцем, видимо для убедительности, сказал капитан.
– Я?!! – делая вид, что только заметил на себе гимнастерку и бриджи, удивленно выкатываю глаза. – В униформе?!! А, так вы имеете в виду это обмундирование?
– Да! – подтвердил капитан. – Bekleidung!
– Так это мне красноармейцы дали, когда моя одежда обгорела, ага! – словно о чем-то само собой разумеющемся сказал я.
– Обгорела? Когда и где?
– Дык третьего дня, на станции! Бомбёжка была, пожар, я тушить помогал, одежда обгорела!
– Ich nichts verstehen…[49] – пробормотал капитан и снова взглянул на обер-лейтенанта, ища поддержки.
– Was sagt er?[50] – поинтересовался обер-лейтенант Карл.
Капитан честно попытался воспроизвести по-немецки ту ахинею, что я нёс.
– А офицерские сапоги и автоматическое оружие ему тоже красноармейцы дали? – усмехнулся Карл. – Держу пари, он скажет, что нашел всё это в лесу!
Даже в темноте было видно, что лицо капитана пошло красными пятнами.
– Ти вздумаль со мной играть? – угрожающе произнес он и тут же решил блеснуть знанием русских идиоматических выражений: – Мьеня на мьякине не проведешь!
– Куда вас провести? – недоуменно спросил я.
Это стало последней каплей – немец с силой шарахнул по столешнице кулаком. К сожалению, самодельный стол явно не был предназначен для таких нагрузок – подломилась одна из жердей, служащих столику ножкой, и всё сооружение рухнуло прямо на меня. Однако это происшествие никак не повлияло на шанс сбежать: немцы, мать их арийскую во все дыры, оказались ребятами тренированными – стоящий за спиной Курт мгновенно зафиксировал меня, положив здоровенные ручищи на плечи, а Карл сделал шаг в сторону, открывая себе директрису стрельбы, и откинул клапан висящей на животе кобуры. В довершение всего в палатку на шум прибежали еще два десантника. Их капитан и заставил вынести обломки стола. Пока они возились, я ногой придвинул к себе большую и острую даже на вид щепку, прикрыв ее подошвой сапога.
Некоторое время после происшествия мы просидели молча. Офицер, злобно зыркая на меня исподлобья, глубоко и часто дышал, старательно пытаясь обрести душевное равновесие. И все-таки справился с гневом – кивнул подчиненным, и Курт убрал с моих плеч свои кулачищи, а обер-лейтенант прекратил лапать кобуру. Ай, маладца!
– Что ти делаль в лесу с оружием? – продолжил допрос капитан.
– Дык это, това… гражда… господин офицер, я по нужде в лес пошел. Ну, по-маленькому!
Бедный капитан снова растерянно посмотрел на Карла. И я решил «прийти к нему на помощь»:
– Отлить пошел! Тоже не понимает? Пи-пи делать! Не сечете? Пись-пись!
– А! – обрадовался капитан, услышав знакомые звуки. – Sie gingen zu urinieren![51]
– Нет! – я решительно помотал головой. – Не уринился я! С малолетства этим не балуюсь! Просто поссать пошел! А тут вокруг стрельба, военные бегают. Один из них винтовку обронил. Я подобрал и за ним – вернуть хотел, вещь-то казенная. А мне кто-то сзади по балде ка-а-а-ак стукнет! Ну, я натурально с копыт – бряк! Очухался, а тут эти хари усатые вокруг!
– Was sagt er? – снова поинтересовался обер-лейтенант.
– Er sagt, dass er in den Wald gegangen, um zu urinieren. Dann begannen die Dreharbeiten. Gewehr fiel jemand aus dem Militär. Er hob[52], – пожав плечами, мол, за что купил, за то и продаю, ответил капитан.
