Андрей Валентинов - Мне не больно
– Надо было этого Гонжабова… при попытке к бегству, – не удержался Михаил. – Натворит еще всякого…
Ерофеев хмыкнул:
– Ишь, какой кровожадный! Я бы его сам в расход вывел, скверный он человечишко… Да нельзя, государству потребный! Мы – люди подневольные… А теперь слушай, капитан…
Громкий голос Ерофеева понизился до шепота:
– Меня замнаркома наш вызвал. То да сё, а потом про тебя разговор зашел. Он велел тебе передать – без свидетелей: твои, в Большом Доме, громадный на тебя зуб заимели. Будто ты с командиром твоим, что пропал, Пустельгой, специально саботажем занимался, когда «Вандею» искал. Сейчас Ежов чистку проводит – чужаков в центральном аппарате ищет. На самом верху думают, что «Вандея» эта потому не ловится, что ее люди в Большом Доме сидят, смекаешь? Ну, и пошла коса косить! И в областных управлениях тоже чистят… Видать, «Вандея» эта крепко поперек горла встала! Вот так, Михаил… Уж не знаю, что тебе посоветовать. Пустельга этот, как думаешь, перебежал?
– Куда? – скривился Ахилло. – К японцам, что ли? По-моему, эта «Вандея», если она действительно существует, очень ловко сыграла в переводного сумела направить удар в другую сторону. А Пустельгу убрали, думаю, потому, что он слишком близко к «Вандее» подобрался…
– А ты знаешь, куда это он подобрался? – тихо поинтересовался Ерофеев. Если знаешь, шепни. Мы сами разберемся, а тебя прикроем, будь спокоен. На тебя ни одна собака не тявкнет!
– Подумаю, – кивнул Ахилло. Причина неожиданного визита Ерофеева теперь становилась очевидной. НКГБ собирался сам выйти на таинственное подполье, и помощь сотрудника бывшей специальной группы была очень к месту.
– Подумай, – кивнул майор, затаптывая окурок. – Ну, пошли, у меня для тебя подарок имеется.
Подарок был торжественно извлечен из большого портфеля, принесенного гостем. Михаил не без удивления взял в руки тяжелый футляр темной кожи.
– Бинокль?
– Ага! – кивнул майор. – Не просто бинокль. Глянь-ка на улицу, да свет потуши.
Похоже, готовился сюрприз. По команде Ерофеева Ахилло-старший щелкнул выключателем. Михаил поднес бинокль к глазам, глядя на темную улицу, и вдруг в глаза ударил свет – зеленоватый, неестественно яркий. Улица была видна, словно днём, во всех подробностях: выбоины тротуара, водопроводные люки, потрескавшиеся стены старого дома напротив…
– Александр Аполлонович, теперь вы! – распорядился довольный эффектом Ерофеев. Послышался изумленный вздох – отец опустил бинокль и растерянно покачал головой.
– Врубай свет! – Ерофеев подошел к столу и плеснул в стопки остаток вина. – Это тебе, Михаил, подарок от руководства. Помнишь, мы говорили про бинокли, чтобы ночью смотреть? С инфракрасным светом? Вот тебе бинокль. Трофейный, кстати. Так что пользуйся, чтоб во всем ясность была. За то и выпьем!
После этого многозначительного тоста Ерофеев извинился за непрошенное вторжение, пожелал Михаилу быстрее выздороветь, а Ахилло-старшему – не болеть вообще, и откланялся.
– Приятный молодой человек, – резюмировал отец. – Помню, мы выступали в девятьсот пятнадцатом в Галиции, так там…
Михаил не стал вникать в отцовские воспоминания. Визит Ерофеева встревожил. Похоже, это пробная попытка вербовки. «Лазоревые» не прочь использовать «малинового», выжать из него нужную информацию и потом, скорее всего, отдать обратно в Большой Дом для последующего заклания. Выходило скверно – хуже некуда.
Болеть уже не тянуло. Михаил, проявив крайний эгоизм, предоставил отцу убирать со стола, а сам сел обратно в кресло. На этот раз подушки были убраны, плед отброшен в сторону. Было о чем подумать…
Итак, «свои» намечают его в качестве очередной жертвы. За последний год Ахилло не раз думал о такой возможности, и вот вода подступила к горлу. Выбора не было. Будь Михаил действительно изменником, его бы защитило и спрятало подполье. Но капитан считал себя честным профессионалом и подобное даже не приходило в голову. Переход к «лазоревым» тоже не мог спасти: «переметчиков» обычно использовали до конца и быстро ликвидировали. Страха почему-то не ощущалось – Михаила охватила злость. То, что делал Большой Дом, было не просто жестоко, это было неграмотно.
Легче всего объявить Пустельгу шпионом, а его группу – двурушниками! А ведь самое обидное, что пропавший старший лейтенант был действительно близок к успеху! Достаточно сделать еще один шаг, может быть, небольшой…
Ахилло вспомнил то, что докладывал Ежову. Да, он сказал не все. Кое-что они с Карабаевым решили пока не оглашать, а сообщить лишь новому руководителю группы. Поступить так подсказал опыт: тайны в Большом Доме хранились из рук вон плохо. Это «кое-что» касалось Дома на Набережной и таинственной черной машины. Если бы не исчезновение командира, группа уже успела бы разузнать многое. Интересно, как поступил Карабаев?
После беседы с Ежовым Ахилло не успел повидаться с лейтенантом: того услали в Свердловск ловить боевиков Фротто. Очевидно, в Главном Управлении пока ни о чем не знают. А ведь разгадка где-то рядом, совсем близко…
Михаил еще раз обдумал, фразу за фразой, разговор с майором. Итак, в эти дни аресты продолжаются. Очевидно, коса прошлась не только по «своим» «частый бредень» пущен по городу. Значит… Значит, черная машина продолжает свои рейсы! Может, и в эту ночь таинственный «Седой» будет ждать своих пассажиров, чтобы отвезти в недоступное убежище…
Злость сменилась азартом и, одновременно, чувством унизительного бессилия. Будь у Михаила хотя бы трое надежных сотрудников, он окружил бы Дом на Набережной, поставил под наблюдения все подъезды и выловил Седого! Приметы ясны: черная большая машина, «седой» шофер, пассажиры с вещами. Это было столь просто, доступно, близко… Но группы, искавшей «Вандею», уже не существовало, а начальство предпочитает топор вместо скальпеля. А ведь найди Ахилло след неуловимых беглецов, раскрой он тайну убежища, беда обошла бы его стороной! Это могло стать спасением…
Капитан подумал, что в принципе можно одеться потеплее и побродить ночью по гигантскому двору Дома на Набережной. Правда, подобный примитивизм едва ли даст результаты. Люди «Вандеи» осторожны, и ночной гуляка во дворе заставит их действовать иначе. Кроме того, странное совпадение не давало покоя – Пустельга попытался лично изучить таинственный «объект». Попытался – и исчез. Нет, одному не справиться… И тут взгляд упал на массивный кожаный футляр, лежащий на столе.
Бинокль, мощный, двенадцатикратный, позволяющий видеть ночью! Ахилло вспомнил, как выглядит Дом на Набережной со стороны двора, и неожиданный замысел начал проступать во всех подробностях…
– Микаэль! Ты куда собрался? – Отец растерянно глядел на своего отпрыска, который деловито одевался, похоже, совершенно забыв о простуде.
Действительно, Михаилу совершенно расхотелось болеть. Это приятное занятие можно оставить на более спокойное время, например, до пенсии, до которой еще следовало дожить. Ахилло надел теплый свитер, сунул в кобуру наган и аккуратно уложил бинокль в портфель. Подумав, он пристроил туда же непочатую бутылку молока: все-таки горло чуть-чуть побаливало. Следовало совместить приятное с полезным.
До набережной он добрался в одиннадцатом часу вечера. Вокруг стояла сырая мгла, с черного неба медленно падали мелкие снежинки, с близкой реки дул пронизывающий ветер. Свитер помогал плохо, и Ахилло спешил побыстрее укрыться за каменной громадой здания. Свернув за угол, где ветер сразу стих, Михаил перевел дух и неторопливо направился к центру двора, где темнели грибки детской площадки. Вокруг было безлюдно, лишь кое-где в отдалении виднелись одинокие фигуры жильцов, спешащих добраться поскорее домой. Желающих прогуливаться по огромному двору, как и следовало ожидать, не оказалось.
Никто не мешал, и Ахилло решил испытать бинокль. Видно было превосходно, и контрразведчик желчно позавидовал своим немецким коллегам. Михаил не спеша оглядывал дом – этаж за этажом, подъезд за подъездом. Здание казалось необозримым, но в конце концов Ахилло обнаружил то, что искал. Окна, которые он наметил, находились в угловом корпусе, выступающем впереди подобно крепостной башне, из-за чего эта часть дома напоминала букву «Г». Ахилло спрятал бинокль, оглянулся и, не заметив ничего подозрительного, направился к нужному подъезду.
По пути он автоматически отмечал посты охраны. Их было несколько, но все они пустовали. Похоже, в этот холодный вечер дежурные предпочитали греться где-то внутри здания. Значит, лишних глаз не было, что облегчало задачу неизвестным подпольщикам, а заодно и самому Ахилло.
Швейцар, а точнее агент в штатском, выполнявший эту работу в правительственном доме, мирно дремал. Михаил подумал было предъявить удостоверение и устроить соне головомойку, но вовремя погасил излишний пыл. Привлекать к себе внимание не следовало: дежурный в подъезде мог работать не только на Большой Дом. Лифт доставил Михаила на верхний этаж. Необходимая квартира была крайней слева. Ахилло поправил галстук, на всякий случай расстегнул кобуру и нажал кнопку звонка. Он не ожидал выстрелов через дверь, но привычка брала свое. Михаил стал слева от двери, прислушиваясь к тому, что происходило в квартире. Толстая обивка плохо пропускала звуки, но вскоре он услышал легкие шаги.
